Послевоенное детство. Улица Малясова. Часть 1 Разное

Прислала Татьяна П.
Часть 2 здесь.

Почему-то я всегда считала Виктора Малясова тихой заштатной улицей, где есть только один двухэтажный жилой дом — тот в котором я росла. Оказалось, ее многие помнят и любят. И постоянно упоминают на сайте. Там прошли детство и юность. Нужно сказать, не слишком веселое детство, Я родилась в 45. Мои родители бежали с Украины от немцев, и всю войну провели на богом забытом киргизском руднике — отец был инженером-угольщиком, а их на войну не брали.
Приехали в Ташкент без ничего. Даже мебель у нас была казенная — с бляхами и инвентарными номерами. В отличие от нас, большинство семей как-то успели обжиться, и жили в Ташкенте до войны — дом принадлежал «Средазуглю». На руднике сеяли хлеб — и у нас на балконе долго стоял ящик с зерном, на всякий случай, пока в нем не завелись мыши. Да еще оказалось, что все дети в доме — старше меня на 4-5 лет. Ну. кто станет играть с трехлетней девчонкой, если тебе — 7 а то и 8 лет?! Вот и получилось. что я вошла в жизнь с кучей комплексов, до сих пор так и не изжитых. Именно поэтому счастливого детства у меня не было — зато мама научила меня читать в 4 года, и с тех пор куда я — туда и книжка.

Но все равно, каким-то образом в жизни двора я участвовала. Двор был довольно дружным. Я до сих пор помню эти застолья, когда собирались взрослые и объявляли: Ну, что будем подавать? И знакомый рефрен: сыр, колбаса, селедка, винегрет…. Колбаса была лакомством, и сыр тоже, а слова «оливье» тогда не было. Винегрет подавали в больших мисках-тазиках. У нас дома, вместо селедки чаще был форшмак. Вообще в магазинах, кроме крабов и сгущенки ничего не было. «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». Такой вот плакат. Стоили они ужасно дешево, порядка тридцати пяти копеек за банку. Пирамиды банок.А моя мама, осуждая приятельницу за жадность, восклицала: «Представляете. она к столу крабов подает!» Ну, какой кошмар, не находите?!

Вообще за всеми продуктами ходили на рынок, особенно по выходным. когда на Алайский приезжали немки из Черняевки. У них были чудесные творог, сметана и масло. А молоко покупали у разносчиков-узбеков: кисло-пресно маляко!! Правда. и на нашей улице люди держали коров, на противоположной стороне от нашего дома, и на Финкельштейна. Правда, никогда не выгоняли их пастись. Уж чем кормили — не знаю. Зато в нашем доме была коза! Которую тоже не выгоняли пастись. Но она точно жила, и я, маленькая, перечисляя членов семьи Княжевских, неизменно присовокупляла и козу — для ровного счета.
Я действительно была одиноким ребенком, и . наверно, поэтому помню столько мелочей и деталей, которых не помнят те самые взрослые девочки, с которыми мы теперь сравнялись. Сороковые годы — какие уж тут лакомства? Слипшиеся комки подушечек с повидлом -вот те конфеты. которые нам покупали не слишком часто. Были еще и другие: убейте, не помню, шоколадные или просто помадка, а вот отчетливо помню фантики: розоватые, с девочкой узбечкой и русским мальчиком, державшими книги в руках. Зато мы с детства были знакомы с попкорном: по дворам ходили узбеки с огромными мешками, в которых лежали шары жареной кукурузы. слепленные каким-то сладковатым сиропом: то ли сахаром. то ли сахарином. Но такое счастье. если тебе покупали этот шар. А уж если мама расщедрится на нут….

По обочинам арыков сидели женщины. Иногда — в паранджах и продавали вареный горох. Его взвешивали на весах, сделанных из почти плоских пластмасссовых желтоватых тарелок на нитках.
Выкладывали в такую же тарелку. посыпали тонко нарезанным луком и красным перцем. Пища богов! Интересно, что потом использованные тарелки полоскали в общем ведре с водой, как я подозреваю — взятой из того же арыка. И хоть бы кто заболел! Но самым- самым любимым для меня лакомством было совершенно особенное монпасье подобного которому , уверена, в Москве не водилось. Представьте желтые, красные или зеленые трубочки, разрезанные на кусочки, заполненные белой карамельной массой. и с узорами с двух сторон: груша. яблоко, цветочек, звездочка и т д. Узор иного цвета. чем трубочка. Как же я его любила! Оно, скорее, напоминало игрушки, чем конфеты. В начале пятидесятых оно исчезло. Я долго не знала, почему. И только через много-много лет, зайдя в кондитерский магазин в Женеве, увидела его, родное. Боюсь, мой неприличный вопль испугал чинных швейцарцев. И тогда я сообразила: оборудование на «Уртаке» сохранилось с дореволюции. Видимо, было швейцарским. Оно честно работало все эти годы, но потом сработалось. и его демонтировали. Вот и все.

А на рынках продавали козинаки из кунжута,тонкие листы фруктовой пастилы, курт и осенью — боярку. Горы боярки банками. И еще, конечно, семечки. Была у нас такая на Кренкеля — бабушка с семечками, ее так все и звали. Очень набожная старушка. И семечки у нее были — отменные. Она торговала ими у бывшей тюремной церкви, потом ставшей клубом парашютной фабрики. Очень красивое небольшое здание с каменной резьбой в виде крестов по всем стенам. Внутри висел лозунг «Под знаменем Ленина-Сталина, под руководством партии большевиков — вперед, к победе коммунизма». А под ногами хрустела скорлупа тех самыъх семечек. Там мы смотрели «Тарзана» и Каменный цветок», и Небесный тихоход» и много трофейных фильмов. Там, и в Доме коммуны», круглом здании, на Энгельса, рядом с домом того за названия, где жили работники НКВД. Говорят, в нем раньше был цирк. Не знаю, так ли это. Обоих зданий давно уж нет.

Летом, конечно. мама водила меня в парк Горького, где я бегала по всем аллеям и приставала к маме, чтобы дала рубль на игорные аттракционы. Ох. как же я проигрывалась! А говорят, при советской власти игорных автоматов не было! Еще как были! Рыбку удочкой с петлей на конце так и не смогла поймать! Игрушку щипцами так и не сумела захватить! Словом — полный банкрот! До следующего раза. И мороженое в металлической вазочке в сквере Революции… И потрясающие фильмы в «Хиве» — «Фестиваль» появился позже. Каким должен быть фильм, если пятилетняя девочка навсегда запомнила и содержание, и игру Симоны Синьоре? «Тень и свет». И самые первые
американские «Три мушкетера» с музыкой старшего из братьев Покрасс. По-моему. Соломона.Вот этого наши власти не потерпели. Умер он. Загадочно. Совсем молодым.

Тогда никто не удивлялся тому, что на Алайском выступают скоморохи на ходулях и вертятся дервиши. Сама видела и то, и другое. Тогда времена были не те, и пяти-шестилетнюю девчонку на базаре никто не обижал. Просто не замечали. По мостовой скакали всадники на конях и верблюдах, проезжали арбы, запряженные ишаками. И лошадь с цистерной керосина, к которой тут же выстраивалась очередь.

А во дворе… собирались дети. играли в прятки, салки, казаки-разбойники: прятались в  обсерватории! Ох, редко меня брали в игры. Конечно, ашички и лянга: в одном письме я прочитала, что в России таких игр нет. Это не так Только здесь они называются, кажется, шоша и бабки. Играли еще и в ножички: чертился круг, делился на секторы, и старались воткнуть ножичек в чужой сектор, чтобы отрезать побольше. Пугали друг друга подвалом: под домом шел подвал-бомбоубежище. Классики, скакалки: Оп-па, оп-па, Америка, Европа, Индия, Китай, скорее вылетай…На златом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич…. Вышел месяц из тумана,
вынул ножик из кармана, буду резать, буду бить, все равно тебе водить.

Как уже сказано, двор был довольно дружный: соседка могла взять девочек и повести на озеро Победы. Чужая бабушка из чужого двора водила нас девчонок на прогулки в обсерваторию. Какие букеты мы там набирали!! Отец моей теперешней подруги, Александр Васильевич Княжевский,. ужасно любивший все новое, купил диапроектор/большой прогресс по тем временам/, и показывал детям во дворе диафильмы. У него и настоящий проектор был, и я смотрела фильм «Секретная миссия». У нас даже как-то спектакль поставили. «Золушку», А уж на День шахтера такие  праздники закатывались в «Средазугле». Я как-то даже приз выиграла. И елки тоже были.  Роскошные по тем временам.
Вот с игрушками было похуже. Особенно, у меня. Как уже сказано, все остальные семьи успели обжиться в Ташкенте. Родители бросили в Донецке все. А оставшуюся одежду почти всю поменяли на продукты. Поэтому мне приходилось совсем худо. Первую настоящую куклу мама привезла из Москвы, когда мне было лет 7-8. Помню как-то на рынке кто-то крикнул: Пупсов дают! Для несведущих: пупсы — голые куклы из целлулоида: это такая твердая тонкая горючая пластмасса. Меня взрослые оставили с покупками, а сами ринулись в очередь. Увы, не досталось. У меня были только маленькие пупсики, какая-то пластмассовая посудка, и, пожалуй все. Мила Покровская подарила мне куклу из толстого картона со съемными бумажными одежками — самая любимая моя игрушка. У других с игрушками было побогаче. Даже мебель была! Но самое мое яркое впечатление: — это елочная гирлянда. привезенная тем же Александром Васильевичем из Москвы. Вместо лампочек в ней были светящиеся фигурки: снегурки, зайцы, деды Морозы. Ванда говорит, что часть гирлянды у нее хранится до сих пор… Больше я ничего подобного не видела. Повторяю: времена были такие, что я с малолетства свободно бродила по всем окрестностям. И ничего.

И за хлебом бегала: или «на Чкалова» — это магазин на том месте, где на Энгельса был филиал завода им. Чкалова. Там продавались очень вкусные , почему-то розовые сушки. Потом я их тоже больше не видела. Либо — «напротив десятого». Тоже на Энгельса был десятый магазин, а напротив него — хлебный. А вот хлеб в конце пятидесятых почему-то исчез. и все дети нашего двора шли в магазин занимать очередь. Ждали, пока подвезут хлеб. Позже к ним подтягивались взрослые. И получали мы по буханке в руки. И взрослый — буханку. Как раз на два дня. Хоть не каждый день стоять!
Я еще застала время, когда существоовала улица Ниязбекская… туда шел трамвай, проходивший сквозь арку в доме очень странного вида. Там жила моя одноклассницв Валя, и когда проходил трамвай, весь дом содрогался. Позже его снесли. На углу был магазин, а за ним — книжный. куда я ходила, как на работу. Ташкенте вообще было с книгами легче: было свое издательство, оно и издавало классическую и приключенческую литературу. Так вот, начитавшись этой литературы, я собрала младших мальчишек — разница между нами была в два года, и затеяла войну с другим  двором. И додумалась же до того, чтобы швырять с нашего балкона пустые бутылки! Как никого не убили, это чудо! Но мне всего было мало. Это я придумала ручные гранаты из подручных материалов, чем до сих пор и горжусь!
К нам во двор приезжала тележка с ишаком, владелец которой менял на бутылки всякую дребедень: дудочки, пистолеты. брошки, пистоны, и пробки! Если такую пробку швырнуть на землю , она взрывалась! Вот я и решила накатать шаров из глины, утыкать их пробками и кидаться в противника! Нет, ангелы-хранители точно есть, если не у меня, то у моих противников. Слава богу, и на этот раз все остались живы. Какие только глупости не лезут в голову от одиночества!
В школе дела пошли не лучше. У меня было два крупных недостатка: я была выше всех в классе, а когда к нам пришли мальчики/ в пятом классе/, выяснилось что я еще и на скрипке играю. Ну. какой нормальный человек это потерпит? К тому же я была выше и всех мальчиков! Тогда — это вам не сейчас! И метр семьдесят пять считались уродством. Сорок третья школа считалась образцовой. Валентина Петровна Мельникова была классическим директором-богом. и все при виде ее трепетали. У нас даже памятник Сталину стоял: не поверите! Правда, он довольно быстро исчез, но это уж дело другое. Да и учились в ней дети партработников, и высокопоставленных лиц и работников НКВД. Были и обычные дети, вроде меня. Были и дети Шарафа Рашидовича. Кстати, вполне нормальные. С одной из дочерей я даже приятельствовала. Учителя у нас были неплохие. Преданные. как говорится. своему делу.

Из воспоминаний о школе самое яркое — практика на фабрике «Уртак,» она как раз была на  Малясова. В зал, где делались шоколадные конфеты, нас, конечно, не пускали, но мы ухитрялись туда пробираться. И наедались до отвала. А в карамельном цеху мы буквально ходили по конфетам, и когда я приходила домой. отец счищал с моих подошв толстый слой карамельного теста. Сандалии сгорели за месяц. Помню,как я поразилась, увидев в раздевалках, как работницы прячут в лифчики свертки с конфетами. Проходили они беспрепятственно, но если проносилась весть о проверке на вахте. все награбленное летело в канализацию: поднимался лючок. и все спускалось в воду.

В школе — никакого национализма, никакой сегрегации, все национальности мирно уживались вместе. Царили, скорее, доносительство и подхалимаж перед классным руководителем и директором. Позже появилась статья в газете о том. что директор, якобы, взяла взятку за золотую медаль дочери моей соседке, Кимы Подольской, царство ей небесное. Но статья последствий не
имела, и В. П. директорствовала еще очень долго. В третьем классе я поступила в музыкальную школу: она находилась рядом с общеобразовательной. И началась у меня немного другая. занятая и хлопотливая жизнь, Но это совсем другая история.