Чарвак — неизвестная история История Ташкентцы

Отрывок из статьи Марка Штейнберга. Немного об авторе.

Родился в 1927 году. С 1945 г. в Советской Армии, специальность – минер-подрывник. С 1984 г. в запасе. С этого же времени – журналист,штатный сотрудник в журналах и газетах Ташкента. С 1991 года в США, с 1997 г. гражданин США. Военный обозреватель в русскоязычных органах печати США и радиостанциях WMNB и «Надежда». Опубликовал более 600 материалов военно-стратегического, технического и исторического содержания. Публикуется регулярно также в русскоязычной печати Австралии, Канады, Израиля и военных газетах России. Является военным консультантом Миллеровского института Стэнфордского университета. С 1996 по 1999 г. в Нью-Йорке вышло четыре издания книги М.Штейнберга «Евреи в войнах тысячелетий» – очерки военной истории еврейского народа за 3 500 лет. В настоящее время из печати выходит пятое издание этой книги – переработанное и дополненное 12 главами и 150 портретами евреев – героев и полководцев.

Весна 1970 года в Чаткальских горах была перенасыщена влагой, и реки Чаткал, Пскем и Угам принесли в русло Чирчика колоссальную массу древесных стволов и просто бурелома. (Уточнение: Угам впадает в Чирчик ниже плотины. ЕС)  А теснину в верховьях этой реки к тому времени перегораживала одна из самых высоких каменно-набросных плотин на планете — около 170 метров. В скалах были пробиты отводные тоннели, и вода, устремляясь с этой высоты, крутила турбины, вырабатывавшие 600 мегаватт электроэнергии.

За верхним бьефом плотины простиралась гладь водохранилища емкостью более двух кубических километров. Комплекс гидроэлектростанции назвали по имени кишлака, приютившегося неподалеку, — Чарвакским. Но к началу мая 1970 года поверхность водохранилища была забита стволами и ветвями тысяч деревьев, смытых с гор. Оголовки тоннелей, отводящих воду, также заполнены буреломом. Уровень водохранилища стал катастрофически расти, грозя прорвать плотину. Грандиозный гидротехнический комплекс оказался на грани уничтожения.

В Ташкенте срочно была создана чрезвычайная комиссия для спасения Чарвакской ГЭС во главе с первым заместителем председателя Совмина республики Камалом Мирзаахмедовым. А для реальных действий сформирован сводный батальон под командой автора этих строк. И на рассвете 8 мая мы прибыли в Чарвак.

Зрелище, открывшееся нам, было весьма впечатляющим. За гребнем плотины по всей поверхности водохранилища громоздился лес, образовав сплошной настил, по которому мы ходили и он почти не прогибался под ногами. А бревна с верховьев все плыли и плыли. Следовало немедленно это остановить, и я решил перегородить вход в водохранилище запанью. Ее соорудили из тросов, к которым прикрепили бревна. Начало этой гирлянды плавающие транспортеры переправили на противоположный берег, закрыв русло. Бревна, которые скапливались у нашей запани, солдаты баграми вытаскивали из воды.

Но сплошной их навал с поверхности баграми вытащить было сложно. Мы привезли с собой батарею фугасных огнеметов с напалмовыми зарядами, и я приказал дать залп по бурелому в центре водохранилища. Насквозь мокрые лесины исправно сгорели. Еще бы! Напалм дает при горении около 2 000 градусов С. Следовательно, можно было быстро спалить весь завал. А потом пробить и тоннели.

Но больше зарядов для огнеметов у нас не было. Получить их можно было только на окружных складах в Ташкенте, за 70 км от ГЭС. Ехать надо было самому, оставив сборное войско в горах. Да и прибыть в город я мог только к ночи. А дело было накануне 25-й годовщины Победы, когда начальство, которое могло выписать напалм, и прапорщики, которые должны его выдать, наверняка уже приступили к празднованию и трезвых среди них не сыщешь. Да и кто я такой, чтобы они со мной имели дело в такое святое время?

И тут я вспомнил о правительственной комиссии, которая себя пока никак не проявила в деле, ради которого и была создана. Ведь ее возглавлял сам первый зампред узбекского Совмина! Стоило ему по правительственной связи позвонить начальнику штаба Туркестанского военного округа и сообщить о наших нуждах, как эти напалмовые заряды нам бы сюда еще до утра привезли. И не надо будет в Ташкент ехать.

Похвалив себя за находчивость, отправился на поиски высокой комиссии. Уже совсем стемнело, когда я подошел к широкому насесту, вроде таких, что бывают у чайханы. Над ним соорудили балдахин, постелили ковер, набросали подушек, развернули целую кухню. А посреди всего этого комфорта восседал сам зампред. Увидев меня, он гостеприимно воскликнул: «А, подполковник, салам, салам ! Давай к нам садись, скоро плов вечерний будет. Пока чай пей, рассказывай, как дела».

Я сказал, что есть один только способ ликвидировать навал леса на водохранилище — сжечь его. Мы попробовали, горит хорошо. Зампред снисходительно одобрил наше намерение. Тогда я объяснил, что для его выполнения мне нужно полтысячи штук напалмовых зарядов для фугасных огнеметов. И попросил его позвонить начальнику штаба ТуркВО генерал-лейтенанту Петру Будаковскому, чтобы тот приказал эти напалмовые заряды срочно, еще до утра привезти сюда на Чарвак.

Реакция Мирзаахмедова была совершенно неожиданной и весьма импульсивной. Он вскричал: “Вы что! Вы что думаете, мы не понимаем совсем ничего? Какой может быть напалм, мы же не американские агрессоры. Что здесь, Вьетнам, что ли? Здесь Чарвак, а не Вьетнам, и Вы меня в такие дела не путайте. Я никому звонить не буду по такому политическому вопросу”.

Все мои попытки убедить этого ответственного товарища, что напалмовый заряд — это обычный боеприпас, такой же как пистолетный патрон, ни к чему не привели. Зампред стоял, как скала в Чаткальских горах. Пришлось все-таки ехать в Ташкент, метаться там по квартирам спящего начальства, будить пьяных завскладами. В итоге я пригнал к утру два грузовика с зарядами. И огнеметные залпы сожгли весь древесный настил поверхности водохранилища, а потом и лес, забивший оголовки отводных тоннелей.

А когда опасность разрушения плотины Чарвакской ГЭС миновала, высокая правительственная комиссия, пальцем не шевельнувшая для того, чтобы помочь военным в этом деле, уехала в Ташкент, не попрощавшись с нами и не сказав ни слова благодарности. Не услышали мы его и потом. Да об этом непростом и ответственном деле вообще ни слова не прозвучало в СМИ — ни в местных, ни в центральных. Как и о других делах, о которых рассказано в этом очерке.