В Средней Азии (из записок русского путешественника) История Разное

Источник: НИВА. Год издания: 1879. Номер: 24.  Страницы: 462, 464

Н. Стремоухов.

С наслаждением вдыхая здоровый весенний воздух, я углубился в созерцание окружавшей меня панорамы. Постепенно перенесся я в воображении к памятным для каждого туркестанца 1864 и 1865 годам. Грозно стояли до этого времени высокие городские стены Ташкента с многочисленными башнями и бойницами, окруженные глубокими рвами. На том месте, где теперь расположен русский город, небольшими группами были разбросаны невысокие деревья и мелкие кустарники. Но появился Черняев и все изменилось. Пали грозные стены, присмирел мусульманский фанатизм и Ташкент из сильной крепости превратился уже в мирный торговый город; рядом с цитаделью и городом азиатскими быстро поднялись на гладкой долине русские сооружения .

Я увидел перед собою знакомого ташкентского торговца, Хамут-Ходжу. Это был видный мужчина с длинною черною бородою и вечно улыбающимся лицом. Он считался фактотумом всех русских – знал все и вся. Кое-как болтая по-русски, он постоянно толкался между нашими.

Хамут-Ходжа опустился около меня на свои пятки, — обыкновенный способ сидения у туземцев. Вообще туземцы большие охотники поболтать.

– Задумался я о том, начал я, что было здесь несколько лет назад, какие битвы происходили и чем все окончилось.

– Якши, куп якши! подтвердил Хамут, важно кивнув головою. – Ты думал о Джандарале . Хороший был человек, у! хороший! Если бы все и мусульмане-то были такие, так лучшего и желать нечего .

– Как же ты догадался, что я вспоминал о Михаиле Григорьевиче?

– Хамут все знает. Не трудно догадаться. Лучше тебе скажу: как только попадешь вот на это самое место, та и вспомнишь о нем.

– Почему это?

– А вот я тебе скажу.

С этими словами он придвинулся ко мне и начал.

– Как теперь помню: сражение кончилось, город был взят и наши ташкентцы вышли к нему, именно на этом самом месте с покорностью, бледные, дрожат от страха, низко опустили головы… Ты сам знаешь, какие порядки у нас, когда кто-нибудь победит: уж кого там пощадят, особенно вождей… Наши аксакалы думали, что всех накажут за то, что много русских погибло при взятии Ташкента… Другой на месте генерала пожалуй сделал бы им что-нибудь дурное… Вскрикнули “Аман” и упали наши на землю, закрыли головы руками и ждали своей участи… И что же? Черняев нагнулся, поднял их ласково, как простой человек, принялся объяснять: “что он не думает их казнить, что если они сделали много вреда, за то теперь верностью Ак-Падше могут загладить прежнюю вину и не только не будут считаться врагами, но могут сделаться друзьями русских, что война кончилась и настал мир”… и долго говорил он, и все так ровно, тихо. Нам показалось, что не человек говорит, не привыкли мы к этому. Бывало попадешь в беду и не подумаешь идти к своим кази , аксакалам, курбашам и другим – без подарка к ним и не смей сунуться. А придешь к нему, скажешь всю правду – сейчас выручит и своего не пожалеет… За все это непременно – хоть он и кяфир – будет он награжден небом… ученые люди и те даже это предсказывают… Спроси любого ташкентца, который знавал генерала и всякий тоже скажет… Вон там не далеко от крепости, между деревьями домишко!.. Низенький, слеплен из глины с земляной крышей, поросла она травой и мохом, с двумя окошечками – это вот и есть его дом. Как заняли Ташкент, тут жил Черняев. Не правда ли? Чужеземец и не поверит, что это было жилище первого нашего губернатора, победителя храброго Алим-Кули. У нас разве только мердекеры так живут… Прежде было просто… Да знаешь. Спроси у любого из наших, чего тебе об генерале не расскажут. И как его наши до сих пор почитают – ой как почитают и помнят!..

Рассказчик, по мере того как говорил, более и более воодушевлялся, искренне чувство слышно было в его голосе, глаза блестели.

– А знаешь ли, почему здесь крепость стоит? снова начал он протягивая руку по направлению к цитадели и, не дожидаясь моего ответа, продолжал: “Сейчас скажу… Русские – прехитрый народ! Взяли Ташкент, видят – туземцев много: когда взбунтуются не скоро справишься с ними… Вот и придумали в сторонке выстроить свою урду , свой город. Потом порешили между собою – как что не ладно, сейчас всем в урду прятаться. Хотя никому не велено говорить – это великий секрет, а мы все таки все знали. Раз им чуть было не пришлось спасаться, да на их счастье только страхом и отделались…

– Скажи мне, Хамут, спросил я, отчего теперь у вас не строят более таких великолепных зданий, какими мне недавно пришлось любоваться в Самарканде?

– Какие же это?

– Да вот например Гур-Эмир, Шах-Зинде, Шир-Дар, Улуг-Бек, Тилля-Кари и многие другие.

– Да что, ответил торговец, свободных рук нет, да и работников таких искусных не найдешь больше в Туркестане; главное – нет ни Тимура, ни Абдулла-хана, нет тех знаменитых эмиров, о которых теперь поют только в песнях. Такие дела делают только великие люди. Мы, мусульмане, на красоту храма мало обращаем внимания: нам нужно, чтобы строение – старинное ли, новое ли – имело значение религиозное. По этому то у нас почитаются только те здания, к которым народ стекается для поклонения, например: Гур-Эмир, Кук-Таш, Шах-Зинде…

– У вас разве не уважают всех мечетей и медрессе, перебил я его.

– Нет! И мечети, и медрессе уважаются; не все – а те, что строены в память каких-нибудь святых или над могилами святых. Ну! мечеть Шир-Дар (рис. 1) уважается – построена она Ялунтар-Беком в 638 году геджры над могилою святого имама Доздагума; но остальные медрессе – Улуг-Бек и мечеть Тилля-Кари далеко уступают. Они не имеют той святости, хоть и построены известными ханами: мечеть Улуг-Бек (рис. 2) или Мирза, как все называют, построена Улуг-Беком в 742 году геджры, а медрессе Тилля-Кари – Ялантуш-Беком в 598 году.

– Святынь у нас очень много; почти нет такого города, который не имел бы одного или нескольких святых. Все таки главные, после священной Бухары и славного Самарканда – город Туркестан; его пожалуй даже выше остальных почитают… Ты там видел громадную мечеть Хазрет-Имам или Азрет-Имам? Тысячи идут туда богомольцев, поклониться праху великого имама Хазрети-Ходжа-Ахмед-Ядави; всю жизнь свою творил добрые дела этот имам и разными чудесами поддерживал истинную веру Магомета на земле. Я думаю, ты помнишь, как отчаянно бились коканцы с русскими, после того как взяли Туркестан. Когда пал этот город, дуваны и календеры рассыпались по всему коканскому ханству и начали проповедовать священную войну против кяфиров , дерзнувших посягнуть на неприкосновенность мусульманской святыни; и коканцы вооружились поголовно и война разгорелась с новой силой. Ваше еще счастье, что послали Черняева…

– Ты жалеешь, что русские прогнали ваших ханов и беков?.. Может быть вам хотелось бы скорее вернуть законных владетелей?

– Спаси нас Аллах! с ужасом воскликнул ташкентец. Теперь навряд найдешь такого человека, который хотел бы этого… Нет, нет! мы верные подданные великого Ак-Падши! Теперь мы живем свободно, спокойно, жизнь и имущества наши безопасны. А что было прежде? дрожью задрожишь, как вспомнишь… Сами беки – и те не могли ручаться за свою жизнь; кто сильнее был, тот и прав. Сегодня, например, ты богат и счастлив, а завтра тебе, ни за что, ни про что, как барану, горло перережут.

И Хамут-Ходжа пустился в длинные рассуждения о прежних порядках.

– Еще один вопрос, почтенный Хамут. Объясни мне, — что такое таджик и сарт? Кажется, между ними нет разницы?

– Пожалуй. В здешнем крае много разных племен; самые многочисленные из них – Киргизское, Узбекское и Таджикское. Говорят, что таджики происходят от Ирани ; Аллах их ведает – это дело ученых. Я знаю, что я таджик, а от кого мы происходим – мне и в голову не приходило. А что такое сарт, могу тебе объяснить. Слово “сарт” значит – неизвестный человек; мы же понимаем городского жителя или торгового человека. Сартовского племени нет; такое название придумали русские, когда этого слова “сарт” не понимали. Весь Ташкент населен большею частью таджиками – русские же прозвали нас сартами.

– Ты женат? спросил я своего собеседника.

– Как же! у меня две жены, ответил Хамут-Ходжа, добродушно улыбаясь.

– А сколько лет твоим женам?

– Одной двадцать, а другой тринадцать,

– Такая молодая! воскликнул я удивленно.

– У нас бывают и моложе…

– И что же? Твои жены наряжаются только дома, а на улице, как и другие женщины, ходят закутанными с ног до головы.

– Как же иначе? с недоумевающим видом спросил торговец. Дома наши женщины щеголяют в красивых и богатых нарядах (рис. 5) на улице же требуется самая простая одежда. Фаренджи они набрасывают на голову, длинные рукава закидывают назад и связывают вместе у самых пяток; лицо закрывают черным чачбау замужние, девицам же дозволяется употреблять белую кисею.

– Это я знаю, ответил я. Ты кажется достаточно ознакомился с русскими обычаями, насмотрелся какою свободою пользуются женщины у русских; тебе и следовало бы поступать по их примеру; ты и сам расхваливаешь наши порядки… Дозволь своим женам ходить с открытыми лицами, не держи их в заперти – другие сделают тоже, и увидишь какая хорошая жизнь начнется у вас.

– Нет, нет!.. Это невозможно! оживленно возразил Хамут. Все наши меня на смех поднимут. Магомет прямо сказал: женщина создана только, чтобы повиноваться во всем своему мужу, быть ему верною рабою. И он не ошибся: дай им только свободу, так сам не рад будешь. Ваши женщины умнее – они иначе сотворены, — иному мужчине не уступят; любая из них может быть кушбеги . Наши же – куклы, ничего не понимают: хороши пока заперты. Позволь им открыться – весь род человеческий погубят; непременно погубят. Коран – великая книга и Магомет – о! он знал, что дозволить и что запретить… Предопределения Аллаха не изменишь! торжественно заключил таджик.

Сколько я ни спорил, сколько ни старался доказать несправедливость таких понятий, — все было напрасно; Хамут-Ходжа продолжал настаивать на своем. Спор о религии ему, по видимому, сильно не нравился, так как он вдруг заявил:

– Хороший ты человек, а все же кяфир, и не можешь понять мудрого закона Магомета… Лучше не будем спорить, тамыр… Однако мы заговорились; посмотри, солнце высоко. Становится уж жарко! Пора и по домам. Прощай!

И мы расстались.