«Семь лун» над Ташкентом Искусство

Вчера состоялся предварительный прогон нового спектакля «Ильхома» «Семь лун» (саундрама в одном действии), постановка Владимира Панкова. Мне посчастливилось попасть вместе с журналистами и местным театральным бомондом. Постараюсь поделиться впечатлениями, хот я и не театральный критик. (И вообще, честно говоря, не фанатик драматического театра: какие-то люди ходят, что-то говорят… читая ЖЖ за тоже время я получу больше информации, эмоций и эстетических переживаний, хотя спектаклем ART я был, скажем так, потрясен — забыл, что это театр, полностью погрузился в диалоги, переживал за них…)

Специально не стал читать, что написали коллеги блоггеры и журналисты, чтобы не повлияли на мое мнение. И не стал писать вечером и утром, чтобы первое впечатление устоялось.

Это не просто событие, это прорыв, это взрыв, это переворот. Звезда «Ильхома» как лидера, бузотера, сказочника и лицедея вновь загорается на самом почетном месте в предпочтениях ташкентцев.

Само действие просто волшебное и обворожительное, все время музыка, все перемещения актеров не хотьба, а фантастические то ли танцы то ли пантомима, сами движения, шаги, жесты как бы участвуют в создании эмоционального напряжения. Самым волшебным образом работают предметы: скамьи оживают и становятся соучастниками действа, не говоря уже и о главном материальном участнике, огромном тазу, в котором рождается и умирает главный герой, и который с надрывом таскает старая служанка. (Я сидел на первом ряду, бедняжка притащила таз и бросила около меня, он был с булыганами тяжеленными…). Даже дурацкие ярко-желтые противопожарные трубы и то вписались странным образом и поддерживали и окаймляли творящееся на сцене.

А там творилось… Сказать, что спектакль о любви, это будет неправдой, точнее, частью правды. Он о любви, но не так как обычно, когда говорят фразы, сюжет движется и чем-то завершается. Тут же все время два, три и больше ветвящихся и пересекающихся плана, меняются актеры, играющие главных героев, все время происходят изменения, сюжет, если о таковом можно говорить, ветвится, дробится, возвращается повторением двустиший, отражается в скрипках, саксофоне, свирели и ударах гонга. Чередование картин напоминает фантастический сон, когда зачастую одна сцена не вытекает логически из другой, но зритель улавливает связь или удивляется ее отсутствию как в «Процессе» Кафки.

Много музыки. Но она не сама по себе, она не служит фоном, она в спектакле все время на сцене и это кажется, как ни странно, нормальным, когда по среди сцены скрипач играет или саксофонист ходит. Особая роль ударных: периодическое бросание огромного таза, гонг и барабан задают некий ритм, жесткий, рваный и от того напрягающий, притягивающий к происходящему.

И это ильхомовское отсутствие границы сцены и зала, когда, заходя в зал, проходим по песку на сцене и видим сидящие фигуры актеров, говорящих как бы о том, что действие уже идет и без нас и мы стали свидетелями фрагмента чего-то большого, красивого и волнующего. Наверное не стоит и упоминать и о «добротности»: действие без затягов, пауз и перегибов, смотрится на одном дыхании и очень сожалеешь, когда все заканчивается, хочется продолжение

Повторю: это прорыв. Ташкент (да и мир) такого не видел. Вопрос стоит ли смотреть даже не должен возникать смотреть обязательно. Это, как бывает с шедеврами, и про всех нас в том числе.