Русский базар: Вавилона не будет Разное

Автор Элеонора Шафранская

Это «письмо» посвящено cопоставлению русскоязычного фольклорного пространства восточного базара и российского рынка. Сделать такое сопоставление подвигла та «порция» законодательных указов, которая была направлена весной 2007 г. на «зачистку» армии рыночных торговцев в России от незаконных мигрантов, а по сути – от «лиц неславянской национальности», называемых в народе «черными». Благоприятной почвой такой акции послужило недовольство большой части россиян «засильем» «лиц кавказской национальности» и проч. «нечисти». «Никакая пропаганда не может быть действенной, – по словам Л.Гудкова, – если она не опирается на определенные ожидания и запросы массового сознания, если она не адекватна уже имеющимся представлениям, легендам, стереотипам понимания происходящего…» [Гудков Л. Идеологема «врага»: «Враги как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции // Образ врага» / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М.: ОГИ, 2005. С. 11].

Слово «базар» в европейской части России (кроме юга) имеет негативную коннотацию. Сказать здесь «базар» – «выдать себя», продемонстрировать свою «неместность». Это слово наделено здесь семантикой «второго» смысла: беспорядка, бандитских разборок, хаоса. Хотя в смысловом отношении слово «базар» – как место и дело торговли – более органично и исторично.

Генезис базара как социального института показывает, что этот феномен не терпит вмешательства со стороны властей, так как живет по своим внутренним законам, не прописанным, но все же существующим, так как базар – это миниатюрная модель мира, со своим укладом жизни.

«Сюжет» восточного и российского базара в современном мире различен, хотя изначально российский базар/рынок «задумывался» как институт, тождественный восточному. «Чистка» российских рынков от лиц, не соответствующих «среднерусскому пейзажу», ведет к уподоблению рынка государственным торговым точкам – «лавкам», разрушая эстетику, ауру базара, а с ними выхолащивает и базарный дискурс. Объявления типа «Требуется рубщик мяса: русский», официальные указы, воспринимаемые в повседневности как фильтр, регулирующий фено- и этнотип торговцев, противоречат органике базара. (Идиллическая надежда на то, что после «зачисток» приедут торговать российские селяне, утопична, т. к. их чуть более 20% в урбанизированной теперь стране; и товары современного рынка мало напоминают сельские: персики, урюк, мандарины – родом из аулов, кишлаков, а не деревень.) С рынка, который я посещаю регулярно, исчезли симпатичные и ставшие привычными лица узбекских и азербайджанских женщин-продавцов (одна из них не уехала, ей пришлось передоверить торговлю местной продавщице, появляется к 6 часам вечера, к закрытию, когда «проверяльщики» наверняка уже не нагрянут).
На Востоке говорят: «Базар как песня: не купишь, так послушаешь» (узбекская пословица). Россиянин (например, москвич, подмосковный житель) идет на рынок по необходимости – восточный человек, помимо этого, идет посмотреть-послушать, себя показать. Из современного нарратива: «В Ташкенте, не имея денег, можно было, гуляя по базару, наесться до отвала, пробуя то то, то это, и никто тебе слова не скажет; опять же – встретишь массу знакомых» [Инф.: Татьяна М.].
По сути, базар везде – это торг, место розничной продажи. Но при характеристике различных культур в знаково-атрибутивном ряду ему не всегда есть место. Например, слово «ярмарка» не семантизировано как немецкий образ мира, а слово «рынок» не характеризует русскую картину мира. Частный разговор о них возможен, но на презентативном уровне вряд ли. А вот базар восточный – это визитная карточка в ряду национальных образов мира Востока, или Средней Азии: об этом свидетельствуют записки путешественников, фольклорные сказки, средневековая литература.
Закрытость восточного/мусульманского жилища и открытость для глаз постороннего базарных прилавков – примечательное архитектурное противоречие и одновременно экзистенциальная черта Востока. «Даже в тех местах, где живут одни кочевники и нет ни одного дома, создается базарная площадь… чтобы можно было устраивать базарную торговлю, которая в этой местности носит характер праздника. Житель Средней Азии часто едет на базар за 10–12 миль ради покупки нескольких иголок или прочей мелочи, но на самом деле им движет тщеславие, так как он садится на своего самого красивого коня и берет с собой лучшее оружие» [Вамбери А. Путешествие по Средней Азии / Пер. с нем. З.Д. Голубевой. Под ред. В.А. Ромодина; Предисл. В.А. Ромодина. М.: Вост. лит., 2003. С. 254]. Воочию наблюдавший внутреннюю жизнь среднеазиатского базара, Арминий Вамбери (1832–1913) – венгерский востоковед, этнограф, первый европейский путешественник, обошедший Среднюю Азию, заключает, что только здесь житель Востока раскрывается во всей своей оригинальности, например, он любит «чахчух», то есть шуршание одежды, когда, покупая новый чапан, прохаживался взад и вперед, чтобы проверить силу звука [Там же. С. 139].
Базар, уподобленный библейскому Вавилону, – общее место в описаниях Востока европейцами: для чужеземца это ни с чем не сравнимое зрелище по обилию рас, одежд и нравов. Это пестрое смешение бухарцев, хивинцев, кокандцев, киргизов, кипчаков, туркмен, индусов, евреев и афганцев было представлено на всех главных базарах Средней Азии [Там же. С. 138], – писал в XIX в. Арминий Вамбери. Для среднеазиатов базар был все равно, что Париж и Лондон для европейцев [Там же. С. 139].
Помимо торговых процессов, на базаре узнают о новостях, заключаются сделки, распространяются сплетни, выслушиваются, сочиняются невиданные истории, живущие впоследствии по законам фольклорной действительности; на базаре отдыхают в чайхане, едят, прежде вкушали «дурман». На базаре встречают того, кого ищут.
У базара есть свой нрав, механизм поведения. Считается, что удачливым может быть не только каждый торговец в отдельности, но и весь базар в целом, если на нем торгуют из года в год знакомым товаром. Например, в Бухаре вообще любили торговать одним – «Базар цветов», «Базар циновок», «Шелковый базар» [Пулатов Т.И. Завсегдатай // Т.И. Пулатов Собр. соч. в 4-х т. М., 1995–1999. Т. I. С. 376]; «Казы-базар» в Ташкенте, бахчевые базары – они появляются в августе-сентябре: «…город завален арбузами, дынями, прямо на улицах, рядом с ними появляются старинные железные кровати, и до самой зимы на них круглосуточно живут продавцы-охранники, захочешь арбуз в два часа ночи, разбуди продавца и пожалуйста тебе арбуз» [Инф.:Ольга С.].
На российском же рынке один прилавок может быть уставлен множеством товаров, никак не связанных ни географией, ни гастрономической логикой, ни временем года. У восточного же базара иная эстетика.
Базар на Востоке – индикатор времен года: зимой все пространство открыто, можно свободно прогуливаться между рядами; весной базар становится теснее – можно насладиться сменой красок, одного плода другим. Осенью жизнь кричит о себе – столько в ней здоровья и соков [Там же. С. 365].
Базар – в какой-то степени сакральное пространство, несмотря на земную, плотскую функцию, выполняемую в его пределах. Базар по своему внешнему архитектурному решению не случайно напоминает мечеть, крышей которой является сводчатый купол. (Речь идет о больших крытых базарах, сохранившихся древних или современных, которым возвращены архитектурные традиции; очевидцы утверждают, что в последние десятилетия XX в. над новыми и реконструируемыми базарами, а также банями, в частности в Ташкенте, возводятся купола).
У базара, как у любого сакрального института, существует строго организованное внутреннее пространство: прилавки располагаются не стихийно, все упорядочено, любой товар имеет только ему предназначенное место в пространстве базара [Тораваль Ив. Мусульманская цивилизация: Энциклопедический словарь. М.: Лори, 2001. С. 121. С. 32–33].
На базаре совершается с утра «этический ритуал» торговли: «тахарат» – это обряд очищения и омовения тела, чтение молитвы, в которой торговец обращается к Аллаху со словами благодарности и просьбы о милостях и т. д. Затем идет очищение рабочего места для успешной торговли.
Товар раскладывается красиво, затем начинаются «заманки», чаще по-русски: «Сестрахон, иди посмотри мой лепешка: на масле, сдобный, год храниться может, попробуй, в следующий раз только у меня брать будешь!». Важно всегда, как выразилась одна торговка лепешками, «делать муомла», т. е. «выражать всячески и максимально свою любовь и доброжелательность клиенту: пожелания здоровья, благополучия семье, детям, всякие приветствия, при этом показывая лепешки с двух сторон, стараясь не отпускать клиента без товара» [Инф.: Ольга Х.]. Такое приветствие, или напутствие, звучит в адрес покупателя, если он приходит не в первый раз, – род фатической речи. Живущим в Узбекистане русским хорошо известна традиция говорить при встрече ни о чем, ради ритуального контакта, произнося одновременно формулы приветствия, справляясь о здоровье близких [Подпоренко Ю.В. Бесправен, но востребован. Русский язык в Узбекистане // Дружба народов. 2001. № 12. С. 178–179]. Вот картинка такой фатики, комически обыгранная в «Ташкентском романе» (Сухбат Афлатуни): «Синяя женщина вскочила обниматься… закружила ее в приветственном танце объятий… под ритмичное яхши-мы-сиз, тузук-мы-сыз (как-поживаете-как-ваше-здоровье), тра-та-та-та-та-та-мы-сыз…» [Афлатуни С. Ташкентский роман // Дружба народов. 2005. № 10. С. 16].
Сакральность базара позволяет поставить его в ряд с такими понятиями, как храм науки, храм искусства – в нашем случае базар – это храм торговли.
По преданиям, существующим в пространстве разных конфессий, храм (как концепт богослужения в разных религиозных обществах) строится по традиции чаще там, где праведнику случается знамение свыше: по легенде, прибыв в свой новый город, Мухаммад отпустил поводья любимой верблюдицы, которая сама остановилась на пустыре. Именно здесь и был построен дом – так возникла первая мечеть на земле в Медине [Форвард М. Мухаммад: Краткая биография / Пер. с англ. А. Гарькавого. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2002. С. 32]. Как и храм, базар рождается по каким-то своим законам там, где ему должно быть, что еще раз свидетельствует о его сакральной природе. Если случается на Востоке «борьба» между земными властями и механизмом космогонии базара, то чаще «побеждает» базар. Перенесенные базары не приживаются на новом месте, переползая на привычное.
У базара не только строгая внешняя иерархия, но и внутренняя, или «система персонажей». На восточном базаре (как в прошлом, так и сегодня) ходят старые (или «без возраста») мужчины, специфически одетые (чаще это бывают дервиши, каландары), в руках у них специальная сковородка, на ней – подожженная ветка исырыка – ритуальной высушенной травы от сглаза или от изгнания нечисти. Обходя прилавки и окуривая их, этот ритуальный человек собирает мзду (иногда эту функцию выполняют местные цыганки – «люлишки»). Трава исырык/исрык – хороший природный антисептик и используется в медицине.
Помимо открыто выставленных товаров, есть и скрытая от закона торговля: например, у входа на базар вас встречает (как сегодня, так и 20 лет назад) мужчина и заговорщически спрашивает: «Сестра, шуба надо?». Согласившись (сказав, что «надо»), вы становитесь закулисным участником базара: вас ведут через лабиринты сначала базарных, затем жилых кварталов в частный дом, где во дворе устроена примерочная: стоит большое зеркало, помощники торговца выносят шубы, много шуб, но они, как правило, плохого качества – потому, вероятно, и не выставлены в открытой торговле (а также во избежание уплаты налогов) – они больше походят на шубы, подаренные русским сказочным персонажем Морозко мачехиным дочкам.
На больших базарах есть особая каста – носильщики, «тащишки арава» (арава – арба). Они бегают по базару с тележками, груженными огромными тюками, и кричат: «Арава, – разгоняя народ с дороги, – пошт-пошт».
Всегда и повсюду базар вавилоноподобен, что выражено в его многоязычии, полиэтничности. В пространстве восточного базара рождается мифология, суеверия и поверья, гендерные нормативы, в том числе «живущие» в поле русского языка.
Никогда не продают товар, если первый покупатель женщина, предлагают подождать «правильного» покупателя, чтобы сделать «почин» – обязательно с мужчины, потому что (как объясняет торговка) у мужчины «легкая рука», у него доброта природная.
И деньгами, полученными от первого покупателя, как правило, долго машут, высоко приподняв «улов» и нашептывая дребедень, типа «суф-суф-суф». «Продавцы, желающие дурить покупателя, используют вместо гирь “соответствующие по весу” камни или обломки кирпичей, которые громоздят на весы, горестно ссылаясь на отсутствие гирь. На возмущение со стороны покупателя часто можно слышать: “Эй, кочь – галава не морочь!”» [Инф.: Павел Ш.].
На восточном базаре можно торговаться, многие это делают специально, чтобы выполнить базарный церемониал. «…ташкентские продавцы плохо понимают слово “скидка”, а вот “уступка” – в ходу повсеместно…» [Инф.: Медора Б.].
Заманивание покупателей чаще можно слышать по-русски: «Сестра, посмотри, молодой теленок (молодая корова, мясо мраморное»), чаще просто – «шоколадка». Продавец свеклы: «Вай, очень сладкий свекла, мышиный хвост, черный, негр сажал, сахар, купи, спасибо скажешь…» [Инф.: Ольга Х.]. «Выражение “чистый шоколад” – это критерий качества для всех продуктов, будь то мясо или персики, огурцы или даже картошка» [Инф.: Ольга С.].
«Сестра» – «родственное» обращение к покупательнице. «Продам с походом», «сделаю почин», «свой огород» – подобные слова-«заманки» и базарные прескрипции рассчитаны на русскоязычного покупателя.
При сравнении с восточным базаром, или в нашем случае с русским базаром Востока, современный российский рынок – это типичный «магазин»: с соответствующим поведением торговцев и покупателей: иные установки торговцев и покупателей, иные прескрипции для тех и других, не закрепленные (или неярко выраженные) в фольклорном дискурсе.
Возвращаясь к названию «письма» («Русский базар: Вавилона не будет»), необходимо отметить, что вмешательство властных структур в жизнь российского базара ведут к его исчезновению (или деградации), т. к. базар «не терпит» иной эстетики, кроме той, которая присуща ему исконно, а именно его вавилоноподобной сути.

Список фольклорных информантов
Медора Б. –1950 г., живет в Ташкенте, по образованию филолог.
Ольга С. – 1953 г., живет в Санкт-Петербурге, по образованию филолог.
Ольга Х. – 1955 г., живет в Ташкенте, по образованию филолог.
Павел Ш. – 1947 г., живет в США, по образованию филолог.
Татьяна М. – 1953 г., живет в Калининграде, по образованию филолог.