Исаак Аронович Гурвич Ташкентцы

Автор — Элеонора Шафранская

На фото Исаак Аронович перед отъездом, 1991 год.

Был в Ташкенте вуз под названием РПИРЯиЛ (Республи- канский педагогический институт русского языка и литературы), в обыденности именовавшийся Литературным институтом. Зачатый в эпоху «дружбы народов» Ш. Рашидовым, почил в эпоху краха той самой «дружбы». Наплодив учителей русского языка, за ненадобностью не уничтоженный разом, он как бы «слился» с бывшим ташкентским Инязом. Ныне – Университет мировых языков, в котором бывший РПИРЯиЛ – многофа- культетный, с обилием литературных и языковых кафедр – превратился то ли в факультет, то ли в отделение.

Я проработала в этой Alma mater более шестнадцати лет (до середины 90-х).

Собственно, написать это «письмо» на сайт «mytashkent.uz» подвигло давнее желание вспомнить замечательного человека, проработавшего много лет на кафедре литературы РПИРЯиЛ, – Исаака Ароновича Гурвича (хотя имя Гурвича памятно не только «эрпиряиловцам», но и филологам ТашГУ). Уехав в 1991 г. в США, Исаак Аронович умер в 2001.

Исаак Аронович – человек эпохальной образованности, филолог высшей пробы – был эталоном профессионализма не для одного поколения филологов.

Исследования Гурвича не производят впечатления чего-то сенсационного, экстраординарного, он не принадлежал ни к каким ярким новомодным (в хорошем смысле слова) школам и направлениям. Как преподаватель Гурвич учил быть читателем: развивал в своих подопечных культуру читателя; как литературовед представлял образец ученого, умеющего говорить о литературе и вообще филологии не только в рамках какой-то узкой специализации, какого-то периода: казалось, ему был ведом весь пласт мировой литературы: он был знатоком зарубежной литературы, классической и современной, знал языки и читал в подлиннике, во всяком случае по-английски; знал русскую литературу, и классическую и современную. Философия, эстетика, культура, кинематограф – все эти области человеческого знания и творчества присутствовали и «работали» в контексте его преподавательской и научной деятельности. Читая внимательно его литературоведческие статьи, обнаруживаешь очень тонкого исследователя: И.А. Гурвич пишет о, казалось бы, уже известном, исследованном не раз, но нет, удивляешься той тонкой материи, ее проблемности, которую обнаружил исследователь: это касается и творчества Пушкина, Достоевского, Чехова.

И.А. Гурвич читал лекции в студенческой аудитории – «его» курс – «Русская литература XIX века (2-я и 3-я трети)»; не было лекции, которую бы не посещали люди «посторонние»: к нему шли аспиранты, преподаватели-коллеги, преподаватели из других вузов, как молодые, так не очень. И договариваться заранее о возможности посетить лекцию Гурвича было не нужно; когда на кафедре составлялся график так называемых «открытых» лекций, Исаак Аронович говорил, что все лекции должны быть открытыми. К нему на консультации шли все: и студенты, и профессура; его «боялись»: боялись сказать глупость в его присутствии, банальность, показать неосведомленность, он же был по-отечески всегда снисходителен, а его похвала многого стоила, вырастали крылья.

В институте в рамках «внеаудиторной работы» проводились так называемые вечера «Вопросов и ответов»: студентам в аудитории бросали клич – спрашивайте обо всем, что вас интересует из области искусства, филологии, вашей будущей профессии. На все вопросы должна была отвечать наша профессура. Помню (это было начало 80-х) собрались в читальном зале: отвечающих было трое, двум выразили почтение, задав по вопросу, весь же вечер вел Исаак Аронович. Студентов интересовало многое: задав «для приличия» несколько литературоведческих вопросов (помню вопрос об архитектонике), они наперебой спрашивали: что вы думаете о Пугачевой как певице, о В. Высоцком, о семье как социальном институте, о структурализме. Не думаю, что любой преподаватель смог бы в большой аудитории рассуждать по очень разным проблемам, из разных областей знания, и чтобы у аудитории возникало желание спрашивать и выслушивать. А Гурвич смог! Это был редкой эрудиции и такта, деликатности человек.

Исаак Аронович не был «сухим» ученым, он часто шутил, рассказывал анекдоты, литературоведческие байки с реальными персонажами.

Исаак Аронович был участником войны: два последних года воевал, прошел Европу; на посиделках по поводу Дня Победы вспоминал яркие фрагменты своей войны: мне запомнилось, как он говорил о составе солдат, бойцов, что уровень образованности был чрезвычайно низкий, было много таких, которые не умели читать, интеллигенции было крайне мало; вспоминал, как участвовал в освобождении какого-то женского концлагеря: когда заключенных освободили, надо было спасаться от насилия самим бойцам.

На фото — 60-летний юбилей в 1988 году.

Многое, что можно было прочесть в 80-е в самиздате, мы получали от Исаака Ароновича; помню «тайные» посиделки с прослушиванием магнитофонных записей А. Галича; позже мне подарили «обойный» рулон его поэтического сборника со словами: спрячь, никому особо не показывай.

Его, ташкентского преподавателя, печатали «Вопросы литературы», ему слала с дарственными надписями свои книги Лидия Яковлевна Гинзбург, он был завсегдатаем литературоведческих конференций в Даугавпилсе, Воронеже.

Были у И.А. Гурвича и враги – откровенные апологеты коммунистической партии и соцреализма и, как водится, антисемитизма. Помню, с трибуны партсобрания (а в зал открытых собраний сгонялись все сотрудники в обязательном порядке) один такой махровый «памятник» кричал в адрес Гурвича: «Не позволю хулить завоевания социалистического реализма», на что Гурвич из зала громко отвечал: «Кого хочу, того хулю».

Если случались «форс-мажоры» в учебном процессе – некому было читать лекции, к примеру, по Серебряному веку (тогда он назывался «ХХ век: дооктябрьский период»), обращались к Исааку Ароновичу, он всегда выручал: это была и 1-я половина XIX в., и теория литературы, это был факультет повышения квалификации вузовских преподавателей.

Исаак Аронович был своего рода высшей и последней инстанцией не только в области филологии, но и на всей «гуманитарной поляне», при этом скромный, деликатный, интеллигентный человек.

Имя Гурвича помещено в современные российские литературные справочники, его книги продолжают издаваться посмертно, на него ссылаются в литературоведческих исследованиях в мировом дискурсе. Но не там, где он проработал всю жизнь.

В вузовских традициях – проводить конференции в память об ушедших больших ученых-коллегах. Очень жаль, что филологическая общественность Ташкента забыла о былом кумире. Может, по причине того, что те, кто его помнит и любит, покинули город? Но точно знаю, что его бывшие коллеги до сих пор трудятся в городе на ниве филологии/просвещения.