Старики и дети Разное

Автор: Ирина Ильина

Первое и самое острое впечатление, которое испытываешь в Москве — это навязчивая русская речь. Европейцы в Ташкенте настолько привыкли находиться в иноязычном пространстве, что уже не замечают его. Конечно, мы понимаем узбекские слова и отдельные фразы, и даже можем уловить общий смысл разговора, но все-таки большая часть словесной информации с улицы доходит до нас в виде «белого шума».

Здесь же все очень понятно, особенно если садишься утром на конечной станции метро, куда высаживает пассажиров пригородная электричка. С большой вероятностью придется ехать по обычному маршруту приезжих пролетариев из российской глубинки, и, хочешь-не хочешь, слышать обсуждение их бытовых проблем. А делать это без непечатных выражений они, видимо, не в состоянии.

Гораздо приятнее бродить по книжному магазину на Тверской часов в 10 вечера. В это время там полно народа (закрывается магазин в час ночи), и интеллигентные молодые люди любят звонить оттуда своим девушкам и обсуждать по мобильникам то, что они видят в данный момент на полках. В общем, первое время пребывания в первопрестольной кажется, что у тебя в голове включили радио и ты все время в курсе чьей-то частной жизни.

Потом это ощущение притупляется — наверное, мозг начинает отключаться от ненужной информации. Но еще долго Москва напоминала мне не город, а огромный конвейер по производству новостей и событий. Впечатление усиливают громады зданий, транспортные развязки, эстакады и прочие инженерные сооружения, призванные хоть как-то разгрузить автострады. А еще — почти полное отсутствие детей на улицах, особенно в центре.

Случаются и нечаянные радости. Одна из них — когда умученный камнем и асфальтом взгляд вдруг выхватывает из окружающего индустриального пространства невесть откуда взявшуюся сахарно-белую церквушку, притулившуюся где-нибудь у подножия высоченной N-этажной башни очередного бизнес-центра.

Но это первые впечатления. Более глубокое, внутреннее ощущение приходит чуть позже, когда становится понятно, что, несмотря на полное внешнее сходство или, как модно сейчас говорить, «идентичность», мы совсем разные. Это не только пресловутый менталитет – то, чем всегда отличались европейцы из Средней Азии от «коренных» россиян. На эту тему много сказано и написано, повторяться не хочется. Дело в другом.

После первых опытов общения с москвичами выясняется, что у нас с ними появился большой кусок разной истории. Если смотреть объективно, удивительного ничего нет: больше пятнадцати лет прошло с тех пор, как мы оказались в разных государствах. Но все равно это осознание приходит неожиданно. Пустые полки, «дикая» приватизация, взрывы, выстрелы на улицах и прочие атрибуты 90-х годов для нас — кадры из боевиков, для жителей Москвы – недавнее прошлое.

Оно стало для них суровым испытанием — в отличие от нас, привыкших, кажется, к абсолютно любым жизненным поворотам и впитавшим восточную философию фатализма: то, что на роду написано, неизбежно, так и нечего волноваться. Москвичи же после долгого периода относительного комфорта и благополучия пережили бурный и непредсказуемый исторический скачок. Как ни странно, они любят его вспоминать — впрочем, как все люди любят вспоминать тяжелое время, когда оно миновало. И так же как все люди, отчаянно не хотят его повторения.

В современной Москве напряженности тоже хватает. Жить в этом городе сложно, а писать о нем трудно, потому что два главных слова, характерных для него сегодня – это разнообразие и неоднозначность. Здесь есть явления, которые трудно принять. Есть такие, которые принять невозможно. Но есть вещи, ради которых стоит здесь жить.

Примирили меня с Москвой дети и старики, а было это во время празднования Дня победы в Парке культуры, бывшем парке Горького (да, в Москве парку повезло больше, сменили только название, в Ташкенте он исчез вообще).

Говорят, что эмоциями можно заразиться. Оказывается, это правда. Наверное, впервые во взрослой жизни (детские впечатления от демонстраций не в счет) я видела и чувствовала такую искреннюю радость сотен людей. Конечно, праздник был хорошо организован. Конечно, играла музыка, на огромном экране снова и снова поднимались в атаку и шли до Берлина и Праги, и спасали кого-то советские солдаты. Такие же, кстати, красавцы в шинелях, зеленых гимнастерках и командирских фуражках «вживую» стояли в этот день автомобилей времен войны, вызывая волнение в женских сердцах — что сделаешь, генетическая предрасположенность слабого пола к военным! А рядом современный московский народ стоял в длинной очереди за солдатской кашей, которую раздавали с полевых кухонь.

Но никакой организацией не добьешься такого настроения, с которым дети — и совсем маленькие, и «дети» лет по 16, с серьгами, замысловатыми прическами, крашеными чуть ли не зеленкой прядями, — подходили к ветеранам, поздравляли, дарили цветы. И с какой теплотой эти совсем старые люди, прошедшие войну и многотрудные мирные годы, смотрели на всех, кто пришел на Их праздник. Они, восьмидесятилетние старики, говорили молодым и крепким людям вокруг добрые слова, желали счастливой и долгой жизни.

Было много и «наших» — людей с восточной, азиатской внешностью. Кто-то просто смотрел во все глаза, многие пели со всеми «Темную ночь» и «Катюшу», черноглазые дети фотографировались с ветеранами, рассматривали выставку военной техники. Казалось, в этот день мы стали по-прежнему единым народом с общей историей и славным прошлым. Спасибо старым солдатам. Они снова защитили страну от фашистской мерзости. И в очередной – который уж раз со времен войны – помогли всем почувствовать себя нормальными людьми. Людьми, у которых есть будущее.