“Одет в камзол особого покроя” История Ташкентцы

Автор — Борис Анатольевич Голендер. Опубликовано в журнале «Звезда Востока» №1 2007 г.

КОММЕРСАНТЫ СТАРОГО ТУРКЕСТАНА

В пышном Аничковом дворце 7 февраля 1895 года императору всероссийскому представлялись депутаты сословий Туркестанского края. Молодой Николай II с интересом вглядывался в лица подданных дальней и загадочной окраины. Среди многочисленной делегации его внимание привлек, хорошо говоривший по-русски, молодой узбек, одетый не в традиционный, шитый золотом халат, а в камзол, напоминавший царю одеяния индийских сипаев. Из доклада секретаря Николай II узнал, что перед ним — купец первой гильдии Сейид Карим Сейидазимбаев, старший сын известного ташкентского общественного деятеля — Сейид Азимбая.
Несмотря на молодость, Сейид Карим уже был избран членом городской Думы столицы Туркестанского края, и вместе с братом Сейидом Гани возглавлял крупную строительно-подрядную фирму в Ташкенте. Фирма ремонтировала дороги и строила здания в Новом городе для государственных учреждений.

Авторитет, честность, умение вести дела, унаследованные от знаменитого отца, позволили братьям Сейидазимбаевым занять видное место в интернациональном мире коммерсантов старого Туркестана. Доверие властей к этой фирме было так велико, что один из этих братьев-мусульман принимал деятельное участие в возведении православного храма на Лагерном проспекте в Ташкенте — собора во имя святого Сергия Радонежского.

В биографии Сейида Карима Сейидазимбаева было одно событие, которое следует признать весьма важным для истории делового мира Узбекистана. Он в 1907 году основал в Ташкенте первую специализированную коммерческую газету «Туджар» («Купец») на узбекском языке. Интересно, что аналогичное периодическое издание на русском языке «Туркестанская торгово-промышленная газета» (под редакцией С.Р. Конопки) появилась на год позже.

На аудиенцию к императору в 1895 году молодого Сейида Карима сопровождал его более опытный друг и родственник — ташкентский миллионер Ариф Ходжа Азизходжинов. Не в первый раз он выезжал за пределы Туркестана. Ему уже довелось побывать и в Москве, и в Санкт-Петербурге. В 1894 году Ариф Ходжа посетил Европу, был в Париже и Лондоне.

Безусловно, он принадлежал к самым состоятельным негоциантам Туркестанского края. В 80-е годы XIX столетия Ариф Ходжа Азизходжинов возвел главное ташкентское торговое сооружение — огромный магазин, выходивший своим стодвадцатиметровым фасадом на центральный Соборный проспект (теперь — улица Сайилгох). Пассаж Арифа Ходжи, построенный с элементами архитектуры Ренессанса, до наших дней не сохранился, но старожилы Ташкента хорошо его помнят: вплоть до разрушительного землетрясения 1966 года здесь размещались главные универсальные магазины столицы Узбекистана — сначала ЦУМ, а затем «Детский мир».
Большие средства вкладывал Ариф Ходжа и в промышленность. Наиболее известным его делом явилось участие в строительстве и эксплуатации Ташкентского мясокомбината. Тех самых образцовых «ташкентских боен», которыми законно гордились отцы города в дореволюционные годы как одним из самых передовых по тем временам предприятий. Право на строительство и эксплуатацию боен Ариф Ходжа приобрел летом 1905 года на торгах почти за полмиллиона рублей. По тем временам — фантастическая сумма.

Конечно, успех в деловом мире Сейидазимбаевых и Азизходжиновых был обусловлен трудами известного в Ташкенте основателя фирмы — караванного начальника Сейида Азимбая Мухаммадбаева. Безупречная честность, большие знания и опыт снискали этому человеку огромное уважение сограждан. Как и многие другие негоцианты среднеазиатских государств, Сейид Азимбай торговал в середине XIX века с Россией. Хорошо изучив русский язык во время посещений пограничного города Троицка, познакомившись с европейскими порядками и идеями, он стал ратовать за прогресс и превратился в решительного противника рабства, которое в то время было обычным явлением в ханствах Туркестана. Например, крупный невольничий рынок в Ташкенте существовал в течение многих столетий. Средневековые авторы сообщают, что именно там был некогда куплен молодой гулям по имени Себук-тегин — будущий основатель известной в истории Востока великой империи Газневидов.
Сейид Азимбай по собственной инициативе отпустил своих рабов на волю, его примеру последовали и некоторые другие купцы Ташкента.

Сразу после завоевания Ташкента войсками Российской империи в 1865 году одним из мероприятий новой власти была полная и безоговорочная отмена института рабства. Вот как рассказывает об этом очевидец, Мухаммад Салих Кары, уникальная рукопись которого под названием «Новая история Ташкента» хранится в Институте востоковедения Академии наук Узбекистана: «Знати вилайета сообщили, чтобы они собрались около хауза Калян в кухне Урды. Арбобы, купцы, казы-калян, улема и другие пришли и стали на берегу хауза. В это время пришел сюда Черняев и сказал: «Так как во всяком доме или дворце, будь то богатый или бедный, имеется гулям или мушта и раб, будь он куплен или получен по наследству, то, чтобы доставить удовольствие падишаху Петербурга, пусть владельцы их всех отпустят на волю» — и дал на размышление два часа.

Присутствующие разбились на группы по три-пять человек и начали обсуждать услышанное…
» … Освобождение по приказанию другого — это насилие, … ущерб государству и всем людям полный убыток», — так сказали законоведы.

В это время один, по имени Сейид Азим сын Мухаммада, из группы купцов встал и подошел к группе улемов. Смиренно сложив руки на груди, он вежливо сказал: «Эй, мураджане веры мусульманской! Я надеюсь получить от вас разрешение одного вопроса. Эти люди являются купцами и торговцами и не понимают подобного рода блага государству. По моему предложению они сочли нужным дать отпускную именем этого города Ташкента рабам и рабов своих освободили, и доброе имя этим купцам останется. Я сделал благоразумно?».
А улемы и фазилы отвели Сейида Азима в уголок собрания, скрыв его от взглядов посторонних, сказали: «Разве тебе мало, что вы причиной разрушения этого вилайета сделались?..»
… Однако, утаив свое озлобление против купечества, они при выходе Черняева за ответом все хором ответили, что все согласились отпустить именем города всех рабов на свободу».
Рабство в Ташкенте с этого момента было официально уничтожено, а отпущенным рабам предоставили землю для поселения в районе нынешнего жилого массива Каракамыш.
Твердая и мужественная позиция купеческого старшины Сейида Азимбая в вопросе об отмене рабства выдвинула его в первые ряды общественных деятелей в годы, когда формировалось новое управление Туркестанским краем. Его избрали председателем махкама — специального органа ташкентского самоуправления, созданного в 1866 году для решения различных внутренних вопросов в соответствии с обычаями местного населения. И на этой должности Сейид Азимбай показал себя достойным защитником обиженных. По сохранившимся свидетельствам, он смело вступал в конфликт, если того требовали обстоятельства, с всесильным тогда главой полицейского надзора в Ташкенте есаулом В.Р. Серовым.

В марте 1867 года Сейид Азимбай в Санкт-Петербурге был представлен императору Александру II и пожалован званием потомственного почетного гражданина. В числе его заслуг в грамоте герольдии Российской империи указано: «выкупил русского пленного из Ташкента, первый освободил невольников и, пользуясь своим влиянием, содействовал к удержанию спокойствия в Ташкенте». Долгие годы потом эта грамота в золоченой раме украшала приемную-мехмонхону в известном большом доме Сейида Азимбая на Лабзаке.

За общественными заботами Сейид Азимбай не забывал и о своих коммерческих интересах. В бурно растущем новом городе он брал выгодные государственные подряды на строительство.
Следует вспомнить и еще об одной заслуге этого выдающегося ташкентского коммерсанта. Именно Сейид Азимбай в 1871 году поднял вопрос о реформе образования для местного населения и об открытии школ нового типа. Справедливо критикуя старую систему религиозного обучения детей, он предложил преобразовать медресе Ишанкула-дадхо на Шейхантауре в школу, где одновременно с изучением традиционных мусульманских наук ввести преподавание современной математики, ремесел и русской грамоты. Так зародились «новомодные» национальные школы.
Умер Сейид Азимбай в 80-е годы XIX века, передав свое дело детям, которых он воспитал в традициях высокой нравственности, культуры и деловитости.

В числе первых предпринимателей, вложивших значительные средства в развитие промышленности и торговли Туркестана, следует назвать и Ташкентское отделение фирмы купцов Первушиных. О них сегодня вспоминают разве что старожилы Ташкента, да и то лишь благодаря сохранившемуся в просторечии названию района «Первушка» по арыку Салар. А между тем купцы-промышленники Первушины вполне заслужили добрую память.

В 1866 году отпрыск солидной московской купеческой семьи — в то время совсем молодой Иван Иванович Первушин — получил от отца доверенность на ведение дел в Туркестанском крае. Он начал с устройства мануфактурных магазинов в Ташкенте, запустил здесь шелкомотальную и табачную фабрики, построил первый винзавод. Для обеспечения производства сырьем фирма Первушиных в окрестностях города (теперь это территории современных жилых микрорайонов) развела собственные табачные, виноградные и хлопковые плантации. И.И. Первушин организовал большие закупки хлеба в России и регулярное караванное сообщение Оренбург — Ташкент. Уже в первый год ташкентская фирма «И.А. Первушина сыновья» вложила в торговлю и промышленность Туркестана более миллиона золотых рублей. Доверие к торговому дому Первушиных было столь велико, что в первые годы существования Туркестанского края, когда здесь еще не было банков и почтово-телеграфных учреждений, именно эта фирма выполняла многие кредитные и банковские операции со средствами частных лиц.

И.И. Первушину принадлежит также честь называться первым спонсором разведки и эксплуатации полезных ископаемых Туркестана. Фирму не остановили серьезные трудности, связанные с доставкой из Центральной России в верблюжьих вьюках громоздких горных машин и инструментов. В горах Туркестана была организована промышленная добыча свинца и каменного угля.

Расширяя дело, фирма принимала участие и в международной торговле, наладив тесные связи с Кашгаром, Бухарским и Кокандским ханствами. Большие прибыли позволили Первушиным вкладывать средства и в строительство общественных сооружений. До наших дней сохранилось историческое здание военного госпиталя — старейшего медицинского учреждения в крае. Нынешний кафедральный собор в Ташкенте ведет свое начало от госпитальной церкви св. Пантелеимона, которая строилась тоже на средства фирмы Первушиных.
К сожалению, судьба отпустила недолгую жизнь основателю знаменитого ташкентского торгового дома…

Дело его достаточно успешно продолжали наследники.
Зато — завидным долголетием отличался конкурент и соперник Первушиных ташкентский предприниматель Николай Иванович Иванов (1837—1906). Дачи и плантации Первушиных и Н.И. Иванова находились рядом, торговые интересы перекрещивались.
Сын мелкого торговца из Оренбурга, Н.И. Иванов начал свою деловую карьеру в пятнадцатилетнем возрасте «мальчиком на побегушках». Благодаря своим способностям (а он не окончил даже школы), молодой коммерсант выдвинулся, когда служил на енисейских золотых приисках, и уже в 1865 году стал работать самостоятельно, выполняя казенные подряды в Туркестане. Н.И. Иванов тяготел к созданию предприятий, которые мы сегодня назвали бы химическими. Он был владельцем ташкентских заводов искусственного льда, минеральных вод, винокуренного и фруктово-водочного. В 1874 году Н.И. Иванов первым в Ташкенте наладил производство пива, с него пошла слава того самого «шестого пивзавода», что благодаря качеству продукции сохранялась до конца XX века. Купив имение «Дегресс» под Ташкентом, Н.И. Иванов организовал там образцовое виноделие и стал выпускать марочные вина. Дореволюционные дегустаторы особенно отличали ивановские вина «Семилион», «Султани», «Мускат» и «Сиабчашма». Различные заводы Н.И. Иванова успешно работали во многих городах Туркестанского края. Фирма добывала местный, так называемый драгомировский, каменный уголь, и в 1882—1895 годах (еще до постройки Ташкентской железной дороги) содержала почтовый тракт Ташкент — станция Терекли (почти 1400 километров), единственную транспортную артерию, связывавшую Туркестан с центром России.

Весной 1882 года к Н.И. Иванову обратился немецкий химик Вильгельм Пфафф с предложением организовать производство сантонина в Чимкенте, так как недалеко от этого города в долине реки Арысь в естественных условиях растет редкое растение дарман, из которого можно добывать это важное для медицины природное лекарственное средство. Не прошло и года, как товарищество «Химический завод Иванова и Савинкова» с честью выполнило технически трудно осуществимое дело — переправило тяжелые и объемные части химических аппаратов для производства и очистки сантонина из города Альтоны (Германия) через Оренбург в Чимкент. Более 2000 километров пришлось везти дорогое и хрупкое химическое оборудование по бездорожью на верблюдах в специально сконструированных и изготовленных повозках с массивными колесами и осями… В 1884 году завод заработал — он существует в Чимкенте и по сей день. Благодаря деятельности ташкентского купца Н.И. Иванова изображение растения дарман, дающего сантонин, попало даже на официальный дореволюционный герб Чимкента.
Всего же на предприятиях Туркестанского края, принадлежащих фирме Н.И. Иванова, трудились 2700 рабочих и служащих. А сам промышленник и банкир (в 1881 году он учредил Среднеазиатский коммерческий банк) в течение многих десятилетий являлся старейшиной деловых людей Ташкента, получил почетный титул коммерции советника и был награжден несколькими орденами.

Среди коммерсантов старого Ташкента, которым собственная предприимчивость и удача помогли стать миллионерами, выделялся Дмитрий Николаевич Захо. Этот обрусевший грек, искатель счастья, приехал в Ташкент в 1868 году и открыл в качестве «собственного дела» маленькую табачную лавочку с товаром не более чем рублей на двести. Дела его, однако, пошли так хорошо, что уже через год он состоял пайщиком «беспроигрышной» лотереи с волшебным фонарем-панорамой и платой по полтиннику за вход с человека. Любителей картинок и грошовых выигрышей было так много, что Д.Н. Захо еще через год уже смог взять подряды на поставку канцелярских принадлежностей для государственных учреждений, а к концу XIX века в центре Ташкента возник целый квартал, принадлежавший торговому дому Д.Н. Захо — на территории, ныне занимаемой комплексом ресторана «Зарафшан». Украшением владений Д.Н. Захо стало импозантное здание двухэтажного магазина — старые ташкентцы до сих пор помнят гастроном на углу улиц Соборной и Ирджарской, функционировавший вплоть до разрушительного землетрясения 1966 года. Здание оказалось историческим и называлось в первые послереволюционные годы Дворцом Труда.

Все тому же Дмитрию Захо принадлежали фешенебельная гостиница и ресторан «Швейцария», фасад которых, украшенный инициалами владельца, выходил на Иканскую улицу (теперь — улица Д.Неру). Позднее и ресторан, и гостиница получили общее имя — стали называться «Региной».
Именитые ташкентские купцы первой гильдии всегда большое внимание уделяли благотворительной и общественной деятельности.

Ариф Ходжа Азизходжинов вместе с Н.И. Ивановым организовал в конце позапрошлого века в Ташкенте так называемый Дом трудолюбия, который обязан был предоставлять кров, еду и работу безработным, впавшим в безвыходное, бедственное положение. Здание для этого учреждения в центре нового города — на улице Обуха (ныне проспект Алишера Навои у гостиницы «Dedeman») пожертвовал городу сам Ариф Ходжа.

Н.И. Иванов как большой любитель конного спорта, избирался вице-президентом Туркестанского общества поощрения коннозаводства и на свои средства построил первый ташкентский ипподром.

А Сейида Карима Сейидазимбаева 300 состоятельных мусульман-купцов, членов благотворительного общества «Помощь», избрали в 1909 году своим главой — председателем совета. Сейид Карим на общественных началах, как сказали бы сегодня, руководил благородным делом помощи нуждающимся сиротам, старикам, инвалидам, открывал больницы, амбулатории, бесплатные столовые для неимущих. Между прочим, общество «Помощь» поддерживало материально и студентов, не имевших средств для оплаты учебы.
Слава Первушиных и Н.И. Иванова как меценатов не давала спокойно спать и Д.Н. Захо. В 90-е годы XIX века он на собственные средства пристраивает колокольню к госпитальной церкви св. Пантелеимона. Однако общие масштабы благотворительной деятельности Д.Н. Захо все же относительно скромны.

Буйный рост промышленности и торговли привлек в столицу Туркестанского генерал-губернаторства самую разношерстную публику. Естественно, что в деловом мире старого Ташкента наряду с солидными предпринимателями нередко подвизались весьма сомнительные личности, пытавшиеся любым путем сколотить себе состояние.
Наиболее скандальная известность в старом Ташкенте сопровождала, пожалуй, Станислава Казимировича Глинку-Янчевского. Еще во время учебы в Николаевской инженерной академии он по каким-то темным делам был арестован и почти три года провел в заключении, а затем, в 1866 году, его определили служить в Туркестан. В Ташкенте молодой поручик-сапер одновременно со службой развил широкомасштабную коммерческую деятельность, начав с организации одного из первых в городе кирпичных заводов. Дело оказалось прибыльным, так как в это время особенно интенсивно застраивался Новый город.

По рассказам старожилов, офицер-предприниматель охотно пускался в рискованные спекуляции, любил жить на широкую ногу и имел феноменальную способность заваливать любое дело, в котором принимал участие. Так, в семидесятые годы XIX века фирма С.К. Глинки-Янческого была уличена в присвоении значительной части денег, отпущенных на строительство … тюрьмы на Московском проспекте (у нынешнего Алайского рынка). В 1874 году государственные контролеры при проверке счетов обнаружили оформленные липовые документы, но подрядчик отделался легким испугом, хотя и вынужден был оставить военную службу. А через несколько лет, осенью 1880 года в Ташкенте с помпой открылся «Банкирский дом С.К. Глинки-Янчевского и К°». Нашлись люди, доверившие экс-поручику свои капиталы — и что же? Банк, конечно, прогорел, клиенты пострадали на сумму около трехсот пятидесяти тысяч рублей, получив лишь по тридцать копеек на каждый вложенный рубль. Формальная хозяйка частного банка, супруга экс-поручика Людмила Степановна Карали по делу о банкротстве на целый год была заключена в ту самую тюрьму, которую построил ее муж, но сам С.К. Глинка-Янчевский опять вышел сухим из воды. По городу циркулировали упорные слухи, что влиятельные вкладчики, друзья банкира, нисколько не потеряли, но даже приобрели …

Самым анекдотическим начинанием С.К. Глинки-Янчевского, своеобразной «притчей во языцех» было строительство в 1868—1875 годах ташкентского канала, или, как тогда говорили, водопровода для Нового города. Осуществление этого проекта должно было исправить разрушенные военными действиями отряда М.Г. Черняева ирригационные сооружения правобережья Чирчика. Предполагалось поставить дело на широкую ногу, провести глубокий водовод из Салара, для чего существенно поднять уровень канала высокой плотиной, вывести в открытом ложе воду к новому городу, устроить земляные насыпи с туннелями для поперечных малых арыков. Эти фантазии в духе римских акведуков очень нужны были С.К. Глинке-Янчевскому, который подрядился построить ташкентский водопровод за сто восемьдесят тысяч рублей. В течение семи лет подрядчик усиленно доил казну, требуя дополнительных ассигнований, а когда было официально объявлено об окончании строительства — вода по каналу вообще не пошла…

В подробном акте специальной комиссии, между прочим, было отмечено, что «… водопровод устроен непрочно, не пригоден для своего назначения и постройка исполнена без всякого расчета и соображения с положением всей прочей системы каналов окрестностей города Ташкента». Обнаружилось также, что злополучный канал проведен зигзагами, чтобы оросить собственные сады подрядчика, расположенные вдоль трассы.
Однако С.К. Глинка-Янчевский решений комиссии не признал, стал на путь судебных отписок и препирательств и почти двадцать лет вел тяжбу по разным инстанциям — вплоть до Сената. Нанесенный ущерб взыскать с него так и не удалось. Когда же из-за совершенной бесполезности водопровода для возмещения понесенных казной убытков решено было ликвидировать остатки с молотка, — вырученная сумма оказалась смехотворной.

С.К. Глинка-Янчевский обитал в Ташкенте в красивом особняке, построенном по проекту архитектора О.И. Гамбургера на углу улицы Романовского и Воронцовского проспекта (теперь ул. Х. Сулеймановой). В 1901 году этот дом был выкуплен городом, и здесь до землетрясения 1966 года работал главный орган управления Ташкента, сначала городская Дума, а потом горисполком.
С.К. Глинка-Янчевский не был чужд и журналистики. Его статьи печатались в «Туркестанских Ведомостях», «Голосе» и «Новом времени». Собственных убеждений он не имел, выступая то монархистом, то поборником свободы, а литературные его труды чаще всего имели скандальный характер, в особенности — резко написанная книга — «Пагубные заблуждения», изданная в 1899 году, где автор сводил счеты с насолившими ему судебными ведомствами и юристами.
Самая авторитетная русская энциклопедия — знаменитый словарь Брокгауза и Эфрона — уделила биографии публициста С.К. Глинки-Янчевского целых сорок строк убористого текста. Но о коммерческих аферах его в Ташкенте мы не найдем там даже беглого упоминания…
Другим ташкентским коммерсантом, имя которого регулярно встречается в мемуарной и даже художественной литературе, был некий Александр Егорович Громов. Эта в определенной степени легендарная личность заслуживает особого рассказа, тем более что о нем сочинено множество небылиц.

Александр Громов начал свою торговую деятельность в качестве приказчика известного купца М.А. Хлудова, основавшего еще в 1868 году в Ташкенте первый кожевенный завод. Художник В.В. Верещагин, лично знавший очень многих ташкентцев-старожилов, в своих воспоминаниях назвал этого Хлудова не просто лихим, но — архилихим человеком. То есть — молодому Александру Егоровичу было у кого поучиться…
В начале 1873 года мы застаем недавнего приказчика уже волонтером (то есть добровольцем-вольноопределяющимся) семиреченского казачьего полка, отправившегося в составе Туркестанского отряда в очередной захватнический военный поход на Хиву. Но А.Е. Громов вовсе не собирался воевать. Он подрядился снабжать отряд продовольствием, закупал для этого хлеб в Бухарском ханстве, и к пасхальным праздникам (на марше и — в пустыне!) ухитрился доставить отряду целый транспорт куриных яиц. А как говорят в народе, — дорого яичко к Христову дню! Это, конечно, запомнилось.

Но главным делом А. Е. Громова было снабжение войск вьючными верблюдами. Успех всех походов в Центральной Азии в те времена целиком зависел от «кораблей пустыни». Собственных вьючных животных в достаточном количестве русское командование не имело. Верблюдов вместе с погонщиками-лаучами нанимали у кочевников на время военных действий особые подрядчики-маркитанты. Вот одним из таких маркитантов и сделался ташкентский купец Александр Громов.

Благодаря доставленным верблюдам Хивинский поход, несмотря на тяжелейший маршрут по безводным местам, проходил довольно успешно. Уже в мае 1873 года Хива капитулировала, три русских отряда, дошедших через пустыни с разных сторон до столицы ханства, шумно праздновали победу.
Однако вожди туркменского рода йомудов — вассалы хивинского хана, сохранившие значительные силы боеспособной конницы, не подчинились объявленной капитуляции и продолжали военные действия.

Чтобы завершить кампанию, в пустыню к кочевьям йомудов был направлен сильный отряд под командованием генерал-майора Николая Никитича Головачева. В отряде находились и сиятельные участники Хивинского похода — члены императорской фамилии и двоюродные братья Великий Князь Николай Константинович и князь Евгений Максимилианович Лейхтенбергский. Тогда — просто молодые гвардейские офицеры, искавшие славы на войне.
Во время опасного рейда на йомудов заставил говорить о себе и ташкентский коммерсант Александр Громов. Предоставим слово участнику событий, полковнику Дмитрию Колокольцеву, автору любопытного походного дневника «Экспедиция в Хиву», изданного в Санкт-Петербурге в 1873 году. На экземпляре своей книги, подаренной А. Громову, автор написал так: «Александру Егоровичу Громову, участвовавшему во всех военных делах и перенесенных бедствиях достопамятной экспедиции в Хиву и кавалеру св. Георгия за отражение смертоносного наносимого удара Его Императорскому Высочеству князю Евгению Максимилиановичу Лейхтенбергскому туркменом в деле 15 июня под Чандыром.

Товарищ по Хивинской экспедиции Дмитрий Колокольцев. 1873 год».
Примерно в таких же словах об этом эпизоде рассказано и в известном официальном «Описании Хивинского похода», вышедшем под редакцией генерал-адъютанта В.Н. Троцкого в 1898 году.
За спасение жизни члену императорской фамилии купец Александр Громов, конечно же, был щедро награжден, он заслужил высшую возможную для вольноопределяющегося воинскую награду — знак отличия ордена св. Георгия Победоносца. Сам же князь Лейхтенбергский получил офицерский Георгиевский крест четвертой степени.

Ореол героя был очень выгоден А.Е. Громову в его коммерческих делах, тем более что боевые награды в старой России просто так не присуждались. Впрочем, тут был особый случай. Ведь князь Лейхтенбергский (между прочим, потомок Евгения Богарнэ, пасынка Наполеона) именно затем и стремился в Хиву, чтобы обрести желанные боевые отличия. Через много лет, знавший все доподлинно и имевший гораздо большие заслуги, Великий Князь Николай Константинович как-то с обидой обмолвился, что его двоюродного брата можно назвать георгиевским кавалером только с большой натяжкой … Таким образом, «отражение смертоносного наносимого удара» вполне могло быть просто придумано хитрым генерал-майором Н.Н. Головачевым, командиром набега на туркмен-йомудов. Да и кто бы в пылу атаки, в клубах песка и пыли, мог доподлинно разглядеть, существовала ли в действительности опасность для тщательно оберегаемого члена императорской фамилии? Зато у Георгиевской Думы появились основания для награждения Его Высочества …

Между прочим, буквально через несколько лет генерал Н.Н. Головачев был с позором изгнан с поста военного губернатора Сырдарьинской области за вопиющие злоупотребления. Его уволили из армии, и только заступничество императора спасло генерала от суда.
А «героический маркитант» А.Е. Громов беспардонно продолжал пользоваться своей славой, успешно умножая собственный капитал. Он добивался выгодных государственных подрядов, что в Туркестанском крае в те времена можно было делать достаточно просто, пользуясь покровительством военных властей. Тем более что А.Е. Громова знали видные военные — Н.Н. Головачев, влиятельный начальник штаба Туркестанского военного округа генерал-адъютант В.Н. Троцкий. Познакомился с лихим ташкентским купцом в том самом Хивинском походе и генерал Михаил Дмитриевич Скобелев — восходящая звезда российской армии. Он весьма ценил авторитет А.Е. Громова в «верблюжьем деле». Да и история избавления князя Лейхтенбергского от смерти в Каракумах была Михаилу Дмитриевичу хорошо известна — ведь сестра генерала, Зинаида Дмитриевна была замужем за князем.

В начале 1880 года М.Д. Скобелев, в то время уже прославленный герой русско-турецкой войны, назначается командующим войсками в Туркмении, где шли военные действия против вольнолюбивых и непокоряющихся текинцев. Понимая, что без верблюжьих транспортов воевать в песках нельзя, генерал немедленно затребовал к себе «специалиста по верблюдам» Александра Громова.
Однако у купца первой гильдии в это время были большие неприятности. Уже восемь месяцев он томился в секретном каземате ташкентской тюрьмы, заключенный туда по личному указанию генерал-губернатора. Основанием для этого послужил иск А.Е. Громова к военному ведомству по возмещению убытков, будто бы понесенных маркитантом во время Хивинского похода. По его словам, из-за разграбления нанятых им верблюжьих караванов казна недоплатила ему четырнадцать тысяч золотых рублей компенсации. А.Е. Громов утверждал, что был даже убит один из его приказчиков, так сказать, «при исполнении», и предоставил счета нескольких ташкентских купцов, отпускавших ему товары. Правда, соответствующие документы показались следствию малоубедительными.

И все было бы ничего, если бы А.Е. Громов не тиснул инкогнито в «Туркестанских Ведомостях» статью с критикой официального решения аннулировать государственные долги перед подрядчиками Хивинского похода. Генерал-губернатор К.П. фон Кауфман справедливо полагал, что, сберегая государственные средства, торговцы могли бы выполнить свой гражданский долг, а не поживиться в очередной раз на войне. И вдруг какой-то А.Е. Громов выступает против, да еще и с обманом… Возмущенный К.П. фон Кауфман потребовал военного суда над дерзким негоциантом.
«Верблюдоведа» спас генерал В.Н. Троцкий, на правах военного прокурора освободивший его из заключения. Тут вовремя подоспел и скобелевский вызов.

А.Е. Громов тотчас кинулся в Чикишляр — ставку М.Д. Скобелева на берегу Каспийского моря.
Командующий собирался поручить ташкентскому купцу поставку пяти тысяч верблюдов и перевозку всех стратегических грузов от Каспийского моря к месту военных действий. Разговор, состоявшийся между генералом и купцом, очевидец — доктор А. В. Щербак передает следующим образом:
— Можешь взяться за поставку и перевозку? — спросил генерал.
— Постараюсь, — ответил тот.
— Есть у тебя деньги?
— Тысяч полтораста наберется, ваше превосходительство!
— Ну, берись с Богом! Не хватит денег — дам своих. Ты ведь понимаешь положение дела?
В тот же день из Чикишляра в мирные туркменские аулы помчались джигиты и приказчики Громова.
На третий день у домика Скобелева толпились уже туркменские старшины. Средь них, в черкеске и с толстой пачкой денежных депозиток, выделялась высокая фигура купца Громова. Владея в совершенстве туземным языком, он быстро заключал с ними условия, раздавая при этом денежные пачки. Расписок с туркмен в получении задатков не бралось, что еще больше внушало им доверие».
Рассказывая об этом же эпизоде, художник В.В. Верещагин (правда, со слов своего брата Александра) писал в 1889 году, что А.Е. Громов будто бы высыпал тогда к ногам аксакалов в качестве задатка целый мешок золота.

Сначала А.Е. Громов намеревался нанять верблюдов в Бухарском ханстве, но мервские туркмены рода сарык, пользуясь неразберихой, царившей из-за войны, напали на принадлежавший бухарцам город Чарджуй, и путь из Чикишляра к дружественной Бухаре был закрыт. Пришлось нанимать верблюдов и лаучей у туркмен рода йомудов, которые, естественно, не горели желанием помогать российским властям в войне против родичей-текинцев и даже подумывали присоединиться к защитникам Геок-тепе.
Тогда А.Е. Громов беззастенчиво обманул лаучей, наняв верблюдов будто бы для доставки каких-то мифических товаров с берега Каспийского моря в Хиву.
Но у залива Кара-Бугаз караванщики-йомуды Кошкар, Кук и Карабала отказались вести караваны дальше, однако хорошо вооруженный отряд сопровождения во главе с самим А.Е. Громовым принудил их к этому силой.

Правдами, а чаще неправдами, добивался своих целей на этой войне ташкентский купец Александр Громов — ведь ему было крайне необходимо вернуться домой, где его ожидало судебное разбирательство. И вернуться, как говорится, — «со щитом или на щите»…
Историки пишут, что туркменская кампания была выиграна М.Д. Скобелевым в значительной степени с помощью правильной организации доставки военных грузов (в том числе артиллерийских боеприпасов) на верблюдах А.Е. Громова. Всего А.Е. Громов привел в отряд четыре тысячи сто восемьдесят девять верблюдов.

Ташкентский купец первой гильдии Александр Егорович Громов возвратился с войны в столицу Туркестанского края, украшенный теперь уже второй по счету наградой — орденом св. Владимира четвертой степени, и … с пятьюстами тысячами золотых рублей.
Поговаривали также, что после падения текинской крепости Геок-тепе А.Е. Громов купил пленную рабыню — красавицу-текинку и увез с собой.
Судебное дело А.Е. Громова по ходатайству нового туркестанского генерал-губернатора М.Г. Черняева было прекращено …

Разбогатев на войне, А.Е. Громов задумал открыть в Ташкенте ряд доходных торгово-промышленных предприятий, в числе которых первое место занимало производство спиртных напитков. Но по своему характеру Александр Егорович был совершенно непригоден для мирных занятий промышленника. Спиртоводочный завод, купленный А.Е. Громовым у некого Пинхаса Абдурахманова в 1883 году, просуществовал всего несколько лет.
В 1885 году «верблюдовед» предполагал открыть свеклосахарный завод и даже обращался в установленном порядке к администрации за льготами на это производство, но из-за расстройства своих денежных дел дальше проекта продвинуться не смог. По этой же причине здания и сооружения задуманного чугунолитейного завода А.Е. Громова, построенные во второй половине 80-х годов XIX века на берегу Салара против военного госпиталя, перешли к другим владельцам.
Всего за несколько лет А.Е. Громов из-за неумения цивилизованно вести торговые дела не только разорился сам, но и разорил своего тестя — ташкентского купца Ивана Васильевича Крюкова, владевшего капиталом в двести тысяч рублей.
Чтобы как-то поддержать банкрота, Великий Князь Николай Константинович, сосланный, как известно, на вечные времена в Туркестанский край под надзор полиции и развернувший здесь крупномасштабную деятельность по ирригации, взял А.Е. Громова к себе на службу — в качестве управляющего оросительными работами, памятуя о его кипучей энергии, проявленной во времена Хивинского похода.

Однако пройдоха-верблюдовед вздумал поживиться на неопределенности положения ссыльного Великого Князя, бывшего всегда на подозрении у властей. Когда в 1892 году Николай Константинович уволил его за какие-то серьезные проступки с должности управляющего, А.Е. Громов явился в Санкт-Петербург к военному министру П.С. Ванновскому с огромным (на тридцати девяти листах) доносом на своего благодетеля, где он обвинил Великого Князя во всех смертных грехах, от призывов к бунту до казнокрадства и русофобии.

«Его Высочество, — писал А.Е. Громов — стоит во главе всей польской партии, к которой принадлежит и немалая часть русских, и эта партия вскоре сломит все существующие ныне порядки в России. При этом Надежда Александровна принесла мне целую тетрадь писаных стихов, из которых я должен был убедиться, что предстоит Великому Князю в будущем, и добавила, что Его Высочество давно велел вручить мне эти стихи с просьбой давать их читать своим знакомым для распространения в народе известных идей. И Надежда Александровна, и сам Великий Князь были вполне убеждены, что раз оказавши мне помощь для окончания своих дел с кредиторами, я не могу иначе поступить, как только беспрекословно, очертя голову, исполнять их волю и желания, каковы бы ни были мои взгляды на верность службы Престолу и Отечеству. Подобно тому, как они завербовали многих других лиц, они хотели проделать это тем же путем и со мной, почему и не скрывали от меня ни своих действий, ни своих намерений и стремлений. Этот откровенный разговор с Надеждой Александровной несказанно меня поразил, но в то же время меня окончательно убедил в верности моих давнишних подозрений. Я начал ко всему еще строже прислушиваться и проверять все их действия и убедился, что действительно не орошение мертвых земель интересует их… Я видел, как много разного темного люда окружает Великого Князя, есть даже беглые из Сибири и другие разные лица, скрывающиеся от правосудия, причем эта необузданная, отчаянная ватага не убывает, а напротив, ежедневно прибывает».
Доносчик верноподданнически сообщал, что «Великий Князь бежавшим из Сибири преступникам, которые скрываются в имениях Николая Константиновича… благоволит всей душой, оказывает им денежную помощь».
И вообще — А.Е Громову не нравилось, что, вкладывая собственные средства в орошение мертвых земель вокруг Ташкента, Великий Князь получал большие доходы, которые следовало бы у него отнять …

Дворцовое ведомство империи всполошилось, военному министру и министру внутренних дел И.Н. Дурново было поручено срочно провести строжайшее следствие. Однако сведения, содержащиеся в записке А.Е. Громова, не подтвердились. Кроме морального ущерба Великому Князю, демарш коммерсанта-верблюдоведа никаких сколько-нибудь ощутимых последствий не принес.
Но дорога в Туркестанский край Александру Егоровичу Громову была с тех пор навсегда заказана.
Продолжил же он свои нечестные игры уже за пределами Средней Азии.
Известно, что купец А.Е. Громов принимал участие в русско-японской войне и даже получил следующий орден — св. Владимира третьей степени с мечами, а также чин действительного статского советника (то есть гражданского генерал-майора); еще бы, — ведь он был лично известен самому военному министру А.Н. Куропаткину по той самой верблюжьей эпопее на Геок-тепе! И теперь тоже, наверное, чем-то снабжал дальневосточную армию. Но мы-то хорошо представляем, что русско-японская война была проиграна Россией именно из-за никудышного снабжения войск…

Значительный всплеск деловой активности в Средней Азии, который пришелся на вторую половину XIX века, выдвинул на общественном поприще многих промышленников и торговцев. Конечно, попадались среди них дельцы и аферисты. Но справедливости ради следует признать, что фундамент современного индустриального Узбекистана в те далекие времена заложили по-настоящему солидные предприниматели, заслуживающие доверия заводчики и фабриканты.
Коммерсанты старого Туркестана … Разные характеры, неповторимые судьбы.
Отдавая дань объективности, сегодня следует особенно подчеркнуть, — труды именно этих людей когда-то во многом позволили Ташкенту успешно продвинуться по трудному пути к современности.

Поучительная же история их жизни и деятельности пока еще, увы, никем не написана …