Альбина Андреевна Бабенко: Воспоминания, часть первая: про войну История Ташкентцы

Альбина Андреевна всю жизнь проработала на ТАПОиЧ — в плазово-шаблоном цехе №31, в отделе станков с ЧПУ №115 и в Серийном конструкторском отделе №46.

Альбина Андреевна Бабенко (Дегтярева, Гилько) 29.06.1937 – 17.10.2025

Воспоминания про детство и про войну

(Прислала дочь Альбины Андреевны Татьяна Сотникова)

Я родилась в Ташкенте в 1937 году. Детство было безоблачное и весёлое!
Родители меня водили в детский садик. В выходные дни мы гуляли в зоопарке, кормили животных, ездили в БОТАНИЧЕСКИЙ САД, где директором был Русанов, папин приятель.

С мамой

Папа был отличным фотографом и фотографировал экзотические растения для его работ. Ещё мы ездили на «Комсомольское озеро», которое было рукотворным, его вырыла вручную молодёжь города, поэтому и назвали его «Комсомольским» Посередине был красивый островок, а вокруг много зелёных насаждений!!! Папа брал лодку, и мы плавали в ней по озеру.

На Комсомольском озере

Ещё запомнился очень красивый праздник 1 мая 1941 года, в детском саду, красивый танец мужчины с лентами и обильный стол с пирожными и всякими печениями. Остались фотографии, которые я с вожделением рассматривала в голодные годы войны.

1 мая 1941 года.

Летом мы с мамой отдыхали в доме отдыха, в воскресенье приехал папа, я очень обрадовалась, что будем с ним гулять. но…мама заплакала и куда то побежала, а мы с папой сидели возле фонтана, мимо нас бегали люди, женщины плакали… и мы уехали домой. Это произошло 21 июня 1941 г.

Родители перед войной

Война в мою жизнь вошла по-детски… Я помнила, что вечером, возвращаясь с работы, папа приносил мне пирожные из знаменитого гастронома на ул. Пушкинской. Потом папа стал приносить вместо пирожных, пирожки с повидлом, какие то чёрные и не очень вкусные.

Наступил день, когда папа ничего не принёс и на мой удивлённый взгляд ответил: «война, доченька!!!» Я впервые услыхала это слово… Через несколько дней утром мы вышли за ворота нашего двора втроём, мама плакала. Папа поцеловал маму, поднял высоко меня и тоже расцеловал… По дороге в садик, когда я спросила маму, почему она плачет, мама мне рассказала, что папа уехал на фронт воевать с немцами.

Сначала папа и наш сосед Изя, молодой парень, а папе в то время было 42 года, проходили военные курсы в небольшом городке Чирчике, недалеко от Ташкента. Однажды, наверное, через неделю, Изя прибежал домой к родителям и крикнул нам, что их состав стоит на вокзале, можно съездить и попрощаться с папой перед отправкой на фронт. Мама собрала, что то в небольшой узелок, и мы поехали на трамвае на вокзал. Долго ходили, искали состав, но так и не нашли его. Тем временем стемнело, никакого освещения не было, и мы побрели домой обе в слезах…

По дороге мама споткнулась о рельс, разбила ногу, потекла кровь, и рыдания наши усилились!!! На следующий день прибежал опять Изя, сказал нам, на каком пути стоит состав, и мы опять помчались на вокзал. Состав был длинный и мы у каждого вагона просили солдатиков крикнуть: «Андрей Гилько!!! »

Из одного вагона выпрыгнул папа, мы стали обниматься, целоваться, а мама опять плакала. Не успели мы насладиться встречей, как прозвучала команда «по вагонам»!!! И поезд медленно поехал, а мы всё стояли и махали руками. Так мы расстались с папой на долгие годы.

Прошло немного дней и однажды, распахнулись ворота в наш общественный двор, где жило много семей всех национальностей, с громкими рыданиями ворвалась моя двоюродная сестра Женечка !!! Её роскошные косы были разбросаны в беспорядке по плечам, лицо было черного цвета (с годами я узнала, что от горя и слёз лицо чернеет!). Она кричала одну фразу: «Ванечку убили-и-и!!!» Они обнялись с мамой и долго горько плакали. Женечка была студенткой Ташкентского Текстильного института, а Ванечка её однокурсник и друг. Они даже ни разу не целовались с ним. Сразу после начала войны, студенты и преподаватели Института записались добровольцами на фронт. Сначала они обучались военному делу, а потом их послали на фронт, под Москву, где они почти все погибли! «Вечная им память!!! » Во дворе института стоит стела с их именами, и мы на 9 мая носили к ней цветы. Цветов там всегда было много.

В садике

Лето и осень прошли как то обыденно. Нас кормили в детском садике. Было много фруктов и овощей на базаре, но пришла зима. Света электрического не было. Все обзавелись «коптилками», пузырьками, в которые наливался керосин, через металлическую трубочку пропускался фитиль, скрученный из ваты или какого- то шнура, за ним нужно было всё время следить, т.к. сгорая, он время от времени начинал коптить или вовсе затухал. По вечерам мама при этом ужасном свете читала мне книжки. Особенно мне запомнились книжки о семье Дуровых, о животных. Книги брали в библиотеке. Дома было холодно, т.к. печь топить было нечем, а немудрённый обед и чай варили во дворе тоже на импровизированный печке, «мангалке», сделанной из ведра, со вделанной в него решеткой, на которую укладывался саксаул, или, если повезёт, то уголь. Внизу вырезали окошечко, для уборки золы (саксаул, это сухие коряги, которые собирали и завозили из степи.)

Ложиться вечером в постель было тоже страшно, она вся промерзла, поэтому ложились в одежде и по мере согревания, постепенно снимали с себя по одной одёжке…

Утром же одежда согревалась под одеялом и одевалась в обратном порядке.

Ноги мои поменяли размер, а обуви не было… Мама сшила, из какой- то материи сапожки, которые внутри были простёганы с ватой. Они были тёплые, но погода в Ташкенте сырая и мокрая. А галош не было!

Так что мамочке моей приходилось меня нести на спине, останавливаясь возле парадных дверей домов, перед которыми были ступеньки, отдыхала и несла меня дальше. Мамина работа и мой детсад были далеко от дома. А вечером всё в обратном порядке. Хорошо, когда выпадал снег, тогда мама возила меня на санках. Но зимой в Ташкенте снег бывает редко…

Радио у нас, впрочем, как и во всех квартирах, никогда не отключалось.… Иногда мама приходила с работы уже поздно вечером, а я сидела на маленькой табуретке, не зажигая «коптилки», и слушала по радио всё подряд…Сообщения Совинформбюро, о том, как отступали, а потом наступали наши войска, музыку и песни по заявкам, письма с фронта …Однажды меня привлекло название статьи Петра Лидова, а скорее всего, другого корреспондента «Таня». Слушать было очень страшно. Под Москвой …немцы схватили девушку партизанку и пытались узнать у неё информацию…о её отряде. Девушка молчала. Они стали издеваться над ней. На груди выкололи звезду, под ногти загоняли иголки, но она молчала. Её раздели до рубашки и босиком гоняли по снегу. Утром выгнали всё село на площадь и повесили её… Хозяйка дома, куда её бросили на ночь, потихоньку спросила, «скажи, милая, как тебя зовут? Она тихо сказала «Таня» Перед тем, как на шею ей накинули верёвку, она крикнула людям: «Не плачьте, не бойтесь…Сталин с нами, Сталин придёт!!!» Это была первая героиня Советского Союза Зоя Космодемьянская. В честь неё я свою дочку назвала Таней!!!

Сейчас прочитала, что о ней пишут в Инете, стало стыдно… и противно. Вечная ей память!!!

Летом мы бегали босиком, т.к. ножки росли, а обуви не было.
Фрукты можно было есть прямо с деревьев, растущих во дворе, недозревший урюк и яблоки , и очень сладкий тутовник. Однажды я видела, как на улице, возле дерева стоял мальчишка, лет девяти, он присаживался, кричал: «смерть фашистским оккупантам!!!» и, поднимаясь, языком слизывал ползущих по стволу муравьёв, (говорят они кисленькие). А мы в детском саду на прогулках ели сладкие цветочки…

Летом подключали электричество… вечерами становилось веселее.

В садике, который был от Ташкентской Киностудии, было много детей, т.к. приехали эвакуированные работники Киевской и Одесский киностудий. Спать днём было негде, воспитатели нас усаживали за стол, руки складывали на столе, на них клали голову и так проходил тихий час. Я спать не могла, просто тихонько сидела…

Однажды, наша воспитательница сказала, что мы будем собирать подарки для солдат, что у кого есть!!! Скарб был достаточно бедным и разнообразным. Подходили чистые листочки бумаги от тетрадей и альбомов, половинки и меньше карандашей любого цвета, особенно ценились «химические», из которых можно было делать чернила. Можно было приносить махорку, спички, папиросы, разумеется, по одной, две штуки… и кусочки газет для «самокруток».

Мы собирались поехать в госпиталь к раненным воинам. Готовили самодеятельность весёлые песни, танцы, героические стихи. Позже я узнала, что в Ташкент отправляли самых «тяжелых» раненных. Их принимал знаменитый Институт Ортопедии. Мы не всё понимали, и поэтому нас не пугали раненные, у которых были только отверстия для губ и носа, хорошо, если сохранились глаза.

В основном это были лётчики и танкисты, горевшие в своих машинах. Страшнее было смотреть на раненых, которым делали имплантацию лица. Вырезали лоскут кожи с руки и, не отрезая до конца, подшивали на место сгоревшего носа или части лица, чтобы ткань прижилась. Операция эта была долговременная. Руку укладывали как бы на этажерку из фанеры и закрепляли неподвижно на уровне лица. Так приходилось ходить до тех пор, пока кожа руки не станет прирастать к носу или лицу, (как цветок или листья) только после приживления вырезали остальную часть имплантата и пришивали, формируя необходимую часть лица. А кожа на руке тоже постепенно зарастала.

У нас были у каждого свои подопечные раненные. У меня был «дядя Коля», он был «ходячий больной», водил меня по палатам, знакомил с ранеными. В одной из палат лежал танкист, весь забинтованный, только, где у него был рот, была дырочка, и видно было губы. Возле него сидели «ходячие» раненные, кто мог видеть и держать книгу в руках, они ему по очереди читали «Человек — невидимка». Дядя Коля мне вкратце рассказал, что это за «невидимка»…

Показал мне пулемёт «Максим», он тоже был «раненый», и я волновалась, как же будут воевать без него на фронте (я считала, что он единственный, раз у него есть имя). Дядя Коля меня успокоил, что он в Армии не один.

Потом мы в зале, где собралось много народа, начали наш концерт. Мы очень старались, нам было весело. После каждого выступления нам долго аплодировали, раненные, у кого была свободна одна рука, от бинтов, или вовсе ампутирована, хлопали вдвоём. Но многие зрители плакали, я этого в то время не могла понять!!! Мы так весело пели и танцевали!!! Наверное, они вспоминали о своих родных и детях, живых и погибших.

В Ташкенте, на мемориальном кладбище есть «карта», на которой погребены усопшие из этого госпиталя. У каждого своя могилка, я как то встретила там родственников, которые приехали издалёка, мне кажется, с Урала или Сибири поклониться праху своих родных.

Когда наступила весна, природа ожила, нашу Нелю, мою сводную сестру, вместе с другими молодыми девушками отправили в степь на заготовку черепах. Они собирали их в мешки, складывали в кузов машины и привезли на кухню своего завода, т.к. мясо черепах является деликатесом и имеет вкус и калорийность куриного. За работу они получили по мешку живых черепах. Сначала было непонятно, что с ними делать, они пытались вылезти из мешка и устроить побег. Не буду рассказывать, как их варили и обрабатывали, но во многих черепахах оказались яйца, которые достались мне, как ребёнку. Они были очень вкусные. Потом несколько дней наслаждались прекрасным бульоном и почти куриным мясом. Был у нас «Праздник живота», в рабочих столовых тоже смогли подкормить людей, т.к. работали в основном молодежь и женщины.

У мамы на работе была вахтёрша, молодая и очень красивая девушка, звали её Тома. Одета она была простенько, сверху была накинута телогрейка, а на ногах солдатские ботинки…Она постоянно, что то рисовала, когда я решила посмотреть, что же она рисует, увидела в основном женские ножки «на носочках» в тапочках. Потом я узнала, что Тома из Ленинграда, училась в хореографическом училище им. Вагановой и мечтала быть балериной, а тапочки называются «пуанты»! У неё была мечта, когда кончится война, она вернётся в любимый Ленинград и будет танцевать на сцене. Очень бы хотелось, чтобы её мечта исполнилась!!!

Позже в столовых стали готовить омлеты из американского яичного порошка. Запах чувствовался далеко от столовой, а сами омлеты были очень вкусные.

Позже появилась молдавская кукурузная мука, из которой варили очень вкусную мамалыгу, т.е. понемногу питание налаживалось!
Однажды мы сидели у нас дома с сестрой Нелей и моей неразлучной (до сих пор) подружкой Милой. Пришла почтальонша и вручила Неле письмо официальное, под роспись, с фронта. Неля побледнела и трясущимися руками стала распечатывать этот страшный конверт. Во время войны многие семьи получали такие страшные пакеты. Мы с Милой дружно и громко заплакали…

Неля прикрикнула на нас, «что вы ревёте??? Папа жив, лежит в госпитале в городе Кёнисберге, он контужен и потерял один глаз » Мы не совсем поняли насчёт ранения, но, главное, что жив!!!

Родители после войны

Папа до войны был очень хорошим фотографом, поэтому его оставили при госпитале в рентгеновском кабинете. Ему сделали протез глаза.

В конце войны на студии появились трофейные фильмы. В зале при просмотре мне их нельзя было смотреть, но добродушный кинооператор забирал меня к себе в аппаратную, пристраивал к маленькому окошечку , и я смотрела очень красивые фильмы, естественно без перевода, но сбольшим удовольствием. Среди них был фильм, так любимый мною до сих пор «Серенада Солнечной долины» и очень много других красивых музыкальных фильмов.

Наступила весна 45 года, мне было в то время 8 лет, но я ещё ходила в детский сад и мы, «сидя на горшках», вполне серьёзно обсуждали ход боевых действий. Надеялись, что вот уже скоро наша Армия войдёт в Берлин.

1 мая мама была на вечере в честь 1 мая, пришла вся заплаканная. Когда я её спросила, почему она плачет…мама сказала, что война уже почти закончилась.

Очень хорошо помню ДЕНЬ ПОБЕДЫ!!! Утром у нас во дворе, где жили дружно все национальности страны, я проснулась от всеобщего плача и мы с мамой выскочили во двор!!! Все плакали, обнимались, целовались!!! Кричали «ПОБЕДА, ПОБЕДА, ПОБЕДА!!!» Почему то у нас не работало радио, мы все собрались в квартире, где радио работало!!!! От голоса Левитана, даже у меня потекли слёзы!!! Вечером был прекрасный салют!!! Мы с Милочкой в обнимку взад и вперёд ходили по улице и кричали «Победа!!!» Из нашего двора многие не вернулись с войны, некоторые вернулись калеками…

В честь Победы, на даче Усмана Юсупова, секретаря Обкома Узбекистана, был устроен детский праздник. Николай Сидорович, Милочкин папа, собрал всех детей нашего двора, посадили нас в машину и дядя Аким, его добрый водитель, повёз нас на дачу. На даче нас выпустили на плантации клубники, и мы, как гусеницы, набросились на неё. Когда наши животы были уже заполнены, нас повели в столовую, где на столах была всякая-всячина, которую мы никогда и не видели и не ели. После этого принесли прекрасный узбекский плов, а в заключение пирожные и мороженное, которое мы не ели со времён начала войны. В итоге, нам уже ни бегать, ни играть не хотелось. Дядя Аким, дал команду, «в машину!!!» и мы поехали домой. Благодарные дяде Коле за такой красивый и вкусный праздник!!!!

Так что это действительно был «Праздник со слезами на глазах!!!» Только от папы не было известий. Оказывается, их госпиталь погрузили в вагоны с замазанными окнами и через всю страну без остановок отправили в Японию.

В сентябре я пошла в школу, странно, но все даты я до сих пор помню. 25 сентября 1945 года, мама вдруг пришла в школу и, заглянув в дверь, попросила учительницу отпустить меня домой. Как то неуверенно сказала: «Говорят, папа с фронта приехал…» Домой мы с ней бежали.

Во дворе нас уже поджидали соседки. Замок с двери был сорван, а они с гордостью рассказывали, что они папе скомандовали: «Хозяин домой вернулся, срывай замок!!!» Папы дома не было, соседки доложили, что он пошёл на базар. Мама быстренько подбежала к зеркалу и начала пудрится, красить губы, чего она почти никогда не делала. Я побежала на базар и, увидев папу на противоположной стороне, закричала: «Папа!!!». Бросилась к нему, не заметив, что на меня ехал трамвай, который очень громко звонил!!! Слава Богу, что всё обошлось испугом!!!

Через несколько месяцев по улицам Ташкента провели пленных немецких солдат. Охрана была многочисленная, которая сдерживала рвущихся к пленным людей!!! Думаю, им стыдно было смотреть в глаза людям. Толпа, в основном, стояла молча, все плакали. Вдруг в толпе раздавался крик и истерика людей, переживших все страдания на себе и своих близких. В городе было много евреев, которых отправили в глубокий тыл, чтобы сохранить их и их души! За пленными ехали поливо-моечные машины и смывали их проклятые следы с улиц.

В нашем классе женской школы на 30 человек девочек было всего 6-8 пап, в основном инвалиды войны…

Позже в Ташкенте появились японские пленные, они занимались строительством улицы Навои и Театра оперы и балета им Навои. Но к ним у нас было другое отношение. Мы старались им отдать наши немудрённые завтраки, которые мамы нам давали с собой. Нам их было очень жалко! Они улыбались, кивали головами и поджидали нас. Пленные жили в так называемой Крепости, построенной ещё в царское время, охрана у них была чисто условная. Молодые парни, которые к ним относились тоже доброжелательно, нас не прогоняли и мы общались с ними при помощи рук и улыбок.

Папа ушёл на войну 20 сентября 1941 года. Он со своим орудием прошагал до Кёнисберга. Принимал участие в форсировании Днепра и Днестра. Когда я пыталась допытаться, на чём форсировали??? Сразу вспоминается «на всём!» Папа не отвечал, многие не добрались до противоположного берега. В Японии он работал в своём госпитале. Вернулся с войны 25 сентября 1945 года.

Умирая от тяжёлой и страшной болезни в 1959 году, папа сказал: «Я счастлив, что умираю дома, в своей постели, рядом родные, а мои друзья погибали, падали, а мы шли дальше, оставляя их в болотах, лесах, не имея времени и возможности их похоронить, т.к. нужно было двигаться вперёд!»

СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ ВСЕМУ НАШЕМУ НАРОДУ ПЕРЕЖИВШУЮ ЭТУ ЖЕСТОКУЮ ВОЙНУ!!!

ДОПОЛНЕНИЕ:

Закончилась война и на улицах появилось много инвалидов слепых, без рук, без ног, которые передвигались на деревянных досках с колёсиками. Колёса, двигаясь по улицам, издавали шум, который слышен был издалека. Со слепыми были поводыри, как правило, женщины. Поэтому они выглядели ухоженными. А «колясочники» в основном собирались возле пивных ларьков, которых в городе появилось много. Там они общались, вспоминали войну, иногда ссорились до драк.

Не могу вспомнить в каком году, но уже, прошло нескольких лет после окончания войны, на центральной улице им. Ленина, напротив нового театра Навои, появился слепой высокий красавец моряк. Одет он всегда был «с иголочки», форма отглаженная и белоснежная. Я никогда не видела, кто его приводил и забирал, но мы выкладывали ему все деньги, которые получали на завтраки от родителей… Единственно, меня смущали очень высокие каблуки и подошва на его ботинках, которые всегда были начищены до блеска и его высокий рост!!!

В то время мы все были бдительными…, и мне временами казалось, что он шпион иностранной разведки. Хотелось сбегать в милицию, но останавливало то, что его видел ни один милиционер, значит всё в порядке!

Недавно я была в Бухаре и вдруг в газете «Комсомольская правда» прочитала статью про шпионов, работавших на территории Советского Союза. И, про шпиона — моряка, который стоял в Ташкенте на центральной ул. им. Ленина и передавал секретную информацию при помощи передатчика, который был у него в обуви. Зря я во время не сходила в милицию!!!

Вторая часть воспоминаний.