Малыш Ташкентцы

Фахим Ильясов

За мною зажигали города,
Глупые чужие города,
Там меня любили, только это не я.

В тот год зима в Ташкенте была снежной и холодной. В преддверии Нового Года, взрослые готовились к праздникам и в силу занятости, естественно не обращали внимания на шалости детей. Но мама Малыша думала по другому, она считала, что ребёнка надо воспитывать в строгости и обязательно наказывать, иначе он сядет на голову и ничего путного из него не выйдет.

Намедни кроха — сын сильно «провинился» перед мамой, ведь пока она ездила к бабушке, он оставался дома один и вместо остывшей каши, без разрешения съел все шоколадные конфеты из вазочки на столе. Навсегда полюбившиеся малышу московские конфеты и тающий во рту зефир, привёз из командировки дядя Саша, младший брат мамы. Мальчику шёл пятый год, он считал себя уже большим и часто напевал тоненьким голоском запомнившиеся суры из Корана, которые часто слышал от дедушки, читающего намаз пять раз в день. Но матери не нравился громкий дискант сына и она обрывала его, словами — Хватит, соседи услышат. А играя во дворе с овчаркой Джек, пацан вовсю пытался сесть на него верхом, при этом приговаривая пошт — пошт (Пшёл — пшёл) Так всегда говорил сосед Юлдаш—ока своему ослу, на котором привозил дыни в мешках летом и осенью, а зимой ворованный со склада автобазы уголь, где работал сторожем. В те годы природный газ ещё не был проведён в дома и жители отапливали голландские печи, а то и просто «буржуйки» углём. Но собаке не нравилось нести мальчика на спине и она сопротивлялась этому процессу. Джек в очередной раз скинул наездника прямо в грязную лужу сверху покрытую снегом. Весь промокший пацан, получил в очередной раз нагоняй от мамы.

Мальчик понимал что провинился испачкав и намочив пальто, но за конфеты взятые из вазы, он не чувствовал за собой вины, он элементарно был голоден, а всегда нервная мама и особенно в последнее время, снова надолго куда— то уехала. Просто малец ненавидел любую кашу и вместо неё он съел весь имевшийся в доме хлеб, а потом одну за одной и конфеты умял. Где находится его отец мальчик не знал, да откровенно говоря он его и не помнил. Дядя Саша говорил племяннику, что его отец находится в каком— то лагере. Малыш в этот день снова остался один, сестра была у тети, а мама так торопилась, что быстро повесив мокрое пальто сына на спинку стула возле буржуйки, сказала, что его заберёт тётя Алла и ушла заперев дверь снаружи, а ключ, по ташкентской традиции, оставила под ковриком. Оставшись снова один, он долго смотрел через окно как Джек прячется от снега и ветра под навесом у входа в сарай. Настал вечер и печка постепенно начала остывать, в комнате стало прохладно, а тёти Аллы всё не было. Пацан прильнув к стеклу, плача умолял мамочку вернуться. Устав плакать он заснул уткнувшись головой в замерзшее стекло.

Проснувшись уже основательно больным, мальчик дрожа от высокой температуры и холода идущего от окна, хотел включить свет, но электричества не было и в комнате было темно. Ему было страшно, но боясь, что скоро придёт мама и будет ругаться, он не стал надевать чистую одежду, а натянул на себя не просохший до конца джемпер. Наконец дали свет, но мальчик никак не мог согреться, его знобило и он надел на себя мамину душегрейку. Печка отапливаемая углём остыла. Мальчик видел как мама подкладывала газету под угли и поджигала спичкой. Но страх перед наказанием сковал все его действия и он не стал трогать спички. Он рыдал не переставая, а его друг Джек ходил под окном и виляя хвостом сочувственно смотрел через стекло. В комнате стало ещё холоднее, дверь в другую была заперта, где ключи от неё он не знал, а там были конфеты и диван на котором он спал. Мальчик кое—как намазал масло на хлеб и съел. Потом он напился холодной воды из ведра, водопровода в доме не было, после соединил два стула, подложил старую телогрейку, укрылся мокрым пальто и пытался согреться, но слезы и обида на маму душили его. Где — то стреляли из пушек и отблески залпов новогоднего салюта немного осветили их двор. Он чувствовал себя отвратительно и весь дрожал, к тому же его тошнило. Через некоторое время он то ли забылся, то ли просто потерял сознание и молча лежал подложив голову на руки. Вскоре ему стало совсем плохо, его друг Джек чуя недоброе громко и не переставая лаял, пытаясь привлечь внимание соседей. Но огромный двор был пуст, с одной стороны забора текла речка, а с другой жила семья рыжего Тулягана, приезжих из Андижана. Раньше в конце двора жила интеллигентная татарская семья, глава которой работал директором школы, а супруга врачом, но месяц тому назад они переехали к дочери в Москву. Поэтому никто не отзывался, все праздновали Новый Год. Мальчик плакал и звал маму.

Джек пытался открыть окно, но оно было забито гвоздями. Мальчик дрожал от холода, у него стало болеть горло, он охрип и задыхался.
Поздно ночью во дворе появился дядя Саша, он приехал поздравить сестру и забрать её с племянником в родительский дом. Увидев через окно, что малыш находится один, достал под половиком ключ, открыл дверь и вошёл в дом. Схватив обессиленного, замерзшего и больного племянника, дядя Саша сам чуть не заплакал от жалости к нему и прижав его к груди отнёс в машину. Одна из тётушек ребёнка была врачом и дядя повёз племянника к ней, та увидев его состояние сразу сказала, — Везём в больницу. Мальчик терял сознание и бредил, дядя Саша плакал и умолял дежурного врача спасти мальчика. Хорошо что это была известная на весь город терапевт Софья Михайловна, она же София Махмудовна Уразаева. Врач сама, не дожидаясь медсестры сделала укол пенициллина и сказала чтобы кто — то из родственников остался в больнице на всякий случай. Софья Михайловна, а также дядя всю ночь находились рядом с мальчиком, у которого было двухстороннее воспаление легких и ангина. Утром первого января в коридоре больницы собрались бабушка, дедушка и все остальные родственники, кроме мамы. Состояние мальчика было тяжелым, дядю Сашу отправили поспать; а дежурить остались бабушка и одна из многочисленных тётушек. В это время появилась сестра отца мальчика, тетя Алла. Она посочувствовала и быстро ушла из больницы. Никто не знал где мама мальчика, кроме Аллы, но она об этом никому не сказала.

Через два дня угроза жизни Мальчика прошла, он узнавал родственников, но говорить ещё не мог. И в этот же день в больницу приехали мама и отец, которого мальчик вообще не знал. Оказалось, что отца должны были освободить под Новый Год и мама поехала за ним в какой— то городок находящийся далеко от Ташкента. Но его выпустили только после Нового Года из—за бюрократических проволочек репрессивных органов. Перед поездкой к мужу, мама Мальчика попросила Аллу, младшую сестру мужа, а по совместительству свою близкую подругу, забрать сына и отвезти его к ее родителям. Но легкомысленная Алла увлечённая женихом и предстоящим замужеством, совсем забыла о просьбе родственницы, а может просто поленилась ехать в тьму — таракань под названием Старый Город и малыш остался без присмотра. О том, что её мужа освобождают и она едет за ним, мама никому не сообщила, хотела сделать всем сюрприз.

Через две недели мальчику полегчало и его ещё совсем слабенького перевезли в дом дедушки. Бабушка из ложечки поила внука куриным бульоном, но аппетита у больного не было. Мама с папой приезжали к нему по несколько раз в день, но сын оставался равнодушным к ним. Мама Мальчика чуть не убила тётю Аллу, но с той как с гуся вода. На её свадьбу состоявшуюся в конце января, ни мама, ни папа мальчика не пошли. Замужество принесло тете Алле переезд в Самарканд и головную боль в виде мужа выпивохи, но с которым она нарожала кучу детей. Муж тети Аллы закончил с производством детей в сорок шесть лет. В один из жарких дней самаркандского лета, он принял на грудь бутылку армянского коньяка и навсегда заснул прямо за столом. После смерти мужа, тётя Алла с детьми переехала в Ташкент и долго работала провизором в аптеке по соседству. Она прожила более восьмидесяти лет, а её большое семейство разбрелось по всему миру. После её возвращения в Ташкент, никто из родственников ни с Аллой, ни с её многочисленными детьми и внуками никогда не общался, включая её родных сестёр. Стоит признать, что все дети тети Аллы сразу после окончания школы уезжали учиться в Москву или в Ленинград и оставались там жить. Малыш увидел тетю Аллу уже став взрослым дяденькой за сорок, когда приехал в отпуск в Ташкент. По просьбе мамы он проведал её, — Ты съезди к Алле, проведай её, я хоть и не общаюсь с ней, но она младшая сестра твоего покойного отца и твоя родная тётя. А вот сама мама, после того случая, больше никогда не виделась и не разговаривала с бывшей подругой, хотя последняя, уже давно жила в Ташкенте, причём одна, в большой квартире на массиве Черданцева, а её взрослые дети, внуки и правнуки приезжали к ней раз в год из разных стран. Однако, парень, так и и не познакомился с этой ветвью своих родственников. Да и с самой тётей Аллой он разговаривал недолго, посидев ради приличия около часа, он засобирался, а тётя не уговаривала остаться, да и от традиционного чая гость хотел отказаться, но видя что грузная тётя с трудом ходит по квартире, он сам вскипятил воду, заварил зелёный чай, выложил на стол московские конфеты и другие гостинцы, за компанию немного пригубил из чашки, но в отличие от других сестёр отца, душевного разговора с ней не получилось. Тётя Алла сообщила, что на днях прилетает из Израиля внук с супругой и детьми, а после приедет дочь из Ленинграда, так что она, практически, не бывает одна, все дети и внуки по очереди навещают её. И хотя ему было жаль одинокую тётю Аллу, но покинув её квартиру, он вздохнул с облегчением.

После выздоровления, малыш категорически отказался жить с родителями и остался в доме бабушки и дедушки, а его главным другом был дядя Саша, с которым ему было легко и всегда интересно. Пацану не хотелось разговаривать с мамой, так как она всё время ругала его или делала замечания, а с отцом он вообще не знал о чём говорить, поэтому он чувствовал себя лишним в доме. Несмотря на свой маленький возраст он уже хотел уехать подальше от родителей. Так прошло несколько лет, однако когда пришла пора идти в школу, его все таки вернули домой, ведь дедушка и бабушка плохо знающие русский язык, не смогли бы помочь пацану приготовить уроки, а дядя Саша днём работал, а вечером учился в университете. Мальчик возненавидел школу с первого урока, послав по узбекски учительницу куда подальше, сделавшей ему замечание за то, что он ел булочку с изюмом. В тот момент он ещё не был знаком даже с азами «великого и могучего». Учительница вызвала отца и высказала своё мнение о его отвратительном поведении и полном отсутствии культуры и воспитания. К отторжению от матери, прибавилась аналогичная ситуация со школой. Но тем не менее, до восьмого класса он учился хорошо, пока соседка не застукала его с сигаретами и не сообщила маме.

Боясь маминых ремней, он недолго думая рванул из Ташкента, но его поймали на вокзале, при попытке сесть на московский поезд. После этого ему уже было наплевать на школу и он мечтал только о том, чтобы скорее уехать от родителей. Иногда дядя Саша сажал племянника в машину и они с ветерком ехали на дачу к его подруге Лиде. Загородний дом находился в районе Акташа. Вот это небольшое по времени путешествие резко изменяло мальчика, как только они выезжали на трассу, он становился сентиментальным, мечтательным и не только дядя, но даже Лида заметила это. А когда пацан высказал свой восторг видом Акташа, его садами и речкой, Лида сказала, Саша, какой у тебя романтичный и добрый племянник, после её слов мальчик сразу ушёл в сад, чтобы никто не видел его слёз. Это были первые добрые слова, которые он слышал о себе. Мама называла его Уличным, так как с приятелями на улице ему было легко в отличие от дома, а подневольный отец шутя Аспирантом, за тройки в школе. Мальчик очень любил мягкого и безотказного отца, полностью растворившегося в маме. После трехлетней отсидки в лагере, куда отец попал из — за отъезда в Ленинград ссыльного дедушки без соответствующих документов, в нём что — то надломилось и он, фронтовик, прошедший войны с Финляндией, Германией и Японией, стал опасаться КГБ, МВД, всяких партийных и городских органов. Отца отпустили, только после смерти дедушки, умершего вскоре после нелегального переезда из Мары в Ленинград.

Мальчик вырос и стал дерзить матери, но тем не менее он её очень боялся и выполнял все приказы и поручения. Мама могла прилюдно отхлестать его по щекам, чем приводила в шок всех родных. Но благодаря маминым наукам вкупе с порками, он уже с двенадцати лет сам стирал рубашки, дешевые индийские джинсы, носки, трусы, убирался по дому, умел выбирать на рынке овощи, фрукты и вести хозяйство по дому. А самое главное, это мама внушила ему мысли о пагубности алкоголя и табака.

После окончания ненавистной школы он, как и мечтал, сразу уехал поступать в МГУ. Естественно, что он провалился на вступительных экзаменах на сложнейший философский факультет. Ему сказали, что на этом факультете небольшой конкурс, а он по своей провинциальной доверчивости не понял что над ним подшутили. Не став студентом, он устроился учеником токаря на АЗЛК. Помогли дальние родственники отца, которые его приютили. Жизнь у гостеприимных родственников продолжалась совсем недолго, так как осенью несостоявшегося философа призвали в армию. Два года службы в войсках ПВО на холодном Севере, пролетели быстро, а скрасить время помогали книги и изучение английского. После службы он не вернулся домой, а остался в Москве. И хотя он очень соскучился по бабушке с дедушкой, дяде Саше и младшей сестре рождённой через несколько лет после возвращения отца из лагеря, но представив взгляд мамы и её немой вопрос, мол, чего ты добился в своей Москве, ведь все равно вернулся к нам, демобилизованному сержанту снова находившегося в статусе абитуриента, сразу расхотелось ехать в Ташкент.

СТУДЕНТ.

После армии парню повезло, благодаря отличным армейским и комсомольским рекомендациям он поступил на Географак МОПИ имени Крупской где, в качестве эксперимента, несколько дисциплин преподавали на английском языке. Благо, что во время службы он занимался английским по самоучителю и разучивал песни популярных британских исполнителей. Конечно, этого было недостаточно и по совету замдекана, новоявленный студент записался на двухгодичные курсы английского. Общежитие ему дали, а вот стипендию пока нет. Студент старался и подрабатывал, но без помощи родителей и дяди он бы не потянул. За год он выучил иностранный до очень приличного уровня и стал понимать преподавателя рассказывающего на английском о составе и эрозии почвы в песчаных и полупустынных местностях. На втором курсе он уже сам помогал первокурсникам подтягивать английский. Дополнительно он взялся за изучение итальянского, так как мечтал поработать гидом — переводчиком. В те годы в Советский Союз, а особенно в Москву, приезжало неимоверное количество туристических групп из Италии, а экскурсоводов со знанием языков не хватало. На минимальное освоение итальянского ушло полтора года и парень выучив основы, а заодно нахватавшись модных выражений от знакомой итальянки работавшей в Москве преподавателем в МГУ, принялся за изучение арабского. Но тут подошла к концу студенческая жизнь и он немного освоив арабский, на этом остановился. За пять лет учебы он всего один раз побывал дома, так как все свободное время подрабатывал в «Интуристе». Новоявленный выпускник географака, немного отвык от родителей, но слава Богу что они сами приезжали к нему раз в два года, а дедушка с бабушкой ежегодно гостили у дочерей переехавших с семьями из Ташкента в Москву. Парень работал внештатным гидом, появились деньги и он снял небольшую однокомнатную квартиру в Тёплом Стане. У него появился свой круг приятелей и знакомых, в целом он был доволен московской жизнью, но его сердце сжималось от тоски, когда он видел искренние и тёплые отношения московских кузенов и друзей со своими родителями. Как они все дружно и весело разговаривали между собой, шутили, смеялись, а матери при каждом удобном случае обнимали своих, уже взрослых сыновей. У него такого в жизни не было. Он даже не мог представить себе обнимашки с мамой и тем более с отцом.

При встречах с мамой, они едва касались друг друга, а с отцом просто здоровались за руки, всё происходило так, будто бы они расстались вчера, а не виделись несколько лет. А вот свою младшую и любимую сестру он долго и тепло обнимал, не отпускал от себя ни на шаг, показывал ей свои любимые места в Москве, покупал разные подарки и сладости. Парень знал, что родители любят его, но вот проявить свою любовь, ни он, ни родители не могли. Мама называла его в детстве уличным, а сейчас отшельником, но сына это уже не волновало.
Он полностью втянулся в новую жизнь, после учебы устроился на работу в крупную организацию связанную с ирригацией и мелиорацией земель. Через пару лет открылся большой контракт под названием «Генеральная Схема по осовению сельхозугодий Ирака» и он поехал Багдад в качестве переводчика. Это был огромный контракт по количеству специалистов и за время его работы его состав менялся несколько раз. Парень хотел было поработать инженером— экологом или почвоведом, но претендентов на эти должности было много и все они были кандидатами или докторами наук. Но наш герой был рад и этому, ведь сбылась его мечта поработать в заморских странах. Отработав контракт без отпуска, он серьёзно подтянул арабский и вернувшись в Москву, по великому блату, купил в Одинцово двухкомнатную кооперативную квартиру на стадии строительства. Вступить в строительный кооператив помогли московские связи дяди Саши и письмо в Мособлисполком заверенное директором института где он работал. Через год построили дом, парень хотел сделать современный ремонт в квартире, но заработанных денег уже не осталось, так как он помог старшей сестре с покупкой квартиры в Ташкенте и дал родителям деньги на ремонт дома, а сам пожив в новой квартире пару недель, оставил ключи дяде и снова уехал на Ближний Восток.
В его отсутствие, в квартире гостили все родственники из Ташкента и в первую очередь дедушка с бабушкой, родители и дядя.

В этот раз парень работал на берегу Средиземного моря и чудодейственный морской воздух навсегда излечил его от аллергии. Случалось, что он допоздна занимался переводами в квартире главного архитектора проекта Натальи Шагаловой, разведённой дамочки за тридцать, работал так сказать внеурочно. И как ни старался заместитель руководителя контракта, а заодно парторг, некто Лисунов прищучить их, но это ему не удавалось. Фарисей Лисунов сам положил глаз стройную и черноглазую Шагалову, но получил от ворот поворот, поэтому он хотел убрать с дороги конкурента. К тому же, до парторга дошли слухи о близкой дружбе Парня с племянницей Абу Фаделя — Генерального Директора по Строительству Ирригационных Объектов Минводхоза Сирии, а заодно руководителем советского контракта. Было точно известно, что парень провёл первомайские праздники на её вилле. Заодно парторг вспомнил, что Генеральный Директор иногда приглашает в свой кабинет переводчиков и угощает их чаем с арабскими сладостями. И невдомёк было завистливому Парторгу, что Абу Фаделю, учившемуся в Англии, было интересно пообщаться с молодыми, говорящими на нескольких советскими ребятами и что в результате этих бесед, он отправил своего сына учиться не в Лондон, а на Геофак МГУ.
В это время удача улыбнулась парню, заместитель Советника по Экономическим вопросам, помнивший его по предыдущей совместной работе перевёл его в Аппарат Советника.
По просьбе Парня, заместитель Советника, иногда вызывал архитектора в Дамаск, для проведения консультаций с арабской стороной в Министерствах Ирригации и Энергетики.
По приезду в столицу мадам Шагалова, естественно, останавливалась в квартире Парня, так как перевод отчетов и надписей на чертежах, требовал его безотлагательного и постоянного присутствия.

Вскоре архитектор убыла в Москву, но спустя полгода, приехала в краткосрочную командировку для уточнения и решения задач по строительству дамбы на одной из рек недалеко от Латакии, зловредный парторг к этому времени уже находился в Москве. Но тем не менее, при отъезде Лисунов попросил руководство Аппарата, чтобы его провожал именно Парень, так как у него были хорошие контакты с представителем Аэрофлота, а у парторга был большой перевес груза. Несмотря на происки с его стороны, переводчик помог оформить Лисунову перегруз около ста килограммов, а после оформления авиабилета у стойки, он заставил скупого Лисунова купить две бутылки шотландского виски в Duty Free для представителя Аэрофлота.

Парень, по традиции, с удовольствием помогал архитектору не только с переводами, но и знакомил её с достопримечательностями Дамаска и его окрестностей. В выходные дни они с коллективом Аппарата Советника съездили за город, где в тени оливковых и цитрусовых деревьев сообща организовали пикник. Но быстро подошёл к концу срок коротенькой командировки мадам Шагаловой и она окончательно покинула Сирию. После её отъезда Парень получил от матери письмо, в котором она сообщала что у него умер от инфаркта отец. Мама не хотела срывать сына с работы и поэтому написала ему только через месяц после похорон. Вернувшись из командировки в Союз, он первым делом полетел в Ташкент. На кладбище он долго плакал над могилой отца. Дядя сообщил, что отец очень любил и гордился сыном, а также часто рассказывал своим сотрудникам о жизни сына за рубежом, почерпнутые из его многочисленных писем дяде и редких родителям. Но добрый и тактичный дядя Саша, все письма написанные ему племянником выдавал за общие, адресованные всем родственникам, и в первую очередь родителям.

За время его пребывания в Ташкенте, отношения с постаревшей матерью начали налаживаться, она оказывается сильно скучала по общению с сыном.
Мама старалась наверстать упущенное в его в детстве и рассказывала сыну о родственниках отца, о его дедушке и прадедушке, о двоюродном брате отца, поющего в хоре Большого Театра, который был последним и единственно выжившим ребёнком из двадцати пяти детей одного из многочисленных дядек отца Парня, о непростом характере покойной свекрови (как будто бы у неё самой был ангельский нрав). Мама старалась накормить сына его любимыми блюдами и даже хвалила за подарки. Парень признался себе, что он, оказывается, совсем не знает свою маму, вот только её настоятельные просьбы приглядеться к дочери одной из её подруг несколько утомили его. Время отпуска пролетело быстро, он вернулся в Москву, где вздохнул полной грудью сырой от талого снега мартовский воздух и приступил к работе. А в это время его разыскивал друг детства скрипач Даник, который после окончания консерватории переехал в Москву и играл в оркестре Большого Театра.
Пришлось ему уважить друга и пару раз сходить по контрамаркам на представления в Большой, хотя он и не был большим любителем классической музыки. Затем Даник пригласил его на свой день рождения на дачу к родственнику в Подольск, а это было далековато от Одинцово. Но Парень согласился и в субботу он встал рано утром, за полчаса дошёл до станции и на электричках с пересадками доехал до Подольска, а оттуда ещё двадцать минут трясся на автобусе. Когда он нашёл дачу, то выяснилось, что он приехал одним из первых. Это была не дача, а настоящий двухэтажный жилой дом, в нём до переезда в Москву жил хозяин дома Борис с родителями, его супругу звали Дина, у них было четверо детей, две симпатичные дочери и двое сыновей школьников. Старшая уже работала врачом, а младшая училась в Губкинском институте. Девчата хлопотали на кухне, Борис затопил баню и поехал на рынок, надо было докупить кое — что из продуктов. Парень сунулся было на кухню, чтобы помочь женщинам, что — что, а готовить он умел, но сёстры усадили его в гостиной, включили телевизор, заварили свежий и крепкий чай и сказав, что гостю следует отдохнуть после дальней дороги вернулись на кухню. Время от времени одна из сестёр заносила ему то кусочек пирога на пробу, то салат на тарелке и т.д.. Вскоре вернулся с рынка глава семейства и только сел за стол, как подъехали остальные гости кроме виновника торжества, который припозднился из-за поисков марочного вина.

Даник хоть и опоздал, но благодаря связям наработанным в оркестре Большого купил полную спортивную сумку грузинского вина в «Елисеевском» гастрономе, правда, пришлось переплатить, но вино того стоило. Гуляли на огромной даче все выходные дни. Под вечер воскресенья гости стали разъезжаться кроме Даника, у него были отгулы и он уговорил друга остаться ещё на денёк. От двухдневных гулянок у Парня болела голова, бессонные ночи с песнями, импровизированными концертами Даника на скрипке, чтение стихов гостями, рассказы из жизни, анекдоты, шампанское, грузинское вино и костры с печёной картошкой выбили его из колеи.
А глядя на тёплые отношения хозяина и хозяйки дачи с детьми, он вспомнил свои отношения с мамой и ему стало муторно на душе из—за последней ссоры с ней, которая просто хотела женить своего оболтуса и нянчить внуков.
А ещё он чувствовал себя неловко перед хозяевами, за то что не удержался и под влиянием выпитого вина спел своим ужасным баритоном, а самое главное невпопад несколько арабских песен, а после рассказывал не совсем пристойные анекдоты из жизни специалистов на Ближнем Востоке. Парень даже не ожидал от себя такой прыти, на это его сподвигла старшая дочь хозяина, которая неплохо играла на пианино и понравилась ему. Высокая, стройная терапевт Зина жила с родителями на Юго-Западе Москвы и не была замужем. Её нельзя было отнести к фотомоделям, но тем менее девушка имела стройную фигуру, красивое лицо, открытый взгляд с лучистыми глазами излучавшими доброту и всё это зацепило холостого парня. Зина работала участковым врачом. Уже потом он узнал о том, что она была хорошим терапевтом, а коллеги и пациенты её любили и уважали.

Выпив неимоверное количество чашек горячего чая с лимоном, он глядя ей в глаза сказал, — Спасибо Зина, вы прекрасно готовите чай, прямо как моя мама. Сестёр на московский лад звали Зина и Надя. Именинник проснулся позже и тоже с головной болью, девушки ему тоже заварили крепкий чай. Родители ушли в гости и девчата приготовили обед из гуся с лапшой, ребята с удовольствием насладились едой и поблагодарив сестёр за гостеприимство и радушие, засобирались домой. Обе девушки и юные братья вышли провожать ребят до автобусной остановки.
Сёстры искренне и неоднократно приглашали приезжать к ним, даже без всякого повода и Парень обменялся номерами телефонов с Зиной. В автобусе до станции, ребята сразу заснули и кондуктор еле растолкала их. В электричке тоже вздремнули, а в Москве ребята чувствовали себя уже отлично. Даник предложил посидеть в ресторане ВТО, куда у него был доступ, но Парень отказался, ему рано утром надо было ехать на работу, а дорога из Одинцова до офиса занимала почти два часа в один конец.

В суматохе будней прошло несколько месяцев, однако чувство вины перед матерью только усиливалось и он старался почаще звонить ей. По субботам он встречался с Зиной и с помощью Даника ребята наслаждались танцами примы Большого Театра Екатерины Максимовой и её супруга Владимира Васильева. Иногда смотрели фильмы в кинотеатре «Россия», а в один из будних дней случайно попали в МХАТ имени Горького, где шла интересная постановка про жизнь Клима Самгина, но уставший парень уснул задолго до антракта. Зина с юмором отнеслась к этому и сказала, — После спектакля поедем ко мне, а то тебе рано вставать. Зина постелила ему в комнате младших братьев и несмотря на попытки юных сорванцов разговорить его, он мгновенно уснул. И хотя парню нравилось жить в Одинцово, но он понимал, что дорога выматывает и поэтому надо предпринять попытку обмена одинцовской квартиры с доплатой на московскую. У него во Внешэкономбанке находились чеки Внешпосылторга для покупки автомобиля «ВАЗ — 2106», но мечты о нём пришлось отложить, все деньги ушли на обмен, доплату, замену ванной и мебеля для московской квартиры, зато он стал обладателем неплохой «трёшки» у метро «Профсоюзная». Отношения с Зиной развивались стремительно, её родители благосклонно отнеслись к нему и верили, что он не обидит их дочь. После новоселья, в котором участвовали аж, целых два человека, то есть он и Зина, она осталась ночевать у него.

Он не ожидал, что Зина окажется девственницей, но в любом случае он созрел для того, чтобы создать с ней семью. Поговорив с родителями Зины, он пригласил её на Новый Год в Ташкент, чтобы познакомить с мамой, сестрами и родственниками. Он хотя и предупредил маму что приедет не один, но та не очень одобрила такой поступок, так как в глазах матери все москвички были ленивыми и избалованными. В аэропорту Ташкента его встретил дядя Саша и взглянув на Зину он одобрительно подмигнул племяннику. Дома, за столом, он сообщил матери, что собирается жениться на Зине, просит её благословения и хочет познакомить невесту с родней. Если в первые минуты при встрече с Зиной мама молчала, то через час узнав, что будущая невестка работает врачом и недавно назначена заведующей отделением терапии в поликлинике, у неё сразу улучшилось настроение и она стала жаловаться будущей невестке на свои оттекающие при ходьбе ноги. Про дочь подруги мама уже забыла. Зина умело осмотрела не только её ноги, но послушала сердце, измерила давление и сказала, что в Москве продаются специальные немецкие ортопедические стельки для больных ног, а также новейшие медицинские препараты для лечения сосудов и сразу после возвращения, она вышлет их ей. Мама была просто смята её медицинскими знаниями, дельными советами и покорена её воспитанностью и вежливостью.

А с любимой сестрой будущего мужа Зина сразу подружилась. Старшая сестра с мужем уехали на заработки на Север. На второй день собралась многочисленная родня парня и Зина произвела на них самое благоприятное впечатление. Мама, естественно, дала благословение на женитьбу сына. Приглашённый Имам долго читал суры из Корана, затем спросил согласна ли невеста выйти замуж за него, а он жениться на ней, произнёс несколько традиционных наставлений и поздравил молодых, этим Имам завершил мусульманский обряд бракосочетания.
Мама и родственники предлагали сыграть свадьбу в Ташкенте летом, но сын ответил, что в конце января они идут в ЗАГС и сразу после регистрации состоится небольшая свадьба в кафе, а вот весной можно погулять в Ташкенте. Родственники просто не знали, что Зина уже беременна.

В конце лета в семье Парня и Зины родилась девочка, а через два года вторая. Мама обожала своих внучек и часто приезжала к ним в Москву. Но самое главное, умная и тактичная Зина навела мосты взаимопонимания между мужем и его мамой.

ГЛАВА ВТОРАЯ. РАССКАЗЫВАЕТ ЗИНА.

С будущим супругом я познакомилась на нашей даче, где мы справляли день рождения моего двоюродного брата.
Олег, так зовут моего супруга, но все зовут его Олежкой, мне показался интровертом, первое время очень смущался нас и норовил уединиться с книгой в кресле. Но после двух бокалов вина во время застолья, он неожиданно расхрабрился и начал общаться с гостями. Пить он не умел, ночью ему было плохо, я слышала как он вышел во двор, его стошнило и потом он долго дышал свежим воздухом приходя в себя. Я даже вышла к нему и спросила, — Может быть помочь тебе? Но он шутя ответил, что по традиции ему всегда плохо после выпивки и поэтому он не пьёт, а вот сегодня не удержался, уж больно запах вина был хорош. Олежка и Даник дружили ещё по Ташкенту, а вот остальных наших родственников, а также парочку друзей и подруг именинника по театру, он видел впервые. Когда Олежка пригласил меня на танец, я подумала, наверняка он хорошо танцует, так как работал за рубежом и часто бывал на официальных приёмах в посольствах и участвовал в дружественных раутах. Но неожиданно, он оказался «деревянным» и робким партнёром, и даже в страстные моменты «медляка» в исполнении Джо Дассена не решался прижать к себе.
Но я чувствовала, что нравлюсь ему. А во время празднования новоселья в его квартире я осталась ночевать у него, а он вовсе не ожидал того, что я окажусь девственницей, после этого Олежка сразу сделал мне предложение. Я ещё пошутила, — Ты наверное боишься реакции моих родителей, но он ответил — Боюсь потерять их уважение, а ты мне очень нравишься. Он очень стеснялся произнести — Я люблю тебя.
Когда родилась дочь, он сразу сказал мне, — Ты, пожалуйста, не обижайся, но правильно обращаться с детьми я не умею, так как вырос в несколько других условиях, то есть дедушка, бабушка и дядя меня баловали, а жёсткие методы воспитания матери мне не нравились, но тем не менее и к сожалению, я впитал их в себя. Поэтому боюсь что могу применить их к нашей дочери. И хотя со временем он читал обеим девочкам много сказок и стихов, играл в детские игры, а вот по душам поговорить с ними не получалось. Но зато когда старшая дочь сама начинала обсуждать с папой сказки, а позже книги, Олежка просто расцветал. А вот иностранным языкам не смог обучить своих девочек, не получалось у него быть строгим, требовательным и справедливым, поэтому он нанимал репетитора. Он ещё шутил говоря, — Из переводчиков не получаются хорошие методисты. Самое интересное, что его мама сразу нашла общий язык со мной и очень любила свою старшую внучку. Свекровь могла целыми днями разговаривать с внучкой обо всём и ни о чём, особенно после нашего возвращения из зарубежной командировки. Мы забрали её из Ташкента и она жила с нами несколько месяцев, но сильно скучала по Ташкенту. Чтобы ей было не так одиноко, мы отправили с ней её любимицу, нашу старшую дочь на всё лето в Ташкент.

Но это было после, а до этого мы работали несколько лет в Багдаде, говорю мы, так как я тоже работала терапевтом в поликлинике посольства, а Олежка в консульстве, хотя был командирован инженером — переводчиком в Аппарат Советника по Экономическим Вопросам. Но посол узнав что у Олега супруга врач, сразу приказал оформить меня врачом на ставку, а Олега прикрепил референтом в консульство. Пациентов было много, врачей не хватало, ведь мы ещё часто принимали и местных больных, родственников работающих с советскими специалистами, поэтому приходилось работать с утра и до вечера, но слава Богу, что в посольстве были детсад и школа, куда и ходили наши дочери. Нам предложили квартиру в доме на территории посольства, но Олежка зная «душную» обстановку «вязально — трепального цеха» состоящих из жён сотрудников, сразу отказался. В те годы среди жён специалистов была мода вязать из мохера, шерсти и акрила, всякие кофты, свитера и даже платья собираясь в клубе или актовом зале посольства, а во время этого процесса женщины обсуждали свои мелкие проблемы, новости из Союза, шоппинг, будущие поездки на экскурсию в Вавилон, Мосул, на озеро Тартар и т.д., и поэтому народ прозвал эти посиделки «вязально — трепальным цехом». А нам повезло, мы жили на ухоженной вилле среди высоких финиковых пальм и апельсиновых деревьев на берегу древнего и величественного Тигра, она была закреплена за Аппаратом Советника. Через несколько месяцев Советник, всё таки вернул Олега на работу в свой офис и супруг вздохнул с облегчением, а вот с виллой пришлось распрощаться, так как Олежка занимался подготовкой документов для МИДа Ирака и разных посольств и его часто вызывали в офис, поэтому нам выделили квартиру в доме Аппарата Советника находящегося через площадь «Сук Аль Кувейти» — «Кувейтский рынок». Правда, от древнего «Кувейтского рынка» осталось одно название, не считая чайханы, пекарни и пары мини маркетов. У супруга появилась живая работа, а не канцелярщина как в посольстве, где с утра и до вечера он занимался бюрократическими отписками. Даже по пятницам, а это выходной день на Ближнем Востоке, заведующий консульским отделом и Олежка ездили по домам где проживали советские жёны арабов и просили их поставить на учёт в консульстве приехавших к ним гостей из Советского Союза. Скажу честно, что некоторые женщины, обычно это тёщи мужей арабов, отказывались возвращаться в свои деревни под Воронежом, Саранском, Челябинском и т.д.. Они прямо отвечали консулу, — «Я здесь почувствовала себя человеком, не нарадуюсь внукам, зять и дочь возят меня на машине, на рынке полно фруктов и овощей, живу как королева в красивом и современном доме престижного района Багдада, поэтому пока не хочу возвращаться в грязную и неухоженную деревню, тем более что мужа уже похоронила, а сын живёт и работает в промозглом Томске».
Консул только улыбался и просил прийти в консульство и встать на учёт, а заодно оформить в полиции вид на жительство в Ираке. Обычно видом на жительство занимались дочь с зятем. И таких примеров было много. Но опытный консул знал, что пожив несколько лет в жаркой стране, эти матери и тёщи всё равно возвращались в свои маленькие города и неухоженные деревни.

Ирак в те годы был очень богатой страной и несмотря на санкции, нефть приносила стране огромные деньги, экономика была на подъёме, города застраивались красивыми современными зданиями, торговыми центрами, современные автострады протянулись по всему Ираку вплоть до границ с Иорданией, Сирией и Кувейтом, но особенно красивым становился Багдад. Думаю, что Халиф сказочного Багдада Харун -Ар Рашид и его Шехерезада были бы впечатлены этими изменениями. Саддам Хусейн набрал силу и старался ещё больше укрепить свою власть, для этой цели он начал перевооружать армию Ирака. Офицеры и рядовые обучалась под руководством советских военных специалистов в специальных учебных центрах расположенных по всему Ираку. Несколько тысяч иракских студентов училось в советских ВУЗах, а больше всего в медицинских институтах и военных училищах. Кроме того, многие иракские военные, сотрудники спецслужб и полиции ездили в Советский Союз на переподготовку и на разные курсы обучения. Соответственно, несколько сотен советских военных советников работало в Ираке. Наша вилла располагалась недалеко от посольств Кувейта и Иордании. Олег часто бывал в консульствах этих стран, где оформлял визы советским специалистам выезжающим в командировку в вышеназванные страны. А командировок было много не только в Кувейт и Иорданию, но и в Сирию с Ливаном.
Супруг не вылезал из поездок, приехав из Иордании, на второй день уезжал в Кувейт, вернувшись оттуда с утра и до вечера сдавал финансовый отчёт. Потом всю неделю ездил по делам в МИД Ирака, в консульства стран Ближнего Востока и снова уезжал в командировку.
В Кувейт ездили, в основном, для заключения мелких контрактов на покупку различной техники и хозтоваров для посольства, Торгпредства, Аппарата Советника, а так же других советских организаций. Но в первую очередь приобретали служебные автомобилей и запчасти к ним. В Ираке все сотрудники нашего посольства, Аппарата Советника, торгпредства и многих других представительств разных министерств СССР имели служебные автомобили. Всё вышеперечисленное стоило намного дешевле чем в Ираке, где были высокие ввозные пошлины именно на автомобили. А так как сотрудников различных ведомств в те годы в Ираке было очень много, то и автомобили покупали часто и в большом количестве, в основном, японские. Их меняли приблизительно один раз в четыре года, зависело от степени пробега и износа. Олежка за один год на служебной Toyota Cressida, доставшуюся ему от предшественника, проехал около ста тысяч километров. Затем он и ещё несколько сотрудников Аппарата Советника поехали в Кувейт и закупили сразу несколько автомобилей Toyota, Nissan and Mercedes. Немецкий автомобиль был предназначен для заместителя Советника по кадрам, а Олежке купили бежевую «Тойоту Крессида» последней модели.

Все дни рождения, юбилеи и другие торжества устраивали по четвергам и начинались не раньше восьми вечера из — за жары, в пятницу был выходной и после бурной ночи все отсыпались. Женщинам обязательно дарили золотые изделия, которые в Ираке стоили здесь очень дешёво, а само золото было высокой пробы.
Поначалу наши женщины даже не верили тому, что золото 99ой пробы должно быть жёлтым, они по привычке искали изделия с медным оттенком, но такого золота здесь попросту не было. Арабы шутя называли советское золото — Хадид, в переводе металл. Приведу один пример связанный с покупкой золота. Супруга заместителя Советника говорит мне — «В четверг у Вити день рождения, ждём вас к восьми вечера, только скажи своему, чтобы не покупал золото в подарок, пусть лучше возьмёт несколько килограммов картошки».
Да, да, она всё правильно сказала, так как весной, один килограмм картофеля в Багдаде, стоил наравне с золотом, а точнее, один грамм золота 99 пробы и один килограмм картошки стоили одинаково. Картошку импортировали из Египта и поэтому цена на неё была относительно дорогой.

Советские специалисты во время досуга создавали ВИА и участвовали в различных конкурсах, а финалы проходили в большом актовом зале Аппарата Советника. Особенно выделялись высоклассные исполнители и музыканты из южной Басры, где работали нефтяники из многих регионов Советского Союза. Все эти конкурсы организовывали Профком, Физкультурники (для конспирации так называли комсомольскую организацию) и Женсовет. Я даже победила в конкурсе вязания, мои несколько кофт связанных из мохера понравились жюри и мне вручили грамоту.
Специалисты обычно работали два года и после окончания срока контракта возвращались на Родину, но некоторым из них продлевали контракт на полгода или год. Те, кто оставался на третий год, справляли свои «Тысячу и одну ночь» пребывания на этой сказочной земле. Жёны одевались в восточные одеяния и превращались в Шехерезад. Молодым и красивым советским женщинам были очень к лицу эти восточные наряды.
Мой интроверт Олежка старался избегать шумных компаний, так как там выпивали безмерно и скажу откровенно, что он ходил на эти сабантуи только из-за меня, а мне наоборот, после тяжёлой работы в поликлинике, надо было расслабиться, выпить немного вина, потанцевать и попеть. Олег расслаблялся прогулками по городу. Он очень любит Багдад, больше того, скажу откровенно, когда мы приехали, разместились, уложили спать детей, он потащил меня уставшую после перелёта знакомить с округой и показать величественный Тигр. Во время прогулки он долго и подозрительно молчал, оказывается он плакал как ребёнок от счастья, что снова приехал в свой любимый Багдад. Через некоторое время он начинал рассказывать о Багдаде, но слёзы снова застилали его глаза и он умолкал.

Советская колония в Ираке была очень многочисленной, соответственно и больных тоже. Приходилось часто дежурить по ночам, и если супруг был в командировке, мне приходилось забирать детей с собой в поликлинику. Конечно, за это платили, но усталость и раздражение накапливались. Олежка просил меня уволиться, а когда я написала заявление, главврач и лично посол попросили доработать хотя бы до Нового Года. Слава Богу, меня освободили от ночных дежурств. Честно отработав полтора года, я уволилась и с радостью вздохнула свободный воздух сидящих дома жён, их называли «кастрюлями». Я с удовольствием стала «кастрюлей» и готовила мужу разные блюда, участвовала в самодеятельности, на Олежкиной «Тойоте» ездили с детьми в Луна парк на окраине Багдада, на шоппинг на улицу Ар — Рашид и в французские кондитерские в фешенебельный район под названием Мансур (Основатель Багдада). На Мансуре, кстати, находится наше Посольство. Мы жили насыщенной жизнью советского человека за рубежом, неожиданно ставшим буржуа.

Тем временем политическая обстановка в Ираке складывалась не в пользу местных коммунистов. Олежку и ещё десяток переводчиков вызвали в посольство на совещание и попросили их предупредить местных коммунистов о предстоящих арестах. Для этого надо было глубокими ночами ездить по адресам где жили коммунисты и вручить им конверты с предупреждениями. Дело это было опасное, так как многие коммунисты состояли на учёте и за ними следил местный Мухабарат (Служба Безопасности).
Из пятнадцати человек приглашённых на совещание, помочь и предупредить местных товарищей согласились трое, это Олежка, его товарищ из Ташкента и переводчик из Уфы, остальные просто отказались. Работать приходилось по ночам, но тем не менее, ребята успели предупредить около 150 человек.
Все предупреждённые вовремя выехали из Ирака. Советник по безопасности посольства генерал Малютин обещал представить ребят к правительственным наградам. Но как всегда, всё закончилось вручением грамоты, которую Олежка забыл в Багдаде. После возвращения в Союз Олежка узнал, что сотрудники спецслужб, которые во время этой операции никуда не ездили, никого не предупреждали и спокойно сидели в прохладном посольстве, получили госнаграды и внеочередные звания.

В Багдаде, работая врачом, я познакомилась со многими сотрудниками посольства, Аппарата Советника, Торгпредства и, естественно, специалистами работающими на контрактах. Среди них было очень много умных и знающих людей, влюблённых в свою профессию и с удовольствием передающие свой опыт местным арабам. Но были и случайные люди, попавшие на работу за рубеж по знакомству или благодаря родственным связям. Одним из таких был Костя Поликарпов, переводчик с вьетнамского и французского. Как он умудрился со своим вьетнамским языком попасть в арабскую страну, уму непостижимо. Советник сказал на совещании, пусть Поликарпов поработает на подхвате у кадровиков, а через год у него заканчивается контракт и тогда отправим его в Москву, а там пусть решают что с ним делать. Но парень оказался старательным и сразу начал учить арабский. Мой Олежка очень помогал Косте, он привёл его в чайхану возле офиса и познакомил его с чайханщиком Абу Хусейном и другими завсегдатаями. Олежка часто зависал в этой чайхане, особенно по вечерам, непрестанно общаясь с арабами он записывал в свой блокнот много новых выражений на багдадском диалекте. Этому же приёму он научил Костю и тот, практически, всё свободное время проводил в компании Абу Хусейна. Через полгода Костя начал разговаривать по арабски на жаргоне торговцев бакалеей старого Багдада. Все выражения и слова он записывал русскими буквами. Но самое главное, Костя научился произносить слова без всякого акцента. Потом Олежка и один из лучших знатоков арабского Нариман Хасанов обучили Костю арабскому алфавиту и тот начал кое — как читать, правда писать он так и не научился. Через год это был готовый переводчик для бытовых и хозяйственных переговоров. Кадровик и бухгалтерия уже готовили ему обходной лист, как из Москвы пришел телекс подтверждающий, что срок пребывания Константина Поликарпова в Ираке продлевается на шесть месяцев. Со временем, видя что Олежка носится с ним как с писаной торбой, Костя, не выдержал и признался, что он является родным племянником такого — то члена Политбюро ЦК КПСС, что раньше он был сачком и кайфушей, поэтому его отчислили из МГИМО после третьего курса, но дядя перевёл его на журфак МГУ. На удивление дяди, Костя успешно его закончил и попросился в Ирак, так как много читал об этой стране. После Ирака Костя, уже в качестве корреспондента одного из советских газет, работал в Сирии и снова в Ираке, но ему всё таки пришлось полететь во Вьетнам собственным корреспондентом газеты «Правда». Влажный климат этой страны отрицательно сказывался на Косте, поэтому через год он уехал оттуда, главред в отместку послал его в горячий Афганистан, но туда он полетел с большим удовольствием и отработал в Кабуле два года.

Костя, практически, единственный переводчик, с кем Олежка дружит до сих пор.

РАССКАЗЫВАЕТ ЗИНА, СУПРУГА ОЛЕЖКИ.

Вспоминания величественный и древний Багдад, перед глазами сразу возникают гордые и гостеприимные горожане, ухоженные и уверенные в себе арабки, большинство из которых в те годы, практически, не носили никаких хиджабов, а одевались по последней европейской моде и для этой цели потомки волшебницы Шехерезады из «Тысячи и одной ночи», хотя бы раз в несколько лет, летали на шоппинг в Лондон или Париж. А те кто не мог этого сделать, покупали различные журналы мод и, соответственно, были в тренде новинок, а особой популярностью как среди арабок, так и среди советских женщин пользовались разные варианты журнала «Бурда Моден», которые выходили с готовыми выкройками. Да и в универмагах на улице Ар — Рашид был неплохой выбор одежды из Англии.

Всех приезжающих в древнюю Месопотамию поражают богатые дворцы и красивые мечети Багдада, Басры, Кербелы, Наджафа и других городов, но особенно впечатляют спиральный Минарет Большой Мечети высотой 52 метра и её золотые купола. Но говоря об Ираке, нельзя не упомянуть об изнуряющем зное, который длится с середины мая до двадцатых чисел сентября, а наиболее жаркие дни бывают с 15 по 25 июля, когда температура поднимается до +56 градусов по Цельсия. Арабы говорят, что жара свыше пятидесяти градусов придаёт иракским финикам особый вкус и наполняет их витаминами.
Вкусные и полные разнообразные по цвету, размерам, по количеству калорий финики растут на всём Ближнем Востоке, но родиной самых лучших сортов считаются Ирак и Саудовская Аравия, хотя в соседних Кувейте, Иране и Эмиратах, имеющих схожий климат тоже полно финиковых пальм, но они не имеют такого вкуса.

Большинство советских людей быстро адаптируются к любым условиям, а уж к жаре и подавно. А впервые прилетевшие в Багдад, уже на трапе самолёта бывают шокированы тем, что попали в настоящую парилку, где ещё не поддали пару, но вот — вот начнут это делать и спустившись с трапа люди начинают озираться по сторонам, думая, что жара исходит от самолёта, но не тут — то было, сухая жара не отпускает человека до самого входа в прохладное здание аэропорта. А ещё Багдад удивляет пыльными бурями под названием Хамсин, это когда по улицам летают со скоростью звука сотни пластиковых пакетов и разных бумаг, опрокинутыми мусорными контейнерами и разбросанными по всей улице их содержимым. Но после окончания Хамсина, дворники дружно и нещадно пыля, быстро убирают весь мусор. Характерная для Ирака черта, что ещё с шестидесятых годов прошлого столетия во всех домах, квартирах, магазинах, офисах и даже в маленьких будках дорожных полицейских, уже были установлены кондиционеры. Надо признать, что полицейских будок в Багдаде было не очень много и, в основном, они встречались на подъезде к центральным улицам и прилегающих к ним проездах. Сами полицейские патрулировали по улицам в огромных американских автомобилях, реже на японских и также на мотоциклах «Хонда». Но за те несколько лет что мы жили в Багдаде, акцент сместился в сторону японских автомобилей. Как — то раз в конце июля, полицейский дежуривший в будке недалеко от центра города, выручил советского специалиста приехавшего в командировку из относительно северного Мосула (рядом с Турцией), где температура всегда ниже на семь — восемь градусов чем в Багдаде, а это считай, почти курортный климат. Наш бедолага, ни бельмеса не знающий по английски, ни тем более по арабски, просто изнемогал от жары, к тому же он заблудился и плутал по незнакомому городу в поисках офиса Аппарата Советника. Командировочный увидев полицейскую будку подъехал к ней и обратился к сержанту тыкая себя в грудь, — Руси, Руси, мол, я русский. Второе слово которое он произнёс таким же способом — Мосул, Мосул, а уже совсем очумев от жары вспомнил арабское слово Лязем — Надо. Тогда он снова показывая на себя сказал — Лязем офис Руси. Полицейский на удивление сразу понял его, напоил холодной «Пепси — Колой» и сопроводил заблудившегося горе инженера — электрика до огромного здания Аппарата Советника, расположенного на площади «Сук Аль — Кувейти» — «Кувейтский рынок». Этот, ранее известный на весь Ближний Восток бывший «Кувейтский рынок», знал каждый житель города. Вообще — то, дорожные полицейские нет — нет, да развозили по домам наших специалистов находящихся в нетрезвом состоянии.
Причём один из них садился за руль автомобиля слегка трезвого специалиста, а второй ехал позади. Ни о каких штрафах и лишениях водительских прав не было и речи. В правилах дорожного движения Республики Ирак, вообще не было такого пункта как штраф за вождение автотранспорта в нетрезвом состоянии. Местный народ там не употреблял, а у советских специалистов авторитет был настолько высоким, что полицейские прощали им не только езду в пьяном виде, но даже въезд на охраняемую территорию Президентского Дворца.

Случилось это ЧП восьмого ноября, в то солнечное утро представитель «Техноэкспорта» Виктор Котов, будучи с глубокого похмелья, неожиданно въехал на территорию Президентского Дворца, ворота которого охрана открыла загодя, так как все ждали кортеж Саддама Хусейна. Естественно, что автомобиль с номерами советского посольства мгновенно окружила охрана. Через несколько минут, вслед за нашим специалистом подъехал сам Президент Ирака Саддам Хусейн и когда увидел бледное лицо нашего растерявшегося хабира (специалиста), он только посмеялся этому факту, пожалел беднягу и попросил охранников показать ему дорогу до офиса Аппарата Советника.
А случилось вот что, молодой и нахрапистый по жизни Мистер Котов, вместо того чтобы повернуть с основной дороги направо в сторону моста через Тигр, поехал прямо под кирпич и въехал в красивый и ухоженный парк Президентского Дворца. Всему виной был вчерашний Сабантуй в честь Великой Октябрьской Революции, а после него, так называемый междусобойчик в квартире главного бухгалтера Наташи, где Виктор остался и практически не спал, наслаждаясь пышными телесами бухгалтера. Поэтому, его не протрезвевшая головушка направила автомобиль не в ту сторону. Мистеру Котову откровенно повезло, так как в Ираке все знали, что советские специалисты приехали помогать стране, а не вредить и устраивать провокации. Сами арабы, иногда, тоже могли выпить, когда приходили в гости к нашим специалистам, но совсем немного. Скажу откровенно, что в жару, как арабы, так и наши люди, предпочитали виски со льдом, но у Натальи, к сожалению, была только дешёвая водка под названием «Московская», купленная во время отпуска в магазине на станции «Сходня». Вот эта неизвестного происхождения «Московская» и подвела под монастырь крепко взбитого Витю Котова, который обычно не пьянел даже после бутылки виски. Среди наших людей, водка конечно же была в почёте, но на первое место я бы поставила виски, на второе самогон и только на третье водку. Очищенный и настоянный на апельсиново — лимонных корках самогон производимый на советских контрактах, пользовался успехом даже у арабов работающих вместе с нашими. А самый лучший самогон под названием «Вечерний Киркук», готовили советские специалисты строившие ирригационный канал. Когда я работала терапевтом в поликлинике посольства, то в составе группы врачей и медсёстер ездила в Киркук для проведения диспансеризации наших специалистов, там я и продегустировала этот популярный напиток. В милом и тихом Киркуке мы пробыли всего несколько дней и тем не менее город произвёл на меня хорошее впечатление своими зелёными насаждениями и небольшими холмами, чем — то напоминавшие предгорный Акташ под Ташкентом, куда мы ездили с Олежкой. Супруг часто вспоминал о том, как в детстве он и дядя Саша ездили к его подруге в Акташ и Олежка навсегда был впечатлён этими местами. Когда мы бывали в Ташкенте, он несколько раз возил меня в эти предгорные места и мы даже нашли дачу где жила Лида, подруга дяди Саши, но там правили бал, уже совсем другие владельцы. Мне тоже, как и Олежке, очень понравился Акташ с его яблоневыми и грушевыми садами, ореховыми рощами и даже соснами.

По приезду в Киркук, нашей бригаде медиков выделили большую двухэтажную виллу, на первом этаже мы работали, а на втором ночевали. Мы проводили диспансеризацию, практически, без обеда с восьми утра и до пяти вечера, так как специалистов вместе с семьями было около тысячи человек. Не отрываясь от работы, мы пили чай, кофе и домашний компот приготовленный жёнами наших специалистов. Зато после работы нас угощали разносолами из рыбных и мясных блюд. Естественно, что на столе, наряду с винами, стояли бутылки местного самогона, вот тогда — то я и оценила этот «Вечерний Киркук», по вкусу напоминавший виски.
В последний день нам организовали экскурсию по городу и местной крепости. Вся наша группа медиков влюбилась в радушный и малоэтажный Киркук с его дешёвыми рынками, отличными коттеджами построенные в начале века англичанами и где нынче живут сотрудники Северной Нефтяной Компании Ирака, а главное украшение Киркука, это доброжелательные люди разных национальностей, туркманы, именно туркманы, а не туркмены, их здесь в те годы было большинство, курды мусульмане, курды христиане (езиды), ассирийцы, халдеи, сирийцы (есть такой христианский народ, вернее его остатки), армяне (без них никуда), евреи, черкесы, эмигранты из Африки, и конечно же арабы. Коренных арабов в Киркуке жило не очень много, но в восьмидесятых годах прошлого столетия, Саддам Хусейн переселил из южной части Ирака несколько тысяч арабских семей в Киркук и его окрестности, выдав каждой семье по двадцать тысяч иракских динаров, а это около ста тысяч долларов США по курсу тех лет. Но честно говоря, переехавшие арабы не прижились в Курдистане.
Их откровенно игнорировали, не принимали на работу в частные компании, а в госучреждениях свободных вакансий было мало. Многие не выдержав такого отношения к себе, переезжали в другие места, а то и страны.

Весь Киркук радовался тому факту, что многокилометровый ирригационный канал с плотинами, возводится советскими специалистами вкупе с иракскими именно в Киркуке и его окрестностях. Естественно, что наряду с нашими, по просьбе советского руководства контракта, мы также проводили диспансеризацию местных специалистов, работающих на строительстве канала.
Эти несколько дней мы чувствовали себя киногероями из фильма про врачей спасающих жителей города от страшной болезни и с нами носились как с писаными торбами. На самом же деле, по итогам медицинских осмотров и анализов, серьёзных больных не выявили вообще, зато было много беременных женщин, а это результат спокойной и размеренной жизни советских специалистов с семьями в уютном Киркуке. На обратном пути наш микроавтобус остановился у рынка в городе Баакуба, где растут самые сладкие в мире гранаты. Но первым делом я купила финики под названием «Аджва», их очень любил пророк Мухамед. Президент Ирака Саддам Хусейн тоже любил этот сорт, причём ел их с простоквашей, которая предохраняет от диабета, так как финики содержат много сахара.
В Багдаде на рынках есть сотни видов фиников, но мне хотелось сделать приятное Олежке и девочкам.

Дома меня ждал сюрприз, старшая дочь с помощью Олежки приготовила пирог с рисом, тыквой и изюмом. Моя свекровь готовила такой же для сына.
У меня аж слёзы навернулись от удивления и гордости за дочь. Сам Олежка в это время находился в офисе и готовил необходимые письма в МИД Ирака. Я позвонила и сообщила о своём возвращении, через пять минут он уже был дома. После того как девочки заснули, я прошептала мужу о том, что очень соскучилась по нему. Мы не спали почти до утра и Олежка первый раз в жизни проспал, он еле успел в офис к восьми, а у меня был законный отгул.
В это утро как назло, Олежку вызвал на ковёр Советник. Оказывается, что трое вновь прибывших буровых мастеров из Москвы, после употребления горячительных напитков до глубокой ночи в номере гостиницы в Аммане, утром сели в автобус идущий в Багдад и забыли в номерах отеля несколько своих чемоданов, коробок и сумок. А ответственный за встречу, переводчик Советника Эрвин, сам крепко выпил с приехавшими и не проверил погрузку багажа. В связи с тем, что в это время шла вялотекущая война между Ираком и Ираном, а аэропорт Багдада был частично разрушен, то наши специалисты прибывали в Ирак через Амман, столицу Иордании.

Олежка был руководителем оперативной группы по встречам и проводам советских специалистов через третьи страны, куда входили Иордания, Кувейт и Сирия. Сразу после возвращения в Багдад хитрый бакинец Эрвин Латиф — Заде заявил Советнику и его заместителю по кадрам, что он не виноват в произошедшем, так как Олежка не проинструктировал его насчёт погрузки багажа приезжих в автобусы и т.д.. Сам Олежка, тут же из приёмной Советника позвонил в «Амман Гранд Отель» и директор сообщил, что все чемоданы, спортивные сумки с выпивкой и консервами лежат на складе и будут отправлены в Багдад ближайшими автобусами. Все успокоились, но после совещания, Олежка вычеркнул Эрвина из списка оперативных сотрудников.

И как потом Эрвин не просил и даже жаловался Заместителю Советника по кадрам на Олежку, но обычно мягкий и уступчивый супруг, в этот раз проявил характер и ответил, что Эрвин является переводчиком Советника и пусть занимается своими прямыми обязанностями, а то, мол, раскатывает по Кувейту с Иорданией где от него никакого толку, а переводами приходится заниматься другим людям. Кстати, аналогичная история ранее произошла с другим бакинцем Рафиком Бабаевым, которого Олежка даже считал другом. Рафик Бабаев любил занимать деньги перед зарплатой, но забывал их отдавать. Приходилось неоднократно напоминать ему о долге. Вот этот уважаемый Рафик Бабаев, очень похожий на товарища Саахова из популярного фильма, умолял Олежку предоставить ему возможность поехать в Амман, так как приезжал важный и нужный чиновник из горкома партии Баку, правда, на очень скромную должность снабженца в нефтяную Басру, где работал небольшой контракт состоящий из нефтяников Азербайджана.
Вот такие «скромные партийцы», а так же работники торговли и другие коррупционеры по блату выезжали работать за рубеж, чтобы отмыть наворованные деньги, а после возвращения в Советский Союз, они смело покупали на чеки «Внешпосылторга» вожделенные автомобили «ГАЗ 24 — 10», кооперативные квартиры, строили дома и т.д.. И этим прощелыгам уже не был страшен никакой ОБХСС.
Олежка включил Рафика в список командируемых в Иорданию. Вреда от весёлого, но наглого Рафика было больше чем пользы, мало того что он истратил сверх лимита командировочные за которые отвечал Олежка, так он ещё взял из ресторана гостиницы пару коробок виски (в одной коробке 12 литровых бутылок), а директору сказал, что это всё для Олежки. Директор знал, что Олежка вообще не пьёт и за эти несколько лет в течение которых он останавливался в этом отеле, не взял ни одной бутылки, но тем менее Абу Юнис, так звали директора, выдал Рафику всё что он просил.
Самого Олежки в этот момент не было, он занимался распределением специалистов по автобусам и укладыванием багажа. Абу Юнис хотел предупредить Олежку о поступке Рафика, но из — за огромного количества окружавших Олежку людей, не посчитал уместным это делать на виду у всех. По инструкции, машина сопровождения всегда должна ехать позади колоны автобусов, а не впереди паровоза, но Рафик наплевал на все инструкции и приказал водителю трогаться, а немного отъехав от Аммана, они с горкомовцев начали пить взятое обманом виски. Благо, что водитель «Тойоты» остановился у первого иорданского блок — поста и отказался ехать дальше не дождавшись автобусов. Короче говоря, Олежке пришлось внести в кассу бухгалтерии свои деньги за Рафика Бабаева, которые он так и не вернул. Кстати, Рафик в отличие от своего земляка Эрвина, имел отличное чувство юмора, за что ему многое прощалось и самое главное, был отменным переводчиком. Рафик мог разговаривать на диалектах Багдада и Дамаска, но особенно хорошо у него получался диалект сирийского города Алеппо, где он отработал несколько лет. А вот Эрвин Латиф — Заде хоть и строил из себя интеллектуала, но как сказал Олежка, — Эрвин очень даже неплохой переводчик, но до уровня Рафика Бабаева ему надо ещё подрасти, так же как самому Рафику надо подучиться, чтобы встать вровень с Нариманом Хасановым и Бахтияром Ирисовым (востоковеды из Ташкента). Азербайджанец Рафик был женат на армянке Ольге и они мечтали об одном, переехать из Баку в Москву. Наверное они уже тогда предчувствовали будущую непримиримость в отношениях своих народов. Ольга очень переживала за подрастающих дочерей и не хотела чтобы они жили в Баку. Не знаю получилось ли у них переехать в Москву, но вот хитрый и вечно чему — то ухмыляющийся Эрвин вернувшись в Союз, тихой сапой обосновался в Москве, а оттуда, ещё до распада страны переехал в Вену.

В отличие от Рафика с Эрвином, Олежка не стремился быть ближе к руководству, наоборот, он старался держаться подальше от них. Он получал задания и выполнял их в разных учреждениях Ирака. Руководство посылало Олежку на самые трудные участки, это МИД, Минводхоз, Минсельхоз, Генштаб МО Ирака, Консульства разных стран и т.д..
Олежка с вечера укладывал в свой Samsonite пару бутылок шотландского виски и пару блоков американских сигарет, желательно «Ротманс», утром уезжал по делам и к вечеру возвращался с выполненным заданием.
Я как—то спросила, — Олежка, а почему ты не хочешь ездить с Советником или с Генеральным Консулом на переговоры? Он немного помолчал и ответил, — Я волк одиночка и не люблю находиться при начальстве. Советник знал методы работы Олежки, ценил его и не теребил по пустякам человека, выполняющего объём работы нескольких человек. Так оно и вышло, после возвращения Олежки на Родину, никто не справился с его работой, хотя перед отъездом в Союз, Олежка три месяца натаскивал своего преемника. Он познакомил его со всеми нужными людьми в разных министерствах, вплоть до Абу Ганема из МИДа, но к сожалению, у того не получилось наладить доверительные отношения, а Абу Ганем даже не принимал преемника и тому приходилось передавать все письма через приёмную. Заместителю Советника по кадрам пришлось разделить функции Олежки между тремя переводчиками.
А сам Советник даже хотел вернуть моего супруга назад в Багдад, но в Главке уже начали оформлять документы Олежки для командировки в Кувейт.

Во время работы в Багдаде, Олежка несколько раз бывал в командировках в Киркуке и Сулеймании, где с удовольствием разговаривал на турецком и курдском. Скажу откровенно, что в иракском Курдистане очень не любили приезжих арабов и жители этого края, практически, не говорили на арабском. Арабы родившиеся в Курдистане были своими, к тому же они плохо знали арабский. После прихода к власти Саддама Хусейна, многие богатые арабы, хозяева больших и процветающих офисов, крупных торговых компаний, ресторанов, бутиков и супермаркетов, расположенных на центральной улице Ар — Рашид, проспекте Саадун и фешенебельном Мансуре услышали в многочисленных речах Саддама Хусейна угрожающие нотки в отношении демократической оппозиции и не дожидаясь репрессивных действий, начали быстро распродавать свои компании и покидать страну. Эта волна богатых арабов уехала в Лондон, а их места занимали нувориши — курды из нефтяных районов Киркука и Эрбиля. Олежка часто общался с этими «новыми курдами» и они зная, что он из Советского Союза, открыто рассказывали о преследовании курдов спецслужбами Ирака. Во время этих бесед, он услышав новые выражения, сразу записывал их в свой блокнот.
У меня сложилось впечатление, что мой супруг может начать разговаривать на местном диалекте в любой стране мира, буквально, через несколько месяцев.
Саддам Хусейн вначале дал курдам полную свободу в торговле, лишь бы они не вмешивались в политику, но свободолюбивые курды всё равно смотрели в сторону своих гор, то есть хотели отделения Курдистана от Ирака, или на худой конец реальной и справедливой автономии, а не бумажной. Постепенно Саддам Хусейн начал притеснять курдов, запрещал выступления, подавлял митинги, арестовывал сажал в тюрьмы активистов, расстреливал и даже сжёг несколько горных деревень. Но курды, естественно, ещё больше ополчились против Саддама Хусейна и его спецслужб, и по возможности мстили им в Курдистане.
Курдам всегда сочувствовал и сочувствует весь мир, особенно Советский Союз, который всегда помогал им. Сорок миллионов курдов не имеют своей страны, а их земли разделены на четыре части и отданы Ирану, Ираку, Турции и Сирии. В этом виноваты конечно политические обстоятельства сложившиеся в Турции в двадцатых годах прошлого столетия, из — за которых не был подписан Сервский Мирный Договор предусматривающий создание государства Курдистан, но сами курды за случившееся, возлагают вину в первую очередь на Британию, а затем на Францию, Турцию, Иран и Ирак. Курды издревле и постоянно борются за свою независимость, особенно в Турции и Ираке. Всего в Турции проживают более 18 миллионов, а в Ираке более семи миллионов курдов.

Меня удивило поклонение жителей не только Ирака, но и остальных стран Ближнего Востока всему английскому, хотя британцы десятилетиями угнетали и унижали народы этих земель. Более того, иракцы никогда не любили англичан, но тем не менее, они всегда уважали и до сих пор уважают всё английское. У арабов есть даже поговорка — Если в Шатт -Эль Арабе поссорились две рыбы, причину ищите в англичанине. Река Шатт -Эль Араб образуется при слиянии Тигра и Евфрата и имеет длину около двухсот километров. Эта река протекает между Ираком и Ираном и впадает в Персидский (Арабский) залив Индийского Океана.
Арабы откровенно признаются, что настоящими европейцами они считают только англичан, ну и немного немцев, а все остальные европейские страны для них это Россия, так как знают, что русские неоднократно завоевывали всю Европу.
Но когда Саддам Хусейн, а в простонародье среди советских людей — Семён Харитонович, после прихода к власти начал притеснять сперва коммунистов, затем богатых и несогласных с его агрессивной политикой в отношении коммунистов, оппозиции, курдов, а главное мусульман — шиитов живущих на юге Ирака, тогда народ стал эмигрировать из страны, первый и самый большой поток покинувших Ирак, практически, полностью осел в Великобритании, а вот вторая и третья волна уехавших, начала обосновываться в США, Канаде и даже в Австралии.

Мы были свидетелями отъезда знакомых арабов из Ирака и этот процесс чем — то напоминал мне исход в Израиль (США) моих московских одноклассников и однокурсников. Иракцы в отличие от берберов, то есть арабов живущих на севере Африки, всегда предпочитали эмигрировать в англоязычные страны, а вот жители Северной и даже центральной Африки при первой возможности переезжали во Францию и страны Бенилюкса.
Скажу откровенно, что многие иракцы прекрасно говорят на английском и они учат этот язык благодаря поговорке, — Язык врага, надо знать лучше врага. Олежка иногда перезванивается с несколькими иракскими — коммунистами, ныне обитающими в Великобритании. Так вот, внуки этих арабов уже стали настоящими британцами и слышать не хотят ни о каком Ираке или Ближнем Востоке. Кстати, внучка одного из бывших заместителей компартии Ирака, к которому Олежка приезжал глубокой ночью во время бомбёжки Багдада иранскими самолётами в первые месяцы войны и предупредил его о грозящей опасности со стороны спецслужб Саддама Хусейна, замужем за русским парнем работавшим в Лондоне. А мир на самом деле тесен и самое интересное, что женихом арабки по имени Захра, оказался Андрей, сын переводчика Алексея Заболотова, работавшего одновременно с нами в Багдаде. У Андрея и Захры двое детей и они недавно переехали из Великобритании в Швецию, где ему предложили интересную работу в сфере информационных технологий.

Обычно, по субботам приходила почта из Москвы, которую все ожидали с большим нетерпением и в понедельник, в актовом зале Аппарата Советника, все сотрудники слушали политинформацию. Её проводили по очереди переводчики и специалисты знающие языки. Материалы брали из арабских, зарубежных и советских СМИ. Вы даже не можете себе представить какая это была радость для нас, получать письма с Родины и такие родные и любимые газеты как «Комсомольская правда», «Советский спорт», «Литературная газета», «Известия», журналы «Огонёк», «Юность», «Иностранная литература» и многие другие. Настроение у всех поднималось и в этот вечер никто не гулял по прохладной набережной Тигра, не наслаждался эклерами и круассанами в расплодившихся французских кондитерских на улице Каррада Шаркия и квартале Мансур, все были поглощены чтением, делились новостями из дома, учёбой детей оставшихся дома с бабушками и дедушками, соседки советовались со мной о состоянии заболевшей в Москве (Туле, Ереване и т.д.) мамы (папы, дедушки и бабушки), покупали им самые современные лекарства, которых не было в Союзе и при первой возможности отправляли их родителям через отъезжающих.

Так вот, когда приходила очередь моего мужа проводить политинформацию, то он стоя на сцене, при виде ста и более человек сидящих в зале, сразу начинал дрожать как заяц, становился зажатым, закомплексованным, а косноязычие выплескивалось наружу как закипевшее молоко. И так продолжалось несколько минут, потом он кое — как брал себя в руки и уже более или менее уверенно рассказывал о событиях в мире. Я сперва не понимала причины этой зажатости и неуверенности и косноязычия именно при публике, но вспоминая некоторые его рассказы о раннем детстве и школьных годах, об унижениях и наказаниях получаемых от матери и постоянных окриков типа молчи, тебе рано об этом говорить, не мешай взрослым, иди в другую комнату, я поняла что неуверенность моего Олежки исходит из его прошлого, в котором мама только ругала и наказывала сына, не считалась с его мнением. Мама никогда и ни разу не похвалила его, так как всегда была уверена, что похвала только портит мальчика. Но в разговорах с небольшой группой людей, или один на один, Олежка сразу преображался, это был уверенный в себе специалист, прекрасно знающий работу и бегло разговаривающий на нескольких языках.

В этот раз политинформация касалась дня рождения Саддама Хусейна и Олежка, заикаясь, кашляя и смущаясь выдал факты из его детской биографии о которых тогда наши специалисты ещё не знали. Он рассказал, что будущий Президент рос без отца и воспитывался у дяди, и что Саддам будучи учеником младших классов уже знал наизусть Коран, о его избалованных детях, друзьях детства, которых он всегда поддерживал и поддерживает, о его любви к родному Тикриту и других незначительных историях. Обо всём этом Олежка узнал от Абу Ганема, двоюродного дяди Саддама Хусейна, заместителя Директора Консульского Департамента МИД Ирака, куда Олежка часто ездил по делам. Иногда Абу Ганем распивал чаи с Олежкой у себя в кабинете и расспрашивал о жизни в России.
Абу Ганем очень любил нашу страну и бывал в ней неоднократно в составе разных делегаций, а больше всего ему понравилось в Сибири, где арабам организовали фотоохоту в тайге и великолепную баню прямо в таёжной деревне рядом с Байкалом. Абу Ганем шутя хотел забрать с собой одну из сибирячек, краснощёкую медсестру, специально дежурившую в здравпункте во время пребывания арабов. Сам Абу Ганем вместо прогулки по тайге остался в деревне, общался с жителями, персоналом и со всеми фотографировался, но особенно часто с медсестрой.
В 2003 году, когда американцы вторглись в Ирак, Абу Ганему было уже семьдесят с копейками, но он с автоматом Калашникова защищал свой дом в Багдаде, однако не от американцев, а от своих же арабов — мародёров, желавших поживиться богатством родственника Саддама Хусейна. Бандиты убили Абу Ганема и заодно слуг защищавших хозяина, кроме насмерть перепуганной горничной из Сомали, которая и рассказала полиции о случившемся. Преданные Абу Ганему слуги были из Египта (садовник и повар) и они все работали и жили в семье Абу Ганема более четверти века каждый. Сам Абу Ганем, ещё за несколько месяцев до начала этой неравной и захватнической войны, отправил супругу, детей и внуков в Иорданию, но слуги отказались покидать хозяина. После гибели Абу Ганема, его потомки не задержались в Иордании, а эмигрировали в Австралию.

Лет через семь после нападения США на Ирак, Олежка летал в командировку в Ирак с руководителем частной московской компании, но что — то не сложилось у москвичей с финансами для участия в международном тендере по строительству гражданских объектов в Ираке. Вернувшись супруг рассказал, —« Я не узнал ни Багдад, ни Киркук, ни Басру, везде военные с автоматами, на каждой улице блок — посты, а рядом мешки с песками, многие здания разрушены, тысячи и тысячи инвалидов, кругом нищета, вместо ухоженных арабок по улицам бродят проститутки в абаях (хиджаб), а бедный иракский народ обманутый ожиданиями, что американцы принесут им мир, свободу, равенство и братство, теперь ополчился против самих оккупантов — потомков дяди Сэма и при первой возможности мстит им разными способами. Городские партизаны устраивают взрывы складов с оружием, запчастями, оборудованием, продуктами, стреляют в американских военных из снайперских винтовок, поджигают грузовики и т.д..
Сами арабы узнав, что я из России плакали от радости, даже целовали мне руки (признак уважения) и вспоминали, как много полезного для Ирака сделали русские, как дружно работали и жили вместе. А мистер Мустафа Соляр, бывший главный инженер контракта Генсхема Ирак, где я работал во время первой командировки, стал заместителем министра Ирригации и Водного Хозяйства Ирака, и он неоднократно просил меня, чтобы русские поскорее возвращались работать в Ирак»
.
Олежка с сожалением говорил о том, что в Ираке погибло много молодых ребят из Грузии, Украины и Молдавии, они все работали в частных американских и британских охранных компаниях в надежде получить американскую «Грин карту» и соответственно являлись мишенью для охоты. Американцы и британцы быстро поняли, что иракцы будут вести партизанскую войну, то есть взрывать склады, ангары, общежития, автомобили, охранников и т.д., поэтому заменили своих военных на наёмников из СНГ.
Ирак сейчас уже приходит в себя, в городах восстановили жильё, строят новые многоэтажные дома, административные здания, больницы, школы и торговые центры. Но в стране не хватает специалистов, начиная от сварщиков, токарей, инженеров — изыскателей, проектировщиков, энергетиков и до руководителей компаний. Олежка видел китайцев строящих разные объекты, но к сожалению, в Ираке нет российских представительств и компаний, кроме «Лукойла»,
да и то в ней работают не русские, а иностранцы.

После нашего возвращения из Багдада, я уже не ездила с Олежкой ни в Кувейт, ни в Сирию, ни снова в Ирак, выросли девочки, надо было следить за их учёбой и вообще находиться рядом с ними. Скажу откровенно, как и предполагал Олежка, девочки со временем немного отдалились от папы, ведь его не было с ними во время их становления. Но тем не менее, они любят друг друга, разговаривают о внуках, театрах (старшая заядлая театралка), литературе и на другие на общие темы. Олежка особенно скучает по старшему внуку, поэтому он иногда встаёт в четыре утра, чтобы поехать на другой конец города и отвести двух внуков в садик, потом гуляет по городу, а в обед забирает детей и привозит к нам, чтобы побыть немного с ними, а вечером отвозит обратно к родителям. А на выходные девочки по очереди или сразу вместе, подбрасывают нам своих сорванцов. У старшей мальчик и девочка, а у младшей пока один мальчик.

Олежка вышел на пенсию и любит возиться с внуками, а я работаю в своей поликлинике, опытных врачей как не хватало в советское время, так не хватает и сейчас. Старшая дочь тоже стала врачом, но не терапевтом как я, а хирургом и заведует отделением в больнице, её муж был бизнесменом, потом разорился, год сидел без работы и Олежка временно пристроил его к товарищу имеющую фирму по продаже цветов, но вот уже три года зять работает там и ему нравится. Свежие цветы у них в квартире не переводятся. У нашей младшей с детства был математический склад ума и она отучившись в ФИЗТЕХе, а затем в университете Далласа, сейчас работает программистом в крупной логистической компании, а её муж летает вторым пилотом в одной из авиакомпаний. Дочку пригласили работать программистом в Китай, наверное поедут с семьёй на несколько лет, тем паче, что и её супругу обещали работу по специальности.
Английский у них как родной, а там и китайский подтянут. Мы стареем, а жизнь продолжается, несмотря на все коллизии происходящие в мире.