Вспоминая землетрясение История Ташкентцы

Громобой Худояров

Предисловие:

Сейчас бы уже по-другому написал про ташкентское землетрясение 1966 года. В комментариях есть интересные воспоминания Сергея Пряхина, сожалению, рано покинувшего наш мир. Он вспоминает о пионерлагерях, бывших на 15-ом квартале Чиланзара. Очень интересно. По одним дорогам мы с ним ходили, но не были лично знакомы. Его ташкентская фотоколлекция до сих пор актуальна, ею пользуются.

Его мать работала в школе на улице Байнал-Минал, где я учился в первом классе, 121 или 127, не помню, но мы выяснили, что не она была моей первой учительницей. Я до сих пор вспоминаю свою первую учительницу, но, к горю, не помню ее имени. Классная женщина была! Моментально проверила мои знания, а я уже в шесть лет читал-писал-считал, посадила меня, шкета, на последнюю парту и разрешала делать, что я хотел. Ниже пятерок у меня отметок не было.
В тексте про землетрясение, надо отметить, мои соседи ошибались: наш двор не имел отношения к Арифходже. Это я сейчас уже по картам и редким документам нахожу. Наш двор принадлежал другому ташкентскому олигарху — Каримдату Шамсутдинову. Он занимался скобяными товарами. К сожалению, о нем мало информации. Если кто-то прольет свет, буду очень благодарен. Так, по слухам, по обрывкам, слышал, что он примыкал к эсерам и почему-то поддержал 19.01.1919 г. осиповцев. Не знаю, врать не буду. На углу Иканской и Питерской напротив ресторана «Регина», в советское время — старый ресторан «Зеравшан» был его магазин. В моем детстве это была шикарная квартира какого-то инженера ТАПОиЧ по фамилии Белов. Пару раз я мельком заглядывал в зал квартиры Беловых. Меня поражала огромная люстра на несчетное количество электрических лампочек. Я так понимаю, что это была еще люстра времен магазина К.Шамсутдинова. Время от времени лампочки перегорали, и когда накапливались, сын Беловых выходил во двор и колотил их об стену.

После апреля 1966 года всю эту территорию оттяпало издательство ЦК КП УзССР, сейчас «Шарк». Часть Иканской улицы, она уже называлась улицей Ахунбабаева, оказалась внутри двора «Шарка». На месте нашего двора и дома построили цех цветной печати. В 1983 г. после универа пришел работать в издательство, у меня даже сердце не ёкнуло. Я уже был закаленным бомжем, десять адресов где-то поменял, я жил на 10-ом и 15-ых кварталах Чиланзара, на массиве Черданцева, на улице Красных партизан, на Ц-27 и на родной Ахунбабаева. А ведь были во дворе «Шарка» за производственным отделом еще доземлетрясенческие урючины. Даже сердце не ёкнуло. В 1983 году я вообще не интересовался краеведением. Сейчас бы я уже каждый кирпич производственного отдела и цеха цинкографии обследовал. Это были дореволюционные здания.

* * *

Сам давний текст:

Между прочим, в этом году 50 лет Ташкентскому землетрясению. Вот жеж дата. По моей судьбе как катком прошлась эта трещина в земной коре. Больше всего от землетрясения пострадала моя семья. «Я так думаю»,- как говорил Фрунзик Мкртчян в фильме «Мимино». Нет, наверное, и другие семьи сильно пострадали, может быть, и покруче, я допускаю. Мои родители только закончили шикарный ремонт по моде 1966 г.: накатка, филенки и т.д. Столько денег вложили, так хотели хорошо жить. У нас уже был т.н. природный газ, голландки перевели на газ, в ванной поставили котел на газе, канализация, унитаз. Соседи приходили смотреть на унитаз и цокали языками. Тогда была только одна советская модель унитаза с верхним расположением бачка. Когда тряхануло, чугунная труба от бачка к унитазу отвалилась и стала затапливать ванную комнату. Велика беда. Мы тогда и представить не могли, что в реале могут существовать «соседи снизу». Отец, не долго думая, просто поставил трубу в унитаз.

В большую комнату они купили шикарную чешскую люстру — из Москвы притащили — в форме полусферы. Эта люстра упала и разбилась. Проводка в некоторых местах полетела. Тогда была внешняя проводка, т.е. провода не углубляли в стену, а они крепились к таким маленьким изоляторам, в общем — поотлетали эти изоляторы, и провода обвисли как декорации к «Трехгрошовой опере». Но это все бытовуха, так особо-то наш дореволюционный дом из сырцового кирпича не пострадал. Вернее, это не дом был, а что-то типа квартиры, входившей в структуру жактовского двора. Все как и везде в Ташкенте, входишь с улицы в деревянные ворота, двор, по периметру квартиры кто во что горазд, извечная балахана, пара урючин общественных, личные метровые палисаднички с сиренью, хмелем и ирисами, водонапорная общественная колонка, туалет типа сортира в углу двора.

Соседи рассказывали, что до революции этот двор принадлежал богатому ташкентскому купцу Арифходже, считавшемуся сартом, и был там его гарем. Но вот Ф.М.Бейли в своих мемуарах пишет, что в 1919 г. встретил Арифходжу в Бухаре и что был он евреем, т.е. по-ташкентски чала, но это все мелочи жизни, скорее всего, соседи преувеличивали, и гарема у него не было, ну, может быть, жил во дворе кто-то из его многочисленной родни, чада и домочадцы. Арифходжа был гласным Ташгордумы и недвижимости у него валом было. Ну, а после революции двор по новым законам обобществили и квартиры стали уже выдавать на работе. Так туда и въехал в 1926 г. мой дед с женой и сыном, родившимся в Иране, тогда называвшемся Персией. Это были времена троцкизма, когда «кремлевские мечтатели» занимались экспортом мировых пролетарских революций в страны, где из пролетариата были только ремесленники на базаре. Дед вступил в партию еще на фронте гражданской войны, так как в графе профессия у него стояло каменотес; это, наверное, одна из самых пролетарских специальностей, потому что дальше уже следует только ассенизатор. Был он упертым большевиком и трудился над построением некой сепаратной социалистической Гилянской республики в Персии. Но тут бабка сподобилась родить моего отца в доме совработников. Есть у меня в запасе еще история, как младшая сестра моей бабки, моя любимая Бабаня, в 19 лет одна ездила в Персию помогать старшей сестре рожать. Хех. Это в 1924 году, отец родился в 1925-ом. И ведь доехала. Все бы ничего, но младенец моментально заболел пиндинкой, малярией и прочими тропическими прелестями. Бабка взвыла и стала пилить своего мужа-«голодранца усих крайн», который и так ее жизнь загубил, так еще и ребенок при смерти.

Дед на самом деле ее жизнь частично загубил, потому что она была из относительно зажиточной семьи, посещала гимназию и щеголяла в белых передничках и кружевных воротничках. Хо-хо-хо, ко-ко-ко. Такая была. Да они все такие были. В женихах у нее ходил другой революционер, но того подстрелили бандиты, и тогда уже дед, так сказать, по факту… Голодранец, каменотес, ни гроша за душой, кроме партбилета, рядовой Таращанского полка, самоучка.

Короче, допекла она деда. Ему ничего не оставалось делать, как проситься назад в СССР. А дальше уже как партком скажет, так твоя жизнь и сложится. Партком сказал — в Ташкент. А посылали их в Персию из Москвы. И вот моя семья прожила в этом дворе Арифходжи 40 лет. Вернее — там бабка прожила все эти годы, потому что деда в 1937 г. А.Икрамов и Е.Зелькина исключили из партии, после чего он плавно переехал на улицу Кара-киргизскую в старую Таштюрьму, а оттуда — повезло — уже по бериевскому призыву на стройки народного хозяйства в Каракалпакию. Отец в 1941 г. из девятого класса ушел на фронт и тоже не в 1945 г. вернулся, а в 1946 г. Бабку уплотнили, и в квартире жили эвакуированные.
Затем все эти истории как-то устаканились, и отец собирался жить вечно на территории, где сейчас издательство «Шарк». Купил «Яву» одним из первых в Ташкенте, которую я с четырех лет пытался освоить и которая почему-то всегда на меня падала и в итоге мне так и не досталась.

Первыми возвестили о конце «гарема Арифходжи» военные строители, которые появились уже днем 26 апреля и натянули под нашей общественной урючиной палатку. Я честно ночевал в одиночестве в этой палатке одну ночь, что мне страшно не понравилось. Никто из соседей моему примеру не последовал, и как-то эта палаточная эпопея мимо нас прошла. Затем появился райисполком, хотя можно и так написать — «раис с полком», и сказал: «Все на массив Черданцева». Сейчас-то уже понимаю, что все эти Черданцевы и Чиланзары странным образом заранее были заготовлены. Соседи дружными рядами переехали на массив Черданцева, где сохранили соседство, а отец сопротивлялся до последнего, готов был под нож бульдозера лечь, чем довел раиса до белого каления, и раис уже даже давал ему квартиру на Ц-1, но отец требовал еще гаражное место для красной «Явы» впридачу. Таких опций при коммунистах предусмотрено не было, но раис сказал, что на Чиланзаре это можно сделать в явочном порядке. Отец согласился, и мы оказались на 15-ом квартале Чиланзара, что для бывших центровых было равносильно ссылке в Каракалпакию. Это тогда был последний квартал Чиланзара и конец географии. С балкона открывался вид на автобазу Главташкентстроя и тугаи канала Ак-тепе.