Приближался последний день войны! История

Владимир Карышев

К 35-летию вывода войск из Афганистана.

…В эту последнюю ночь на 15 февраля 1989 года погода испортилась окончательно — разыгралась сильная метель. Остро врезалась в память совершенно заиндевевшая овчарка, сидевшая на броне одной из БМП между передними люками. Ни ветер, ни мороз не могли загнать ее внутрь машины. Она была на службе, она была на посту.

Так вот этих, в прямом смысле, фронтовых друзей бойцам приходилось оставлять на границе, на ее афганской стороне. Таковы были суровые правила пограничного карантина.

Брошенных же на афганской земле собак ждала верная гибель. Причем очень скорая. Дело в том, что афганцы ненавидели наших собак. Те отвечали им взаимностью, издалека чуя специфический запах тела и одежды, готовы были разорвать каждого в клочья. И вот теперь у границы афганцы безжалостно убивали из автоматов оставленных нами верных псов. Их предсмертный вой был укором нам. Тогда я ощутил впервые обескураживающее чувство подлого предательства. Теперь оно не покидает меня все эти годы, но тогда пришло впервые.

Неужели ничего нельзя было сделать, позаботиться заранее о наличии ветеринарных врачей на границе, проведении ими специального контроля и т.д.? Насколько мне известно, только один командир Анатолий Блажко сохранил своего пса, спрятав его внутрь боевой машины. И, пользуясь привилегией арьергарда боевого охранения полевого штаба Б.Громова, сумел незаметно от таможенников и пограничников вывезти овчарку в Союз и отправить к своим родителям в город Самарканд.

В последней ночной вакханалии нарастающей злобы на нас и страха перед моджахедами, которые уже подошли к Шинданду, Герату и Турагунди, буквально на наших плечах афганские солдаты палили из всех видов оружия. Наблюдая за тем, что творилось, я вспоминал оставленный Джелалабад и прекрасно понимал, — ничего и никому не было нужно. Никому не нужны были судьбы афганских солдат, так же, как потом никому оказались ненужными судьбы наших солдат и офицеров, прошедших Афганистан. И началось это именно тогда, в последние дни и часы той войны. Помню, как равнодушно раздавались солдатам и офицерам памятные часы от министра обороны… Для того, чтобы не было претензий со стороны таможенной службы, в Москве предусмотрели сопроводительные удостоверения о выдаче материальных средств. Они представляли из себя картонки белого цвета размером 8 на 13 см со следующей типографской надписью:

Уважаемый товарищ _____________

За образцовое выполнение воинского долга по оказанию интернациональной помощи Республике Афганистан Вы награждены Министром обороны СССР наручными часами.

Эти, с позволения сказать, «удостоверения» почему-то выдавали незаполненными и не скрепленными печатями.

Я подумал тогда:
— Почему ветераны Великой Отечественной войны так трепетно хранят бланки благодарностей от тов. Сталина?

И сам себе ответил:
— Потому что они были индивидуальные, с конкретной фамилией награждаемого и заверенные подписью боевых командиров. А здесь срамота получилась!

А последние боевые награды?

Даже члену военного совета армии генералу Захарову так и не вручили орден Красной Звезды. Через девять лет (!) после его раннего ухода из жизни семью боевого комиссара стали «искать» для того, чтобы вручить запоздалую награду от Президента СССР… Это генерала такого уровня искали десятилетие?!

Все видели не раз и не два повторяющиеся кадры вывода советских войск из Афганистана. Знамена на БТРах, идущих через мост, встреча командарма Громова со своим сыном, цветы. Но это все было в Термезе, а на кушкинском направлении было менее торжественно, хотя волновались мы не меньше — ведь последний день войны! А в тот день, на рассвете 15 февраля 1989-го, мы, как будто предчувствовали, что вступаем в темную полосу истории. Прозвучала команда:
— Заводи!

Махнули флажками регулировщики, открылся шлагбаум, и головная машина, в люке которой под развернутым Боевым знаменем стоял замкомандующего армией генерал Пищев, въехала… Последним в колонне советских войск, как и положено, выходил наш разведывательный батальон. На небольшой территории Кушкинской таможни собралась большая группа советских и иностранных журналистов для того, чтобы запечатлеть этот действительно исторический момент. Но кино и фотосъемки разведчиков не удались. Был такой сильный снегопад, необычный для этих мест, что даже прекрасная японская видеотехника не смогла качественно снять выход последней колонны. Да для нас это было и не самое важное… Так в долгожданную среду 15 февраля 1989 года закончилась для нас эта война. Формально закончилась, для истории.

В Кушке на вертолетодроме состоялся митинг, в ходе которого выступили начальник штаба 5-й дивизии подполковник Владимир Варенников, младший сын генерала армии В.И. Варенникова; замкомвзвода минометной батареи 371-го мсп старший сержант Николай Щербина, представленный к ордену Красной Звезды; отец водителя комендантской роты А.Слепцова подполковник запаса Слепцов Виталий Стефанович, приехавший из дома встретить своего сына.

Поздним вечером, уже в Кушке, мы собрались за товарищеским столом, который ломился от вскрытых банок тушенки и различных паштетов, что заранее подготовил политотделец подполковник Смолка, разлили в кружки водку. Выпили за то, что остались живы, помянули погибших товарищей. Мы пили и не пьянели. Не верилось, что завтра разлетимся в разные стороны навсегда. Я сердечно поблагодарил своих коллег за службу и сказал: «Мне кажется, мы будем вспоминать эти годы, как лучшие в нашей жизни!». Потом я не раз слышал подобное и от многих. Ведь это было время, когда каждый из нас чувствовал свою незаменимость, нужность Родине и товарищам. Каждый был, словно истребитель на взлете…

17 февраля глубокой ночью я прилетел на военном самолете АН-12 из Мары в Ташкент. На аэродроме было очень холодно, хотя снега здесь, как в Кушке, не было. Взвалив на плечи свою парашютную сумку с нехитрым скарбом, я сошел по трапу на родную узбекскую землю. Меня ждали сослуживцы для сдачи должности в политотделе армии и встречи с боевыми друзьями по бригаде спецназ.

К тому времени в одном из лучших залов Чирчика был развернут Музей боевой славы нашей бригады, собранный по крупицам в Джелалабаде. За короткий период через него прошла четверть населения города. На экскурсии приходили военнослужащие гарнизона, курсанты местного военного училища, школьники целыми классами, ветераны-афганцы с женами, родителями и детьми. Равнодушных просто не могло быть у витрин с экспонатами, личными вещами, сохранившими тепло и кровь наших погибших солдат и офицеров. Народ долго толпился у стендов с захваченным в боях трофейным оружием и документами моджахедов. Учитывая общественный интерес и высокое военно-патриотическое значение, по просьбе горкома партии, боевую выставку бригады дважды продлевали еще на месяц.

23 февраля — День Советской армии — праздновали всей бригадой, в центре города, в Доме культуры. При этом офицеры и прапорщики находились в приподнятом расположении духа. Война закончилась! Все в парадной форме, при орденах и медалях, вместе с женами и подругами. После череды торжественных мероприятий расселись за праздничные столы. Поднимая тосты, высказали много добрых и правильных слов о дружбе и службе, о десантном братстве, помянули погибших. В тот вечер все единодушно поклялись вместе с комбригом полковником Юрием Тимофеевичем Старовым, — впредь ежегодно встречаться в Чирчике у памятника «Журавли». Расставались глубокой ночью, как оказалось, навсегда.

Волей-неволей вспоминая то время, я высоко оцениваю подавляющее большинство солдат, прапорщиков и офицеров, которые окружали меня. Суровая обстановка Афганистана очень быстро выявляла истинную сущность человека. Это потом, через годы, в мирной жизни некоторые из них стали меняться. И я разочаровывался в отдельных людях, но там — на войне — они были настоящие. И это было главное.

Утром следующего дня я простился с командованием и личным составом бригады и выехал из Чирчика в Ташкент. Крылья «Аэрофлота» унесли меня на северо-запад на встречу с любимыми и дорогими людьми — в новую полосу жизни, которая захлестнула, как бушующая волна морского прибоя…

А впереди нас ждала новая и, как оказалось, совсем не мирная жизнь. Особенно это касалось офицеров, ибо почти все солдаты, прошедшие войну, были уволены в запас к лету-осени 1989 года.
Не прошло и десяти месяцев, как в январе 1990 года отряд 15-й обрСпН вновь ушел на войну, но уже на территории СССР. Разведчикам поручили осуществлять блокирование и охрану коммуникаций в Азербайджане, охваченном национальной ненавистью. Снова пули летели в тех, кто думал, что навсегда забудет их свист после афганской войны, в тех, кого так неласково встретил Союз эпохи «демократических преобразований». Наверняка, покидая Афганистан, они не могли себе представить, что в них снова будут стрелять, и что до их ушей вновь долетит клич джихада. А моим товарищам Анатолию Блажко, Сергею Шакурину, Александру Чайке еще выпадет судьба вынести со своими разведчиками 2-й обрСпН две войны на Северном Кавказе, которые по напряженности боев, по потерям и продолжительности не уступят афганской войне…

Несмотря на прожитые после этого годы и то, что афганская эпопея навсегда ушла в историю, в наших сердцах и жизнях она продолжается до сих пор…

Как живет в нас и трогательная песня побратима Игоря Морозова:

С покоренных однажды небесных вершин
По ступеням обугленным на землю сходим
Под прицельные залпы наветов и лжи
Мы уходим, уходим, уходим.

Прощайте, горы, вам видней,
Кем были мы в стране далекой.
Пускай не судит однобоко
Нас кабинетный грамотей.

До свиданья, Афган, этот призрачный мир,
Не пристало добром поминать тебя вроде.
Но о чем-то грустит боевой командир,
Мы уходим, уходим, уходим.

Прощайте, горы, вам видней,
В чем наша боль и наша слава.
Чем ты, земля Афганистана,
Искупишь слезы матерей?

Друг, спиртовую дозу делю на троих
Столько нас уцелело в лихом разведвзводе.
Третий тост. Даже ветер на склонах затих…
Мы уходим, уходим, уходим.

Прощайте, горы, вам видней,
Что мы имели, что отдали.
Надежды наши и печали
Как уживутся средь людей?