О выводе наших войск из Афганистана История

Здравствуйте! 15 февраля на сайте gazeta.ru появился фоторепортаж под заголовком «Как СССР уходил из Афганистана». Большинство снимков из подборки, однако, относятся не к завершению, а к начальному этапу вывода, происходившему в мае 1988 года. В связи с тем, что первой войсковой частью, торжественно пересекшей границу в те дни, была Чирчикская 15-я бригада специального назначения (точнее, половина её состава), предлагаю Вам отрывок из книги непосредственного участника событий Олега Владимировича Кривопалова, проиллюстрированный некоторыми снимками из вышеупомянутого фоторепортажа. В следующей главе книги описано, как Чирчик 20 мая 1988 года встречал своих воинов, вернувшихся на Родину.

И вот наступило то историческое утро — 15 мая. День начала вывода советских войск. С первыми утренними лучами, наскоро перекусив, наша колонна с личным составом на борту вернулась на территорию 66-й бригады. Спешилась.

Управление, штаб бригады, два отряда спецназначения, отряд спецрадиосвязи и подразделения обеспечения построились на строевом плацу. От командования армии на трибуне находился член военного совета армии генерал-майор Захаров. Все представители местной афганской власти и общественности прибыли в бригаду для личного участия в церемонии прощания.

Надо отдать им должное, руководство провинции Нангархар организовало сердечные проводы выводимых частей. Быстро пролетел митинг, завершившийся торжественным прохождением войск, и колонна неотвратимо пошла на север. И хотя на часах было только 7 утра, расплавленный солнечный диск уже давил своим безжалостным жаром все живое. В движении лица обжигала просто мартеновская духота…

Мой БТP был «особого назначения», так как имел на борту ящики с партийными документами. Согласно приказу командира в/ч пп 71351 ? 49 от 7 мая 1988 г. за партучет отвечал секретарь парткомиссии политотдела бригады майор Глова:

«В соответствии с боевым распоряжением командующего армией в период с 15 по 19 мая часть совершает марш по маршруту: «Джелалабад — Кабул — Пули-Хумри — Хайратон — Термез». В целях обеспечения качественной подготовки техники к маршу и организованного движения машин приказываю:

…Закрепить бронетанковую и автомобильную технику управления соединения за водителями и старшими машин:

БТР-80, ? 113 (партучет) — водитель рядовой Кононыхин К.Ю., старший — майор Глова А.Н., состав экипажа А.Червинский (радист), О.Лаврентьев (пулеметчик), стрелки рядовые Ю. Скурилин, В. Непогодин, В. Кондратьев.

Для обеспечения охраны документов партийного учета в ходе марша на привалах назначать комендантский взвод, командир взвода лейтенант Головин А.Н.».

Естественно, я чувствовал личную ответственность за перевозку этого груза на территорию СССР и весь марш до границы находился в люке старшего. По рекомендации начальника ОО КГБ бригады для экстренного уничтожения ящиков с партийными документами были предусмотрены средства уничтожения, состоящие из 3 кг тротила снизу и по бокам — двух МОН-50, а сверху — одной МОН-90. От этого соседства все члены экипажа испытывали психологическое неудобство и порой покрикивали друг на друга:

— Эй, ты, поаккуратнее там возись, а то полетаем…

Прощание афганцев с нашими воинами было просто трогательным. При прохождении колонны через Джелалабад с солдатами, сержантами и офицерами вышли проститься более двенадцати тысяч местных жителей. Стоя плотной стеной на обочине шоссе, простые дехкане бросали на броню проходящей техники цветы и бумажные венки, открытки с приветствиями и пожеланиями, написанными на русском языке, флажки с выдержками из Корана. Думали ли они в тот момент, в какое тревожное время вступают после выхода советских войск? Совсем скоро провинциальный центр будет разбит огнем артиллерии талибов. Тысячи людей бросят свой кров и уйдут в безопасные места. Кто-то откровенно радовался выводу, кто-то мечтал о возмездии, но тем не менее при прохождении нашей колонны провокаций отмечено не было.

Командование армии провело огромную работу по организации боевого охранения войсковых колонн в ходе марша и в местах отдыха. Все используемые коммуникации были основательно заблокированы войсками.

На маршруте Джелалабад — Кабул на блоках находились десантники 103-й вдд. На участке Кабул — Джабаль — Уссарадж подразделения 108-й мсд, на перевале Саланг и далее до Чаугани — силами 345 опдп. Далее до Хайратона ротами 395, 149 и 122 полков 201-й мсд. Были тщательно спланированы действия артиллерии и всей авиации ВВС армии. На весь личный состав выходящих частей из Афганистана были доставлены каски и бронежилеты.

Провоевав девять лет, разведчики спецназа только перед началом последнего марша получили средства индивидуальной защиты. Кстати, деньги на эти цели были потрачены немалые, например, только один бронежилет типа 6-Б-2 стоил 960 рублей! Это тогда были очень приличные деньги. А бронежилетами обеспечили всех военнослужащих — от комбрига до последнего солдата-повара… Принятые меры безопасности не были лишними, — благодаря им наши колонны вышли без царапины и погибших.

Об этом памятном дне написал и генерал армии Варенников:

«В первый день выхода войск из своих гарнизонов я был в Джелалабаде. Там располагались 66-я отдельная мотострелковая бригада и 1-я бригада специального назначения Главного разведывательного управления Генштаба. Кроме того, здесь же, на аэродроме, располагался и небольшой авиационный гарнизон. Он включал в себя не только самолеты и вертолеты, перелет которых был спланирован отдельно, но и значительную часть наземного эшелона, куда входили различные подразделения обслуживания. Все они, конечно, шли с общей колонной под прикрытием боевых частей. Все, что было в Джелалабаде (и, естественно, по соседству — в Асадабаде), — переходило в Кабул и располагалось там в специально отведенном районе неподалеку от кабульского аэродрома. Имелось в виду, что с утра 16 мая часть войск кабульского гарнизона и все те, кто подошел 15 мая в Кабул, тронутся на Термез. Набиралось несколько тысяч.

Вообще церемония вывода наших войск приобрела не просто торжественный, а величественный характер. В Джелалабаде, в военных городках только населения собралось более 15 тысяч человек. Были здесь и военные, и местные авторитеты, и местные власти. Проводились митинги. Теплые речи с обеих сторон: мы клялись, что в беде Афганистан не оставим, а афганцы клялись, что будут дружбе вечно верны и с помощью Советского Союза укрепят демократические свободы. К сожалению, ни того, ни другого не получилось: с 1992 года по решению Ельцина мы Афганистан вообще бросили, а «демократией» стали заниматься фундаменталисты — с помощью талибов они вообще разрушили страну».

Добавлю, что на маршруте движения колонн до Кабула во всех кишлаках устраивались теплые встречи и сердечные проводы «шурави». На окраине Кабула первые машины колонны встречал сам командарм Громов и при подходе всей массы машин возглавил ее марш при прохождении по городу. При этом колонна была поделена на две части.

Первая боевая из 114 БТР-80 шла за машиной командарма через Кабул, а вторая тыловая пошла вокруг города на отстойник «Теплого Стана». В столице в этот момент творилось что-то необыкновенное. Далеко не в каждый праздник на улицах бывало так много разряженной публики. По оценкам службы безопасности, на проходящую колонну смотрели более ста тысяч человек. Повсюду море цветов, кругом лозунги на русском и афганском языках, флаги и флажки, музыка. По-моему, этот праздничный настрой свидетельствовал о многом.

С наступлением ночи разместились на отдых на стоянках Теплого Стана — в отстойнике. По-походному перекусили сухими пайками, укутались в теплые куртки и шинели, и, как смогли, переночевали, устроившись прямо на броне своих машин… Да и что той ночи-то — в три легли, в пять часов встали.

Короткая и неспокойная ночь кончилась. Как только рассвело, на часах было 4.30 местного времени, начали вытягивать колонну к месту построения. В 7.15 16 мая колонна вошла в столицу.

Все волновались. Командарм на вечернем совещании предупредил, что выход из города советских воинов будут провожать лично президент Мохаммад Наджибулла Ахмадзай, или коротко Наджибулла, все члены Политбюро ЦК НДПА, все афганское правительство, многие общественные организации.

На выходе из города нашли удобную площадку, где построили огромную трибуну-шатер для руководства страны, там же разместили большой оркестр и несколько тысяч горожан. К 9 утра приехал Наджибулла. Все его ждали у трибуны. В числе приглашенных находились чрезвычайный и полномочный посол Советского Союза в Афганистане, руководящий состав посольства, командующий 40-й армией, члены военного совета, начальники служб армии, представители — от ЦК КПСС, Минобороны, КГБ, МВД и др., главный советский военный советник, представители общественных организаций СССР в Афганистане. Кроме того, на трибуне присутствовало много иностранцев, а также всё представительство ООН во главе с генерал-майором Раули Хельминеном — руководителем комиссии ООН, осуществляющей наблюдение за выводом советских войск, и Беноном Севаном — помощником Генерального секретаря ООН Диего Кордовеса. Гостевые трибуны примыкали к центральной, где располагались руководители Афганистана.

Торжественность обстановки достигла такого уровня, что описать ее невозможно.

— Да, хоть мы разной веры, — думал я, — но за эти годы мы породнились с афганцами, а дружба наша скреплена кровью. И какие бы испытания наши народы ни прошли в последующем, эта дружба не будет забыта никогда.

Хотя, забегая вперед, можно сказать, что вместе с лидерами наших стран менялись и отношения, что, конечно, бросало тень на наши народы. По крайней мере, нас сильно изменить не удалось. Мы до сих пор сохранили добрые чувства к афганскому народу.

Когда все было готово, прозвучали фанфары.

Начинал митинг командующий войсками ТуркВО генерал армии Н.И. Попов, зачитавший Обращение ЦК КПСС к советским воинам-интернационалистам, возвращающимся из Афганистана. После этого было четко объявлено ? перед народом Афганистана и перед советскими воинами в Афганистане выступает президент Республики Афганистан Наджибулла!

Наджибулла выступал в свойственной ему манере — страстно и ярко, часто не дожидаясь полного перевода своих слов. Говорил о том, почему советские войска пришли в Афганистан, что у них не было других целей, кроме примирения афганцев, которые затеяли борьбу за власть. А для СССР не безразлично, что творится у его соседей. Что только по неоднократной и настоятельной просьбе Советский Союз согласился ввести свои войска, но при условии, что он не будет вести боевых действий в Афганистане, и афганский народ благодарен Советскому Союзу за то, что он откликнулся на эти просьбы. Однако оппозиция спровоцировала боевые действия, в результате чего погибло много афганцев и русских, а этого могло и не быть, если бы мира хотели США, Пакистан и оппозиция — «Альянс семи». Именно на их совести сотни тысяч погибших людей и миллионы беженцев, которые скитаются сегодня по земле и не могут вернуться к своему очагу. «Политика национального примирения» внесла коренные изменения в нашу позицию — мы за мир на любых условиях и, в первую очередь, с проведением всеобщих открытых выборов под наблюдением ООН, — говорил Наджибулла. — Сейчас советские войска уходят. Кое-кто старался обвинить их в дестабилизации обстановки. Сегодня советский солдат уходит к себе домой. Ему ничего от Афганистана и афганского народа не нужно. Он сделал все, чтобы помирить нас. И не он виноват, что не все получилось. Теперь он будет смотреть из Советского Союза, как мы это сделаем сами во имя народа. Мы, мусульмане.

— В эту минуту, — говорил Наджибулла, — мы обращаемся к советским матерям. Ваши доблестные сыновья возвращаются домой. Низкий вам поклон за воспитание настоящих интернационалистов. Наш народ никогда не забудет имена тех, кто отдал свою жизнь. Прошу почтить их память минутой молчания. Мы выражаем свою сердечную благодарность всему советскому народу за всестороннюю бескорыстную помощь. Советские воины уходят, но дружба с Советским Союзом остается.

В таком духе Наджибулла выступал минут сорок с переводом. Речь его прерывалась аплодисментами. Мне довелось несколько раз встречаться с ним в штабе 40 ОА и бывать в его Президентском дворце в центре Кабула, при вручении мне афганского ордена Боевого Красного Знамени. Он был приятным в общении человеком и красивым мужчиной. Его любили советские военнослужащие. В его внешности и поведении чувствовалась какая-то внутренняя надежность. Он до последнего дня был верен СССР.

Забегая вперед, скажу, что 13 апреля 1992 года последние семь военных советников под руководством генерала Перфильева Б.С. отбывали из Афганистана, но когда администрация кабульского аэродрома стала чинить им препятствия, позвонили Наджибулле. Он лично приехал на аэродром и обеспечил их отправку в Ташкент, сказав на прощание, что в ближайшее время к власти придет оппозиция, ему самому на посту президента осталось находиться 5 дней, и, хотя советские и предатели, он считает своим долгом отправить их домой целыми и невредимыми.

К нему же в трагические минуты жизни благородства проявлено не было. Его бросили на растерзание.

От имени афганского руководства Наджибулла вручил бригаде спецназ памятное Почетное Красное знамя ЦК НДПА.

Ответное слово было представлено командиру «1-й специальной бригады советских войск» полковнику Старову. Наш Юрий Тимофеевич был прекрасным оратором и сразу приковал к себе внимание аудитории. Своими яркими простыми фразами он как бы говорил за нас о том, что было на сердце у каждого советского военнослужащего.

— Мы гордимся тем, — сказал комбриг, — что с честью выполнили свой интернациональный долг. Нас радует высокая оценка, которую дало правительство дружественной республики всему личному составу, награждение части высшим афганским военным орденом Красного Знамени. В нашей памяти навсегда останутся не только совместные бои против врагов афганского народа, но и помощь, которую мы вместе оказывали жителям кишлаков и городов. Мы внимательно будем следить за жизнью республики, будем радоваться вашим успехам в решении задач экономического и социального развития, претворения в жизнь политики национального примирения…

В этот момент произошел трагикомический случай. Фотографируя Старова, между собой повздорили два иностранных журналиста, судя по внешности, один англичанин, а другой азиат. Отталкивая друг друга плечами, они долго боролись за самый лучший ракурс для кадра, а затем опустив на асфальт фотоаппаратуру, бросились в рукопашную — обмениваясь тумаками и пинками. После чего, громко ругаясь на разных языках, разошлись в стороны. Солдаты и офицеры, перед строем которых это происходило, приглушенно смеялись:

— Вот она — капиталистическая сущность конкуренции…

А в это время на трибуну поднимается Биби Гамар — вдова, мать солдата, член общества жен и матерей павших борцов революции. От имени афганской армии советских воинов поблагодарил Герой Республики Афганистан военный летчик полковник Барата. Президент республики, другие афганские руководители спускаются с трибуны, подходят к строю и вручают советским воинам медали «Воину-интернационалисту от благодарного афганского народа».

Раздается команда: «По машинам!»

Под звуки военного оркестра колонна, растянувшаяся на несколько километров по всему городу, медленно вытягивается по дороге, ведущей к перевалу Саланг. А поскольку все машины шли в колонне по одной дороге, то выход войск из Кабула занял около пяти часов. Машины нашей бригады шли первыми.

Надо отметить, что за ночь, проведенную в Кабуле, бойцы по-неуставному «украсили» свою технику. На башнях танков и БТРов, на солнцезащитных щитках в кабинах автомобилей появились большими буквами написанные наименования населенных пунктов, откуда были родом водители и механики-водители. Таким способом бойцы славили свою малую родину и отыскивали земляков и друзей, обменивались новостями. Над штабным БТРом асадабадского батальона неугомонный майор Качура опять закрепил военно-морской флаг. Но изменить что-то уже было нельзя, и грозный командарм просто раздраженно махнул рукой…

Момент прощания с первой колонной советских войск описал В.Варенников:

«Первой пошла колонна 1-й бригады спецназа полковника Старова. Я прекрасно знал его солдат и офицеров в бою. Уставшие, даже изнеможенные, всегда настороженные, гимнастерка мокрая, по лицу бегут ручейки пота с грязью, как правило, все в пыли и, конечно, небритые. Такими я их видел во время боя. А сейчас на БТРах сидели красавцы бойцы-молодцы, чистые, румяные. Все улыбаются. Одежда выглажена. Белоснежные подворотнички, у всех на груди награды — залюбуешься. Все без исключения машины (боевые или транспортные) были в цветах. Вообще, прощание с советскими солдатами было трогательным, а с такими героями — тем более. Я искоса поглядывал на Наджибуллу. Он, как и другие, постоянно помахивал рукой и говорил: «Какие солдаты, какие солдаты!» Явно было видно, что он переживал. Это заметил и Юлий Михайлович Воронцов, наш посол».

На обочине в тысячной толпе провожающих бросались в глаза милые славянские лица русских женщин, которые вышли замуж за афганцев и проживали в Кабуле. Многие из них, обливаясь слезами, кричали нам: «Мальчики, на кого вы нас бросаете!», «Ребята, заберите нас на Родину!», «Что же мы без вас будем делать?». Эти эмоции запали мне в душу. Еще тогда, в горячке вывода я подумал, а, действительно, что же будет с несколькими тысячами русских женщин, создавших смешанные семьи, нарожавших детей и остающихся один на один с мусульманским средневековьем?

Будущего у них не было.

Эту надвигающуюся катастрофу не ощутил тогда никто, кроме них.

Как показала жизнь, к марту 1996 года в Афганистане осталось в живых всего семь русских женщин. Остальные были безжалостно вырезаны поголовно вместе с детьми и мужьями как пособники Наджибуллы.

…Шоссе втягивается в ущелье. Мы вышли на маршрут Кабул — Хайратон протяженностью 530 км. Изредка под откосами — сгоревшие наливники и бэтээры. Чем выше мы поднимаемся, чем ближе Саланг, тем этих кладбищ техники больше и больше. За кюветом, словно верстовые столбы — обелиски водителям и бойцам: где поставлен камень, где на плиту положили руль, и имена наших ребят под красной звездой. Это памятники погибшим. Сидящий рядом со мной на броне майор Глоба вздыхает:

— Печальное зрелище, следы войны…

Глоба всматривается в заснеженные горы и замечает:

— А красота-то какая!

Я молчу, потому что такую же «красоту» уже видел под Хостом, когда ходили на операцию «Магистраль». Становится холодно. Надеваем теплые вещи, что попадется под руку. Мне из чрева бэтээра подают шинель с майорскими погонами, — откуда она? Неважно. Облачаюсь. Становится уютнее. Облака — вот они, рукой подать. Это самый трудный участок дороги Чарикар — Доши, на котором расположен перевал Саланг. Местность в полосе прохода высокогорная, сильно пересеченная, непроходимая вне дорог для всех видов транспорта. Шоссе с асфальто-бетонным покрытием и шириной проезжей части 6 — 7 метров.

Саланг — это система тоннелей с принудительной вентиляцией, расположенных на высоте 4100 метров. Здесь постоянно фиксируются сходы снежных лавин. Вот они — тоннели, протяженность самого большого из них 2 километра 675 метров. Эти крытые галереи стали в 1979 году братской могилой для 12 бойцов, весной 1980 — для 2, в ноябре 1982 — для 64, в 1985 — для 16 наших солдат и офицеров. Все погибшие умерли от отравления угарным газом от работающих дизелей двигателей. Опасное место!

Наконец, дорога выкручивается вниз. Веселее побежали машины. Вырываемся на равнину.

— Слава богу, самый трудный участок прошли.

К вечеру дошли до Пули-Хумри. Городок дислоцируется на равнине, среди полукружья гор. Нас встречают тыловики подполковника А.Рыбакова. Очень быстро, образцово показательно сотни боевых машин были заправлены горючим, а затем расставлены на ночлег. Лагерь этот без преувеличения можно отнести к вершинам творчества тыловой службы, возглавляемой заместителем командующего полковником В.А. Васениным. В Пули-Хумри для нас есть все: баня, столовые и казармы для ночного отдыха. Нас с командиром встречает и размещает для отдыха лично начальник разведки армии:

— Как прошли маршрут, Юрий Тимофеевич?

— Колонна обстреливалась дважды. Техника выдержала, потерь и отставших нет, — спокойно, с достоинством отвечает Старов.

— Полковник Чуркин докладывал командующему, что вас крепко обстреляли.

— В 13.40 из района Дахи-Нау по колонне были выпущены эресы, накрыли дорогу вблизи Дакай-Бала, но мы проскочили без потерь. Повторного обстрела не было, так как авиация и артиллерия нанесли ответный удар.

— Как же вы проскочили без потерь? Докладывали, что зарегистрировано сорок шесть разрывов снарядов. Мы думали, все конец — дым, пыль!

— Значит, повезло! Не так страшен черт, как его малюют.

Разговор прервал дежурный по связи:

— «Бронза» (позывной комбрига), вас вызывает на связь генерал-лейтенант Кочкин!

— Юрий Тимофеевич, здравствуйте, слышал, «западные голоса» твердят сейчас, что первая советская колонна «пробивается к границе с боями»? Доложите обстановку!

— Товарищ член военного совета, потерь не имею. При выходе из Кабула отличился отряд обеспечения движения под командованием капитана Мальцева. Быстро заставил замолчать огневые точки духов. В районе кишлака Дакай-Бала грамотно сработал «Барсук» (позывной комбата Гилуча), увеличил дистанцию между машинами и взял на прицеп поврежденный осколками грузовик. Так что все штатно! Сказки все это. Попытка выдать желаемое за действительное. Интересно, а что скажут по поводу марша иностранные журналисты, что идут у меня на броне? Дайте им возможность сбросить в свои агентства информацию о ходе марша!

Проходя вдоль колонны для инструктажа командиров и политработников, я разговорился с командиром роты минирования капитаном Колесником, волнуется: нет на собаку — полуторагодовалую овчарку Шейха, документов. Боится, что не удастся перейти с ним границу.

— А ведь пес замечательный, — с жаром убеждал меня он, — может запросто отыскать духовский схрон с оружием и снаряжением, успешно искал мины. Был дважды ранен. Одним словом, проверенный боевой товарищ! Что делать?

— Верить в справедливость, но думать самому! Смекай, — отвечаю Колеснику.

Несмотря на общую загруженность маршрута, по словам офицеров диспетчерской службы, по 25 — 30 колонн в день, нашей колонне отдан приоритет. Нас не останавливают для подтягивания колонны на диспетчерских контрольно-пропускных пунктах, а бойцы только машут на прощание руками. Идем на хорошей скорости.

Внезапно нормальный рокот двигателя начинает меняться на хлопки, а наша машина дрожит всем корпусом и, наконец, замирает при въезде в ущелье Александра Македонского под Таш-Курганом. Вот так на последнем этапе движения к границе наш БТР-80 ? 113 продемонстрировал своенравный характер. Практически это началось с раннего утра последнего дня марша, 17 мая, — мы то и дело останавливались и подолгу чинили технику: полетел блок шинных кранов, в итоге сгорели три колеса, барахлила система подачи масла, электропроводка и др. В итоге трудная дорога к дому показалась на последних километрах непреодолимой. Мне не хотелось расписываться в слабости перед подчиненными, и несколько раз, когда останавливались наши машины и добровольные помощники бросались нам помогать, я отправлял их в надежде на собственные силы. И действительно, механики-водители рядовые Кононыхин и Чучин, справились с задачей, поменяв в очередной раз сгоревшую резину и наладив забарахлившую систему подкачки.

После устранения неисправности ко мне на броню залезает грязный по самые плечи мой земляк Игорь Чучин и с улыбкой говорит:

— Товарищ подполковник, сейчас бы пельменей наших, уральских!

— Живы будем, не помрем, — отвечаю я ему, — будут и уральские пельмени со сметаной, и с холодной водочкой.

Командую:

— Вперед, ребята, поехали потихоньку!

— О чем мы говорим, товарищ подполковник, — включился в наш разговор Давид Бахтадзе, — всех приглашаю к себе. Лучше Кавказа нет ничего. Сядем на самой высокой вершине, будем жарить шашлык, пить вино и петь песни. У нас такие красивые места!

— Рановато размечтались о жратве, — оживились Саша Червинский, Виталик Харьков и Слава Непогодин из комендантского взвода, — до дому еще дойти надо…

— Дойдем, двадцать километров всего до Хайратона осталось, — отвечает Костя Кононыхин. — А там прошу всех в гости на крымскую землю.

Через двадцать лет судьбе было угодно, чтобы мы выполнили свое обещание и встретились с героем того перехода кавалером медали «За боевые заслуги», солидным сорокалетним мужчиной Константином Юрьевичем Кононыхиным. Эта радостная встреча первый раз состоялась на его родине, в столице Крыма, в конце бархатного сезона 2009 года. В братской обстановке мы душевно тогда посидели: вспоминали войну, товарищей, смотрели пожелтевшие военные фотографии и пили коктебельский коньяк семилетней давности, закусывая его черным шоколадом…

А в тот угасающий майский день, когда в небе боролись дневные и ночные краски, мы медленно ехали по шоссе, въезжая в мрачноватое ущелье названное именем Великого Александра.

Повернув в правую сторону пулемет и сняв автоматы с предохранителей, мы все настороженно вглядывались в трещины и расщелины громоздящихся вдоль дороги монолитных горных вершин. Однако горы, остановившие в свое время слонов завоевателя, сохраняли мрачное спокойствие. Наш одинокий бэтээр, на броне которого краснел кумач с надписью: «Родина, мы выполнили свой долг!», гордо замыкал ушедшую вперед колонну.

— Что такое долг? — думал я. В словаре Ожегова это слово трактуется как «то же, что и обязанности», т.е. определенный круг действий, возложенных на кого-нибудь и безусловный для выполнения.

— А ведь совсем не звучит «…мы выполнили свои обязанности»?!

Странное словосочетание. А мой долг сейчас — добраться с ребятами к месту сбора колонны, в противном случае — стыд и позор. Кто угодно может отстать, но не заместитель же командира бригады.

К сумеркам, уже после 18 часов, догоняем колонну. Ищу командира. Докладываю о прибытии. Он очень удивлен поломками:

— У тебя же новый БТР-80? Ну, дела! Скажи, пусть зампотех посмотрит. Сам не отвлекайся. Журналисты замучили. Возьми их, Олег Владимирович, на себя. И поработай, пожалуйста, с таможней. Я ушел на доклад к командарму.

Да уж, действительно, в пограничный город-порт Хайратон на встречу первой колонны прибыло рекордное количество корреспондентов (117 советских и 135 зарубежных). На голом пустынном пяточке, между машинами, я провел с ними подробную пресс-конференцию. Позади восьмисоткилометровый марш.

Впереди ночевка. Бойцы приводят себя в порядок прямо на броне. Таможня и пограничники с особистами частей «шерстят» подразделения. Мгновением пролетела бессонная ночь. Когда рассвело, всех охватило необычное волнение. Мы с командиром тоже привели себя в порядок: помогая друг другу, из кружки помылись, побрились, подшили свежие подворотнички, закрепили награды.

По команде комбрига подразделения начали вытягивать колонну. На нашем командирском бэтээре разместили Боевое Знамя бригады.

Открытое наименование предусмотрительно зашито куском материи. Хотя скрывать было совершенно излишним, так как «духи» были информированы о многом.

На последнем митинге в Хайратоне попрощались с афганскими товарищами. От советской стороны опять ярко выступил Ю.Т. Старов.

И вот, наконец, тронулись — уже видим ажурные контуры моста через Амударью.

Когда наши войска входили в Афганистан, этого моста не было. Да и город узбекский Термез благодаря только последнему десятилетию получил известность во всем мире. Хотя давным-давно здесь проходил «Великий шелковый путь». Как писали исторические хроники, караваны с большими трудностями перебирались через Амударью, которую в народе называли Джейхун, что значит «бешеная». Караванбаши, перебравшись на другой берег, подавали голос спутникам, не успевшим форсировать реку:

«Тырк мыз!» — «Мы живы!»

Может быть, спустя века «тырк мыз» трансформировалось в сегодняшний Термез? Наверняка, наши парни, возвращающиеся домой, не знали этой легенды, но многие на своих боевых машинах написали на кумаче: «Мы живы!».

Газета «Правда» 19 мая 1988 г. об этом моменте написала так:

«Туда, на мост дружбы, внимание множества людей — жителей Термеза и многочисленных гостей. И вот на серо-стальной вязи моста пламенем забилось под ветром развернутое знамя: движется головной БТР колонны — командирская машина полковника Ю.Т. Старова. Бесконечной вереницей идут к советскому берегу боевые машины. Здравствуй, родная земля! Звуки маршей, приветствия, рев моторов сливаются в мощный гул. Вглядываемся в лица возвращающихся: радость и волнение. Дорогие наши бойцы в объятиях Родины. С честью вернулись они домой. Интернациональный свой долг, задачи, которые поставила перед ними страна, они выполнили. Подходим к командирскому бронетранспортеру.

— С возвращением, Олег Владимирович! — обмениваемся рукопожатием с политработником подполковником Олегом Кривопаловым. — Как дошли?

— Все нормально. Безмерно рады возвращению домой.

В люке боевой машины видим рядового Виктора Набоху.

— Как самочувствие? — знаем, что водителю-механику, сидящему за рулем, пожалуй, труднее всего дался марш. Виктор улыбается, машет рукой: мол, рад. Видим, многим бойцам волнение мешает выразить словами все то, что нахлынуло на них сейчас среди улыбок и цветов родной земли».

Замер строй на высоком берегу Амударьи напротив пограничной стелы и портретов Политбюро. Звучит величественный гимн родной страны. Начинается митинг.

— Это событие войдет в историю как свидетельство миролюбия, стремления решать сложные международные вопросы на основе уважения национального суверенитета государств и народов, — сказал Председатель Верховного Совета Узбекской ССР П.Хабибуллаев. Узбекский народ встречает и приветствует воинов-интернационалистов как самых дорогих и славных своих сынов.

Слушая оратора, я думал о своем:

— Почему на митинге нет ни одного представителя союзной власти? Такое исторически важное событие мог бы отметить и президент СССР! Ведь он — главный организатор вывода войск. Ведь есть примеры: лидер кубинской революции Фидель Кастро лично встречал у трапа самолета или на причале каждого воина-интернационалиста, возвращавшегося на Родину.

Это невнимание тогда задевало самолюбие и солдат, и офицеров. Во многих курилках и казармах потом обсуждалась эта тема.

Через десятилетия другой человек боевой генерал, участник той войны, написал созвучные нам слова:

«Первый этап вывода наших войск прошел выразительно, был под всеобщим контролем и освещался всесторонне. И был он знаменательным — никаких потерь! Но знаменательным было и другое: провожал народ Афганистана, местные и центральные органы власти до президента РА включительно, а в СССР наших ребят встречал наш народ и местные органы власти. Правда, московских начальников не было, как всегда, они были заняты. А ведь полно членов Политбюро ЦК, в аппарате ЦК — целая дивизия работников, а еще руководство Президиума Верховного Совета, руководство правительства… Конечно, если всех их посчитать, наверное, столько не наберется, сколько выводилось войск. Для встречи наших воинов после почти 9-летней войны можно было бы найти человек пять, которые встретили бы наши части на Термезском и Кушкинском направлениях. Но этого не произошло. Конечно, солдату обидно и стыдно за таких предводителей».

У трибуны стояло множество родственников, приехавших со всего Союза. В толпе увидели Надежду Петровну Старову — жену нашего комбрига. Рядом с ней утирает слезы Нугазама Фарвазова, — она приехала из Челябинска, встречать сына Виталия, водителя бэтээра нашей бригады.

Мы стоим лицом к Амударье. За ней — афганская земля. Думаю:

— Неужели это момент истины!

Вспоминаются слова философа Николая Бердяева: «Прошлое призрачно потому, что его уже нет, а будущее призрачно потому, что его еще нет!»

Какое будет у нас будущее?

Митинг окончен. Первый секретарь Сурхандарьинского обкома партии С.Мамарасулов приглашает воинов на обед. В роще на берегу реки развернули праздничные скатерти-самобранки двенадцать районов области. И у каждого свой фирменный дастархан. Солдат и офицеров потчевали золотистым пловом и прелестной бараниной, свежими овощами, сухофруктами и зеленым чаем.

У меня на всю оставшуюся жизнь осталось сожаление, что не успел попробовать эти лакомства. Как и положено начальнику, я рассаживал своих голодных бойцов, а там уж и команда прозвучала: «По машинам!».

Глубокой ночью четырьмя воинскими эшелонами мы начали движение от станции погрузки Уч-Кизыл, что под Термезом в сторону столицы Узбекистана. Шли, как говорится, под фанфары. На каждой железнодорожной станции нас встречали местные власти с приветствиями. Труднее всех пришлось первым двум эшелонам — им вообще не давали спать. В ночь — полночь при подходе к населенным пунктам и станциям, блокированным ликующей толпой народа, им объявлялось построение. И проводились соответствующие торжественные ритуалы: митинги, вручение хлеба-соли, цветов и т.д.

Уже рассвело, когда на одной остановке меня нашел мой однокурсник по СВВПТАУ, а теперь заместитель областного военного комиссара области подполковник Юрий Чезганов.

Он извинялся:

— Олежка, прости, с первыми эшелонами тебя встречал. Уже и надежду потерял, что увижу. Приготовил на встречу с тобой ящик шампанского, да выпили с вашими офицерами из первых эшелонов, и тебе не сохранил ни бутылки…