Испытание совершенством Разное Ташкентцы

София Вишневская:

Именно в Италии я окончательно разлюбила музеи. Поставила жирную точку в конце своей ненасытной любознательности. Именно в Италии я полюбила жизнь (и впечатления) за пределами каменных стен самых величественных зданий в мире. Тут необходимо объясниться. Музей – это хранилище, хранилище – это склад, в котором предлагается объять необъятное прежде, чем найти единственно нужное. В предлагаемых количествах – это невозможно. Пресыщение прекрасным также опасно, как и все чрезмерное и излишнее.

Первое головокружение (и легкая тошнота) у меня случилось много лет назад в залах Рубенса Старой Мюнхенской Пинакотеки, где самое большое собрание полотен великого фламандца. Со всех стен на меня надвигались горы тел, огромные мясистые торсы были даже на потолке. Я заблудилась в садах бесконечной любви, среди граций с целлюлитом, вакхахов, гераклов и венер. Экзальтация религиозной веры пугала. Но стеснялась признаться даже себе, что мне может что-то не нравится в музее. Я мужественно посмотрела все работы, которыми заслуженно гордится Пинакотека. Больше я там никогда не была.
Второй удар меня поджидал в Париже. В Лувр никому бы не советовала ходить на быструю экскурсию – туда нужно ходить, как в школу, годами. Один класс – одна картина. И готовиться, как к экзамену…

А так бежит какой-то замученный экскурсовод – прямо к Моне Лизе. Смешно – самое любимое место парижских карманников. Перед тем, как любоваться, нужно кошелек положить в лифчик, а мобильник в трусы. О чем и сообщает экскурсовод (не так грубо) с жуткой периодичностью.

– Дамы и господа, внимательно смотрите по сторонам,– вещал он. – Прижмите к себе сумочки.
Между делом, что-то о Леонардо да Винчи. Передо мной жаркой толпой стояло человек тридцать – я очень хотела упасть в обморок. Но нужно было нестись дальше… к Спящему Гермафродиту… и узнать, что это римская копия с оригинала второго П века н.э. длинной 169 см. Потом экскурсовод, бывший сотрудник Эрмитажа, сообщил нам, что предмет изображения не является непристойным. Действительно, что тут такого – юноша с сиськами. И еще что-то про сына Гермеса и Афродиты, который принял формы нимфы Салмакиды. За что такая кара?
Далее и далече ( и почему-то) была картина Джузеппе Креспи «Женщина ищущая блох». Это был удивительный ход, Венера Милосская, Ника Самофракийская, Джоконда – три самых знатных дамы Лувра. Но нам досталось только одна.

– Пожалуйста, проверьте ваши часы, цепочки, паспорта, – нешуточно волновался смертельно уставший экскурсовод. – Если украдут паспорт – будут большие проблемы с выездом.
Я ему сострадала от всей души..
Меня могут убить за признание, я и в Лувр больше не пойду. Шедевры, как инъекции, возможны только в определенных дозах, если, конечно, нет хронического заболевания красотой.
Запомнились пирамиды «под Хеопса» из стекла, шлифованного вручную. Исключительное свечение, влекущее к входу в Лувр создал китаец Йо Минг Пей (знаменитый американский архитектор).
Но меня влекло только к выходу, к мусорным бакам и бомжам под мостом…

Уже вечером, в гостинице с балкончиком, выходящим на сад Тюильри, я набросала монолог портретируемой Дамы.
О, Мадонна, почему я такая несчастная. Никто уже не помнит, что я Лиза Герардини из Флоренции, любящая супруга торговца шелками Франческо дель Джокондо, живой человек, ставший только изображением… держат за стеклом, караулят, все время подкрашивают, удерживают в темнице (реставрационной), трогают разными руками, щекочут кисточками, подмазывают лаками ,а я давно в трещинах морщин, просвечивают какими-то лучами, возят в бронированных сейфах по миру, которого я не вижу.
В Италию хочу…Тоскливо на чужбине, холодно без солнца. А я все улыбаюсь, улыбаюсь… четыреста лет подряд. Губы болят. Не хочу больше смотреть на вас. И вы на меня не смотрите. Лучше берегите свои мобильники. Засуньте их в ж@пу…