Гасконец из Ждимира История Старые фото Ташкентцы

Мы знакомы с Денисом Сечкиным много лет, заочно, как участники Международного союза интернет деятелей. И я даже знал, что калининградец Денис из Ташкента, но, как говорится, не до такой степени. Читаем историю семьи, такую характерную для многих ташкентцев. ЕС.

Ой, ну ладно, будем считать, уговорили…
43 просмотра предыдущего дедова поста должны были остудить ынтузиазм. Однако любое начатое дело надо завершать. Доведу до конца и это. Хотя бы для себя. И для деда.
Хотя… У меня есть кое-что и со стороны матушки. Например, восстановленные с помощью кузины подробности жизни и смерти прадеда – жандарма с дивной станции Растяпино. Ну-ка, как она называется сейчас?

Андижан. Наверное, одно из первых совместных фото Сечкиных

ГАСКОНЕЦ ИЗ ЖДИМИРА

Я сейчас печатаю эти буквы, отец вернулся с фронта, дед пережил революцию и несколько волн репрессий – всё это результат стечения обстоятельств, того, что называется судьба или, с учётом географии моего повествования, «кисмет».
Путешествие, которое совершила семья во главе с Козьмой Захаровичем, его служба в Бухарском эмирате и в Бухарской народной республике, командировка в Тегеран, казённая квартира, а не казённый дом – за всё спасибо дедову происхождению и способностям.
«Крестьянин Орловской губернии Болховского уезда Голдаевского уезда д. Ждимир» — скрупулёзно внёс письмоводитель на соответствующую страницу дедова «безсрочного» паспорта в 1909 году. Ещё через восемь лет запись в какой-то степени стала охранной грамотой.
Империя была государством сословным, и происхождение нельзя было просто сбросить, поднимаясь по карьерной лестнице. Это сейчас можно купить хоть орден, хоть «графский титул». Или как вчерашние гороховые польта — просто назвать себя «новыми дворянами».
А деду начинать пришлось с самой начальной ступени, но поднимаясь по лестнице, он оставался «крестьянином».
Ждимир, строго говоря, было селом. Ибо с 1748 года здесь стояла церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы. Сейчас это Знаменский район. Семеро знаменцев стали Героями. Например, ждимирец политрук Александр Сечкин погиб в 1944 году под донецким Славянском. Посмертно удостоен Героя Советского Союза. Еще один, Владимир Сечкин, был подпольщиком. Многочисленные Сечкины фигурируют в списках раскулаченных и репрессированных.
Козьма был то ли одиннадцатым, не то даже тринадцатым ребёнком в семье. Получил высшее сельское образование в церковно-приходском училище. Всё. Помните, как кончается «Детство» Горького? «Вот что, Алёшка, ты не медаль, на шее у меня тебе не место, ступай-ка ты в люди». И я пошёл в люди».
Вот и дед пошёл в мир, имея при себе хороший почерк и грамотное письмо. Поклажа легче, чем у д’Артаньяна.
По переписи 1897 года дед попадал в 21 процент грамотных подданных империи. Потому в паспорте раздел «приметы» заполнен не был — для умеющих писать довольно было личной подписи.
Юный дед пошагал на восток.
На пути легла Волга.
И какое-то время (как запомнил со слов отца), Козьма Сечкин работал конторщиком в пароходстве «Кавказ и Меркурий».
А затем отправился на восток ещё дальше, в Туркестан. Хронологию и географию ещё предстоит выяснить, но знаю, что служил он в различных финансовых учреждениях Андижана, Коканда, Кагана, Бухары, Ташкента. Свидетельствами тому – отметки в паспорте, а также ещё кое-что.
Императорским указом именно Андижан был указан как пункт, дозволенный для переселения из российских и западных губерний.
В России была такая классная штука, как адресная книга, или адрес-календарь — «Весь Петербург», «Вся Москва», а также их губернские подобия. Они регулярно обновлялись и переиздавались. Несколько лет назад мне удалось заказать сканы нескольких листов из таковой книги Ферганской области.

И, похоже, знакомство и сватовство Козьмы Захаровича к будущей супруге своей Наталии Павловне Сверкуновой случилось в Андижане.

Смотрим. Страница 26-я, раздел «Частные банки». О! Родные семь букв: «Московскiй Учётный. Директоръ СЂЧКИНЪ Козьма Зах., Серiгиевск., соб. дом».
Сразу вам и точная должность, и адрес, и статус.
А вот ещё. В разделе «Почтово-Телеграфная Контора», которая числилась в то время по МВД, есть и некий «н.ч.» («не имеющий чина») Сверкунов Алексей Павлович, проживающий в здании конторы (брат?).
Про Сверкуновых знаю, что были они омскими мещанами, и переехали в Туркестан, когда Наталии было несколько месяцев от роду. Почила бабушка полвека назад, 2 марта 1966 года.
И помнила Наталья Павловна, по её рассказам, приметы старины туземной. Например, казнь преступника по-азиатски, с вершины минарета — наземь и насмерть.

Еще молоденький Козьма Захарович

Есть в фамильных закромах история о том, что на некоем балу мадемуазель Сверкунова танцовала (именно «танцОвала») с выпускником гимназии Сашей, впоследствии Керенским Александром Фёдоровичем. С тем самым.
Сначала по истории с географией. В 1889 году отец Керенского был назначен в Туркестан главным инспектором Туркестанского края. В том же году Саша начал учиться в Ташкентской гимназии, каковую и окончил с золотой медалью в 1899 году.
А вот считаем. Будущая бабушка родилась в 1883 году. В городе тогда было две женские гимназии и Мариинское училище. Во сколько лет тогда барышни оканчивали гимназический курс наук? Если в шестнадцать, то красивая легенда обретает черты реальные. Отчего бы и не сохранить её?

Туркестан. Моя бабушка и, похоже, её матушка. В центре — неизвестная мне дама.

После гимназии барышня-бабушка служила, по рассказам, в аптеке, у некоего немца.
А в 1909 году в паспорте деда появляется размашистая запись «Жена Наталья Павловна 26 лет». Судя по отметке о выдаче церковного свидетельства, случилось это 9 февраля.
А ниже следующая запись священника: «У кр. Козьмы Захариевича Сечкиной и законной жены его Наталии Павловой 20 октября 1910 года родилась дочь Лидия».

С первенцем Лидой. Около 1914.

Садовник, — передавал отец рассказ родителей, — услышав плач девочки, был потрясён: «Иииии, совсем по-сартски плачет!»
Сартами называли себя жители Ферганской долины, так их звали и соседи-кочевники. Сейчас народность вроде как растворилась в узбекском этносе. Но отец рассказывал, что уже в годы его многочисленных походов встретился ему некий персонаж, который поправил его и гордо подчеркнул: «Я не узбек, я – сарт!»
Да, у предков моих был собственный дом, сад, соответственно – прислуга по дому и садовник. Жалования одного деда хватало, после замужества Наталия Павловна, естественно, не служила. Где-то на краю сознания, впрочем, теплится какое-то глухое упоминание о конном заводе на паях.

Молодой дед на групповом «художественном» фото. Угадаете?

Была в доме деда и библиотека. Отец, родившийся в 1922 году, до конца жизни вспоминал подшивки «Нивы», собрания сочинений капитана Мариетта, Жюля Верна и Брета Гарта. А ещё отец поминал большой деревянный пароход на колёсиках – тоже из старого мира.
Отходя ко сну, дед и бабушка, в восприятии их позднего сына, кряхтели. Прям так и говорили сонной скороговоркой: «Кряхтяшки…»
Только позже до отца дошло, что это были «…грехи наши тяжкие».
Сечкины, судя по рассказам, были людьми верующими, водили знакомство со священниками. И упокоен Козьма Захарович на Боткинском кладбище Ташкента, в центральной его части, неподалёку от церкви.

Тут всё написано. Дед, бабушка, Лида и по всей видимости, тесть и тёща. А, может, родители?

Есть в нынешнем Ташкенте такая услуга: отыскание и уход за старыми захоронениями. Из города волнами уезжали греки, немцы, русские, оставляя родные могилы. С её помощью удалось найти и привести в порядок заброшенную дедову могилу – там такая теснота вокруг, захоронения многоярусные. Теперь не исчезнет.
А вот могила бабушки, так получилось, похороненной на ином погосте Ташкента, затерялась…

Совслужащие

В 1917 году тридцативосьмилетнему Козьме Сечкину, семьянину и банкиру, пришлось на общих основаниях облачиться в солдатскую форму. До фронта дело не дошло, но ратник 1 разряда положенное отбыл.

Одно из последних фото Наталии Павловны

…и Козьмы Захаровича

Есть ещё пара воспоминаний, которые пока вынужден маркировать как «полу-легенды», ибо нет документальных подтверждений им.
Первое. Отец неоднократно упоминал, что Козьма Захарович был личным почётным гражданином города Ташкента. Подчёркивая слово «личным», то есть, отказываясь от поползновений на привилегию.
Отчего-то мне кажется, что это правда. Но скорее, дед был почётным гражданином Андижана или Коканда, если такое возможно. В Ташкент семья перебралась, как понимаю, то ли перед самой революцией, то ли сразу после неё.
Именно в это смутное время возникает в рассказах название «Тегеран».
Пришла революция и в Туркестан. В 1919 году на обложке паспорта деда появляются отметки о выдаче продовольственных и хлебных карточек по месяцам.
В 1920 году на месте Бухарского эмирата возникает Бухарская народная социалистическая республика. С садовником и домом пришлось распрощаться. Но, слава богу, не с жизнью и не со свободой. Правильного классового происхождения специалиста принимает на службу новая власть. Деньги пока не отменили.
Но меня несколько смущает то, что Андижан не входил в Бух.НСР. Вполне возможно, что руководство революционной России и Туркестанской АСССР такие мелочи как раз и не смущали.

Есть у меня телеграмма, которой гр-на Сечкина К.З. срочно и даже несколько истерично вызывают из Андижана в Ташкент.
Первая, от 16 ноября 1920 года, через пару месяцев после возникновения нового государства рабочих и дехкан, формально независимого от РСФСР. Прямо пишмашинным капслуком:
«АНДИЖАН. БАНК. СЕЧКИНУ.
Копия Чрезвычайной комиссии.
ПОВТОРНО ПРЕДЛАГАЕТСЯ ВАМ ПРИБЫТЬ ТАШКЕНТ ПОЛУЧЕНИЯ НАЗНАЧЕНИЯ КОМФИНАНСОВ ВВИДУ НЕОТЛОЖНОЙ СРОЧНОСТИ ПОРУЧАЕМОГО ВАМ ДЕЛА ПРЕДЛАГАЮ НЕМЕДЛЕННО ВЫЕХАТЬ ТАШКЕНТ
Замкомфинансов /подпись».

Думается, что дед поехал. И не только в Ташкент, но и гораздо дальше.
В паспорте моего отца, Владимира Козьмича, местом рождения значилась Бухара. Но он не раз говорил, что на самом деле родился в столице Персии, во время двухлетней командировки туда Козьмы Захаровича.
Вот не нашёл я пока тому документальных подтверждений. Мешает в том числе и расплывчатость статуса деда. Я запомнил как «финансовый представитель Бухарской народной республики в Персии». Согласен, неопределённо.
Пока я нашёл два подтверждения, кроме телеграмм. Это групповое фото персонала советского торгпредства в Персии. На крыльце расположились четверо мужчин, две молодые женщины, барышня-подросток и мальчик. Один из мужчин имеет некоторое сходство с фотографиями деда. Но не меньшее сходство – со мной!
И второй довод в пользу не последнего отношения деда к финансовой системе Бух. НСР.
В книге Л.Н. Юровского «Денежная политика Советской власти 1917-1927. Избранные статьи. М. 1996» имеется прямая ссылка: «Сведения о Бухаре взяты частично из «дел» Народного комиссариата финансов, частично же сообщены мне М. П. Демидовым, который изучал вопрос на месте и использовал материалы проф. Ю. Пославского и К. 3. Сечкина». Вот.
Про поездку семьи Сечкиных в 1929 году по СССР я уже написал. Добавлю, что Козьма Захарович с сыном много бродили по горам, по загородным садам, охотились на птиц и дикобразов, ездили по городам Узбекистана.
А ещё Володя посещал уроки немецкого, которые давал немец-пастор, живший у ташкентской протестанской кирхи. Однажды, году в 1930-м, отец приплёлся на занятие. Позвонил в колокольчик, открыла прислуга и драматично объявила, что, дескать, «Pastor ist tot». Спустя полвека папа с удовольствием вспоминал, как с трудом сумел сдержать себя, и только за углом пустился вприпрыжку!

У отца было духовое ружьё «монтекристо», появившееся в семье при романтичных обстоятельствах.
Ещё подростком он спас тонущую девочку. Если я правильно помню, случилось это на Чирчике. Девочка оказалась цыганкой, и скоро под окнами появился весь табор – с песнями и плясками. Козьму Захаровича с Натальей Павловной величали, а Володе преподнесли ружьё. Отказаться было невозможно.
Отец уже 16 лет стал студентом химического факультета Среднеазиатского университета. И подрабатывал лаборантом в какой-то фармацевтической конторе. Одно из запомнившихся производственных заданий – уничтожение нескольких тюков опиума-сырца. Его задолго до этого изъяли у басмачей, да так и не нашли применения. На всякий случай – 1938 год! Пришлось пару дней гонять горелки в вытяжном шкафу. Бабаи в округе, — рассказывал отец, — нервно поводили ноздрями, улавливая подзабытый аромат.
Закончу одной деталью. Бабушка моя, Наталья Павловна, в отличие от деда и Лиги наций, Советскую власть так и не признала. И даже по суду на время добилась демуниципализации своего домовладения в том же Андижане. Но исторический процесс было не остановить, и муниципализацию позже признали законной