Моя мама История Ташкентцы

Пишет Зухра Ашрабова

В этот день я выполняю свои многочисленные обещания, данные моим друзьям и близким, написать о своей маме – Фазиле Камиловне Сулеймановой. Сегодня, 20 сентября день ее рождения, вспомним ее в этот день, а кто не знал ее, пусть, наконец, ее узнает.

2003 год. Маме 83 года.

Мама была родом из Маргилана. Ее отец окончил русско-туземную школу и прошел путь от мальчика на побегушках в мануфактурном магазине до сотрудника немецкой текстильной компании Циндель. В советское время он работал в местном отделении Госбанка. Человек он был предприимчивый, покладистый и умный. Семью свою он «организовал» в смешанном стиле – узбекско-русском. Все чисто говорили по-русски, мама с детства носила шляпки и до конца своей жизни не умела повязать платок, уделялось огромное внимание образованию и работе, но сохранялись и все узбекские обычаи и традиции, давалось очень серьезное домашнее воспитание с привитием узбекских этических ценностей.

После революции семья неоднократно переезжала с места на место, времена были неспокойные, то басмачи, то страх раскулачивания или грабежа, то серьезная угроза ареста по доносу, были случаи, когда их дом сжигали, когда дом и хозяйство бросали и просто уезжали темной ночью с тем, что могли унести на руках. Когда семья в конце 30х переехала в Ташкент (дети стали учиться в ташкентских вузах), ее отец так и остался в своем городке, где тихо угас в одиночестве, оберегая покой семьи тем, что сумел уберечься от возможных репрессий.

Я хочу сказать ему спасибо за то, что он был другим, за его прогрессивное видение мира и будущего детей, за атмосферу, которая царила в семье и создавала условия для появления таких молодых людей, как моя мама и ее братья. Спасибо за его терпение и покладистость, за уважение к женщинам, которое проявлялось и в воспитании дочери, и в отношениях с женой, за то, что вспоминая все, связанное с ним, я не нашла места слову «невежество». Спасибо, что он не оставил семью без средств к существованию. Спасибо ему и за то, что избежав жерновов сталинизма и затаившись где-то в богом забытых местах, он избавил семью от неизбежных горестей и ужасных драм, которые посещали большинство семей, чего не смог сделать мой другой дед, вследствие чего мой папа жил с клеймом сына врага народа, а затем и сам стал врагом народа, но это уже другие истории.

Фазилахон была очень смышленой девочкой и в 5 лет ее отдали в школу. По ее рассказам, она была столь мала, что наняли специального человека, который водил и приводил ее из школы, которая находилась довольно далеко от дома. Она была умненькой, училась хорошо, и дважды ее переводили через класс, минуя годы обучения, в итоге она попадала в среду, где девочки становились старше и старше нее. Ее ставили в пример другим, что вызвало зависть и нелюбовь к ней. Однажды старшие девушки решили устроить над ней суд, причиной которого было ее «благополучие», ей пеняли на то, что она носила кое-какие украшения. Было устроено собрание в зале, мама так перепугалась, что забилась под сцену и сидела там в пыли и темноте, пока все не разошлись, потом тихонько вылезла и прибежала домой вся в слезах. С того дня и до конца жизни она не носила никаких украшений.

В 14 лет мама окончила Педагогический техникум. Она писала: «… Во время распределения, руководство техникума было озадачено вопросом, куда меня направить на работу. Они сказали, что меня нельзя послать в школу, так как я слишком мала. А по результатам моей учебы, меня следовало послать продолжать учебу в САГУ. Но как пошлешь ребенка в университет? Тогда я сама предложила распределить меня в Куву, где на тот момент работал мой папа. Им это предложение очень понравилось, и меня послали в Кувинский РайОНО. На тот момент в Куве не было ни одного среднего или специального учебного заведения, лишь школа с одним единственным четвертым классом, который передали мне. Вот так в январе 1933 года, в 14 лет, я начала свою трудовую деятельность в качестве учителя 4го класса в Куве.

Школа, в которой я работала, располагалась в четырех километрах от станции Федченко, на которой мы жили.

1937 год. Станция Федченко. Коллектив Школы.

На следующий год я перешла на работу в русскую школу на этой станции учителем узбекского языка в русской школе, а свой четвертый класс из кувинской школы привела в русскую школу, в качестве пятого класса (когда я ездила туда на юбилей Фергани, обнаружилось что традиция двуязычной школы, начатая мной, все еще продолжается). В этой школе я проработала 5 лет. В Федченко было много опытных учителей, рабочих, образованных людей из России, которые волею судеб оказались там. В 1937 году меня назначили директором школы, так как прежний руководитель был объявлен врагом народа и был снят с должности…».

Мама рассказывала, что причиной ее назначения, помимо хорошей работы, послужило и то, что назначить кроме нее было некого, поскольку она была единственной комсомолкой.

В 1936 году мама поступила в открывшийся Педагогический институт на факультет русского языка и литературы. Там она встретила любовь всей своей жизни – моего папу, которому она стала не только женой, но и другом и соратником, прошла с ним рядом рука об руку все тяготы и беды, радость и успех. Вместе они прожили сложную жизнь, полную событий, впрочем, по части сложности это не их заслуга, а это следствие исторических событий, которые потрясали нашу страну. В семье родилось трое детей – мои братья Рустам и Султан и я – Зухра.

1940 год.

Мама пишет: «…. В начале войны из Ленинграда прибыла большая группа эвакуированных ученых. Среди них были такие, как академики Струве В.В., Бертельс Е.Э., Шишмарев В.Ф., Жирмунский В.М., профессора Пиксанов, Благой, известные поэты и писатели. Тогда же крупный специалист по романской литературе, академик Владимир Федорович Шишмарев принял меня в аспирантуру.

После войны преподавателей ВУЗов стали посылать в центральные города для повышения квалификации. Мужа тоже послали в Ленинград. В след за ним поехала и я, вместе с нашим младшим сыном Султаном. На Петроградской стороне Ленинграда, на улице Петрозаводская стоял большой дом какого-то ученого, который был передан в качестве общежития…» Это конец текста мамы. А дом принадлежал академику Лихачеву. Тогда не афишировалось, который дом кому принадлежал прежде, и мама так и не узнала в чьем доме она жила…..

Это здание долгие годы (до семидесятых годов) служило домом для приезжих ученых, а сейчас в нем располагается Санкт-Петербургский институт истории РАН.

Петрозаводская 7б.

Я не знаю, где она работала между 38 и 44 годами, но в 1939 и 1943 у нее родились мои братья. Наверное, она растила детей. Я припоминаю, что она работала то в школе, то в техникумах, то в САГУ, вернее последним местом работы, откуда она пошла в аспирантуру был САГУ.

Она поехала вслед за Шишмаревым в Ленинград после войны в году 46-47, во всяком случае, она рассказывала, что в Ленинграде еще были разрушенные дома с людьми, заживо погребенными под завалами, было невозможно пройти рядом из-за запаха. На расчистке руин работали пленные немцы. Еще не на всех улицах были асфальтированы тротуары, а встречались тротуары дощатые.

Надо отметить, что Шишмаревы очень полюбили мою маму и считали ее своей дочерью, хотя у них была своя дочь, Татьяна Владимировна, художница. Я поискала в интернете о ней и обнаружила, что она стала довольно известным художником-иллюстратором детских книг, а ее сын, художник Власов, тоже был довольно известен. Сейчас стиль ее мазка считается уникальным и называется «заячья лапка», но в те времена она вела богемный образ жизни и не очень ладила с родителями.

Жена Владимира Федоровича — Анна Михайловна, была певицей и ученицей Полины Виардо. Пишу и сама не верю, что родители сталкивались с такими людьми.

Мама рассказывала, что у пожилой четы Шишмаревых все столовое белье было из приданого Анны Михайловны и по уголкам было вышито ее инициалами, она сама девичестве прилежно сидела за вышивкой своего приданого. И его хватило на всю жизнь! Мне неловко писать о таких мелочах, но они характеризуют быт тех людей, ту сторону их жизни, которая была маме в новинку.

Чета Шишмаревых. Владимир Федорович и Анна Владимировна. 1948 год.

Папа быстро завершил свою кандидатскую работу по новеллам Проспера Мериме и успешно там защитился, а мама не успела закончить работу.

В конце 40х началась кампания борьбы с космополитизмом. Мама рассказывала, что наши солдаты, прошагав всю Европу, вернулись с несколько изменившимся мировоззрением, стали высказываться смелые мысли о том, что народ-победитель живет не так, как заслуживает того, в ответ руководство страны еще раз закрутило гайки. В этот раз досталось всем «западникам», а во главе их Шишмареву. Владимир Федорович рекомендовал маме спокойно уехать в Ташкент и ждать лучших времен для защиты.

После папиной защиты родители с моим братом поехали домой. Молодые, счастливые, они решили пошиковать и взяли билет в вагон СВ. В вагоне они познакомились с русским мужчиной, подружились с ним, как это бывает, когда едешь на поезде, едешь далеко, а рядом приятные собеседники. Мужчина тот оказался галантным кавалером, целовал маме ручки, чем бесил папу, катал моего брата на закорках, в общем, оказался милейшим человеком. Он подробно расспрашивал их о работе, о планах на будущее, по-своему отметил, что ценит такие кадры. А родители деликатно не стали у него спрашивать, кто он. Когда поезд дошел до ташкентского вокзала, обнаружилось, что вокзал оцеплен, на перроне расстелены ковры и играет военный оркестр. На перроне нет ни души из гражданских. Новый знакомый вышел в коридор в генеральской форме, тепло попрощался с моими родителями, он даже предложил обращаться к нему, если что, слез с поезда, грянула музыка и он отбыл….. Оцепление сняли, на перрон хлынули встречающие, прибывшие, все смешалось, и к папе подбежал его друг, бледный как смерть! Оказалось, что генерал был вновь назначенным председателем МГБ, т.е. Министерства Госбезопасности. Это ведомство переименовывали регулярно, в зависимости от политики и целей ЧК-ГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-КГБ и т.д.

Родители стали работать. Папа преподавал в Педагогическом институте, а мама в САГУ зарубежную литературу. Прошло немного времени и в конце 1949 папу арестовали (это уже другая история и о ней надо писать отдельно), если сказать коротко, ему вменяли организацию националистической группировки и дали срок 25 лет лагерей. Попал он в Тайшет. Валил лес, корчевал пни из мерзлой земли и хоронил покойников в братской могиле.

Два фото. 1949 год и 1954 год. Ташкент и Тайшет.

А мама через 15 минут после папиного ареста побежала на лекцию! Арест мужа не причина пропускать работу, за пропуск работы можно было загреметь туда же.

Потекли страшные дни тревог и ожиданий. Тогда мама и решила воспользоваться своим знакомством, записалась на прием к Министру в МГБ, написала заявление и в назначенный час пришла на прием в здание на ул. Ленина, туда, где долгие годы была поликлиника КГБ. Эту историю я тоже описывала в Письмах о Ташкенте, но не удержусь и еще раз расскажу. Уж больно она мне нравится! ;-)

Зашла она в приемную министра. Ей было сказано подождать. В комнате сидела секретарь за столом, стоял шифоньер и была дверь в коридор, в которую она только что вошла. Через некоторое время секретарь сказала, что она может войти. Мама растерялась, куда входить? Больше дверей там не было! Секретарь указала на шкаф! Надо было открыть дверцу шифоньера, перешагнуть через фальшивый нижний выдвижной ящик и войти внутрь шкафа, а там, вместо его задней стенки была дверь, ведущая в кабинет нашего попутчика из поезда. Она вошла и увидела длинный стол, во главе которого сидел ОН, а с двух сторон стояло по охраннику с автоматом. Он едва поднял голову, когда она подошла и попросила рассмотреть заявление, сказал, что посмотрит, и она вышла. Я так понимаю, что ничего ОН сделать не мог, даже если бы и захотел. Вскоре его перевели на работу на Дальний Восток. Фамилия того человека была Баскаков.

Уже в наши дни в интернете я прочитала, что отработав на высоких постах в госбезопасности, на склоне лет он работал директором гостиницы Будапешт в Москве. И представляется мне такой тихий и скромный директор, в гостиничном кабинетике, человек, чей мозг и душа переполнены воспоминаниями, которыми ему не с кем поделиться, а может, и не тихий директор, а тот, кто продолжает бдить и стучать на постояльцев…. Мне не довелось столкнуться с подобными людьми и мне не понять душу такого человека, ну и слава богу за это…..

Потом три долгих года шло следствие. Всем «членам группировки» дали по 25 лет лагерей. Папа был единственный, кто от всех обвинений отказывался и не признал своей вины. Он не подписал ни одной бумаги и не показал ни на одного человека. У меня на руках есть протокол суда, где сказано об этом. Дома у нас никогда не упоминалось об этом. Я это узнала через 25 лет после папиной смерти, когда случайно нашла этот протокол, прочитала, кто на него донес, кто с ним сидел, кто его судил и кто и что говорил друг на друга во время следствия.

Это одна из основных причин, того, что я горжусь своим отцом. Я горжусь не столько делами, которые он сделал, сколько тем, что он не принес никому зла, спасая свою шкуру, никого не предал, не подставил, не оговорил. Это важнее всего. Я так считаю. Это главный урок, который я получила от отца, урок, который он мне преподал, сам того не зная. Это то, что всеми силами стараюсь передать своим детям – помнить о чести и порядочности, помогать людям, не делать зла, не доносить, не врать, не гнуться, жить с пользой, просто и чисто.

Мама рассказывала, что пока шло следствие, раз в неделю принимали передачи там, где сейчас супермаркет Орзу (Демир), сейчас здание тюрьмы стало бухгалтерией полиграфического концерна Шарк, оно находится в центре квартала между улицами Рашидова, Ленинградский, Правды Востока и Кирова (не знаю, как называть эти улицы по-новому, не поспеваю за переименованиями). Стояла в огромной очереди в самом центре Ташкента, поблизости от Университета, а мимо шли ее студенты и здоровались…

Мама со студентами.

У папы была сестра, которая умерла в 47 году, муж ее погиб под Сталинградом, и родители забрали к себе их троих детей! Когда папу посадили, у мамы на руках оказалось пятеро детей (двое своих и трое приемных) и старушка свекровь, а тут еще Владимиров с работы гонит (тот самый, имя которого фигурировало в протоколе суда, который свидетельствовал против папы, и о котором плохо отзывалась Таня Перцева, и не только она)! Маму все-таки уволили из САГУ, и на ее счастье в тот момент вышел указ, о том, что работники библиотек должны иметь среднее специальное образование! Ее приняли на работу в библиотечный техникум, куда пошли учиться все библиотекари Ташкента, где она и поработала некоторое время, позже секретарем парткома (САГУ или филфака) стал Гентшке, светлая ему память, он помог маме вернуться на свое место, наверное, наступали другие времена. Я помню, что в какую бы библиотеку мы ни зашли, всегда находилась какая-нибудь пожилая библиотекарша, которая радостно кидалась к маме, к своей старой учительнице.

В 1953 году умер Сталин, потом расстреляли Берию, пошли перемены, и мама поехала в Москву, на прием к генеральному Прокурору СССР Руденко. Она записалась на прием, и ей было сказано, что когда подойдет очередь, ее вызовут. Она ждала один месяц, снимала комнату, и по мере приближения очереди волновалась все больше и больше. Чувствовала себя плохо. Ее принял заместитель Генерального Прокурора СССР Хохлов. Когда настал час приема, она явилась туда, села в приемной (там никаких подвохов вроде ташкентской приемной не было), подождала пока пройдет пара человек, и тут потеряла сознание от острой боли. Ее привели в чувство, завели к Хохлову, а она от боли не могла говорить, еле отдала свое заявление, а он успокоил ее, сказал, что было очень много несправедливостей, что дело папы пересмотрят в ближайшее время, успокоил ее и тепло попрощался. С того дня мама всю жизнь страдала острым, а затем хроническим холециститом, возникшим на нервной почве.

Слово свое Хохлов сдержал! Скоро папу полностью реабилитировали. Из 25 лет срока он отбыл 5 лет. Вернулся живой, но больной и закаленный, немного озлобленный, немного радостный, немного грустный… это я так фантазирую о его настроении, но закаленным и изменившимся точно!…. Вслед за ним один за другим вышли на свободу и все его подельники. Сейчас из них в живых остался только один — народный поэт Узбекистана Шукрулло, на то время папин студент. А в списке были поэты Шухрат, Шейхзаде, писатель Саид Ахмад и еще немало людей, которых я не знаю, а среди них и тот, с чьего доноса и закрутилось дело. Он тоже получил свое.

Жизнь пошла своим чередом, родилась я. Умер Шишмарев.

А мама не сидела, увязая в заботах. Еще до возвращения папы она стала активно работать над диссертаций, ездила в Москву работать в библиотеках, жила там в только что отстроенном МГУ, вообще она была не робкого десятка и спокойно делала и мужскую работу, и научную, и воспитательную, и домашнюю, она могла все

Когда забрали папу, наш дом был не достроен, условий не было никаких. Она сама месила и таскала глину, нанимала рабочих, делала кирпичи (спросите почему сама, так нельзя было покупать кирпич и строить дом! В любой момент могли прийти проверяющие, сколупнуть штукатурку, и не дай бог оттуда покажется жженый кирпич! Стратегическое сырье пошло под частное строительство! Арест неминуем!) Кое-как налаживали быт, братья мои учились в школе, удочеренную девочку выдали замуж, одного ее братьев пристроили в ФЗУ, другой был в школе. Было полно забот тех лет – достать дрова, уголь, колоть дрова, таскать воду, в общем, кое-как все вместе выживали. Мама преподавала, вела дом вместе с бабушкой, боролась за мужа, воспитывала детей, и при этом всегда красивая, свежая и аккуратная.

1949 год.

Недавно один из ее студентов (ему уже лет 80!- Наим ака Каримов) говорил, что она приходила на лекции в шляпке, как Незнакомка Крамского, и все студенты не могли от нее глаз оторвать. Вообще, они с отцом были очень красивой парой и все говорили, что их сглазили….

В день защиты диссертации. 1962 год. Ленинград.

В 1962 году мама защитила кандидатскую диссертацию в ленинградском университете. К этому моменту мама уже ушла из САГУ и стала работать в институте языка и литературы старшим научным сотрудником. Но по сути она стала папиной опорой не только в жизни, но и в научной работе. Она сделалась соратником, его секретарем и носителем его идей.

В 1967 году папе предложили организовать музей литературы им. Алишера Навои, чем он вплотную и занялся. Там подобрался большой научный коллектив, в который вошла и мама, так они и шли по жизни рука об руку. Папины идеи воплощались в жизнь одна за другой. Он организовывал научные экспедиции по поиску древних восточных рукописей, для начала работал в рукописных фондах и библиотеках Баку, Москвы, Ленинграда, Казани. Иногда ездили всем отделом, эдак, человек по 10 и работали очень эффективно.

В Ленинградском отделении института Востоковедения АН СССР.

Такая трехмесячная поездка состоялась в 1964 году в Ленинград, где они всем сектором работали в ИВАН (институт востоковедения Академии Наук), который располагался прямо напротив Петропавловской крепости, и каждый день в 12 часов, когда стреляла пушка, как бы заранее ни готовились, все подпрыгивали от неожиданности. Они сами шутили по поводу этой аббревиатуры. А в выходные дни или в дни, когда они сами себе назначали культурную программу, всем коллективом, включая седобородых стариков и молодежь, ездили по окрестным достопримечательностям или музеям.

Жили опять на Петрозаводской 7б, в том доме, где мама начинала свою ленинградскую жизнь, где вахтером была тетя Зина, которая в 40е нянчила моего брата. Прошло 20 лет, тетя Зина была жива и все еще работала там вахтером, она пережила блокаду, потеряла мужа на фронте и детей в блокаду, жила в крохотной комнатке в коммуналке и проработала всю жизнь в доме для приезжающих ученых.

В 1968 году папа организовал научную экспедицию в Англию и во Францию. В Париже произошел интересный случай. Папе ответили отказом на просьбу осмотреть фонды, пришлось пойти к директору, где папа в сердцах сказал: Мы, в далеком Узбекистане читаем, изучаем творчество французских писателей, а вы не разрешаете нам даже взглянуть на достояние наших предков! На что директор спросил: Что значит, что вы изучаете французскую литературу? – Ну, например, я, защитил кандидатскую диссертацию по творчеству Проспера Мериме, а моя жена даже написала книгу о творчестве Стендаля… – Погодите, как называется книга и как имя автора? – Люсьен Левен Стендаля, а автор, моя жена, Фазила Сулейманова. Директор вызвал секретаря и что-то шепнул ей, а через 5 минут она занесла на подносике мамину книгу! Директор весь расцвел и сказал: Для вас открыты все наши фонды!

Мама и тут она пришла ему на выручку. А материалы, собранные в ходе этой поездки стали основой нескольких художественных альбомов миниатюр и рукописей, которые папа выпустил в свет. Это Миниатюры к Бабур-Намэ и подборка миниатюр к произведениям Навои, факсимильное издание Раннего дивана Навои.

За работой.

Пишу про маму, но писать про нее без папы невозможно, вся ее жизнь была настолько крепко связана с ним, что все ее течение, причины и следствия тоже завязаны на папе.

Папа считал, что мама тоже должна заниматься Востоком, что они уже отдали свою дань Западу, на что мама соглашалась с трудом.

В итоге мама стала разрабатывать научные аспекты на стыке литератур. У нее вышла книга Шекспир в Узбекистане (ранее вышла ее монография Люсьен Левен Стендаля), она стала глубоко изучать творчество Данте (почему-то она его любила) и нашла у него много точек соприкосновения с культурой Востока, написала ряд статей на эту тему. Так у нее созрела идея провести глубокое и всестороннее исследование влияния восточной культуры и литературы на культуру и литературу западную. Но папа никак эту идею не поддерживал, а у мамы не оставалось времени на свои исследования, т.к. она была правой рукой папы.

В 1979 году был создан институт рукописей Академии Наук УзССР. Это была мечта и детище папы, он потратил очень много сил и здоровья, чтобы был создан этот институт, но поработать в нем ему не довелось, в том же году его не стало.

Мама довела до конца все папины проекты и воплотила в жизнь его идеи, издала альбомы, которые были в его замыслах. Это миниатюры к произведениям Низами, Миниатюры к произведениям Дехлеви, альбомы эти печатались за рубежом и были высочайшего полиграфического качества, она договаривалась с издательствами, выбивала валюту на их печать за рубежом, писала предисловия, описания миниатюр, находила художников-оформителей, обсуждала макеты альбомов и т.д. Участвовала в издании 20 томного собрания сочинений Алишера Навои, воспитывала учеников и аспирантов и делала многое другое, о чем я и не знаю.

Завершив папины дела и исполнив перед ним свой долг, мама взялась за свою любимую тему – влияние литературы и культуры Востока на западную литературу и культуру. В 1989 году она защитила докторскую диссертацию. Позже она написала фундаментальный труд и издала его. Книга называлась Восток – Запад. Эта книга издавалась дважды и была издана на русском и узбекском языках. В 2005 году мама оставила работу и вышла на пенсию в 85 лет.

16 ноября 2011 года ее не стало. Тогда я написала своей подруге Тане Перцевой:
«Она была без преувеличения Прекрасной Дамой. Я тоже ничего себе, но во мне нет многого, что было в ней. Она не давала спуску ни в чем: ни себе, ни другим. Я никогда не видела, чтобы она сидела ссутулившись, или чтобы у нее была оторвана пуговица, или чтобы у нее был неопрятный носовой платок, не говоря уж о том, чтоб она была без платочка при себе, при этом платочки были только пастельных тонов, без цветочков, строгие, идеально отглаженные. Она не умела носить платки и носила только шляпы, никогда не носила шлепанцы, а только туфельки 36 размера на каблучке, даже после перелома шейки бедра.  Размер одежды всю жизнь был неизменный – 46. И она никогда не носила украшений, после семидесятых иногда носила бусы. И вся одежда была светлых тонов, никакого черного, синего или коричневого.  Она всегда читала Литературную газету и журнал Иностранная литература.  И любила мужа, и он ее любил. И работала активно и плодотворно с 14 лет, начав с искоренения безграмотности и до 80 с лишним. А я ….. просто мы разные, и у меня есть с кого брать пример, а я это делаю плохо. Каждый хорош по-своему, и я не сильно жалею, что не пошла в маму. Просто я тебе пишу, какая она была. Жаль, что ты не узнала ее, вы бы понравились друг другу.»

Будь она жива сейчас, все вы, мои дорогие друзья, живо интересовали бы ее, я бы ей рассказывала о вас, о том, что пишут в ФБ, в Письмах о Ташкенте, что и как в интернете… И ей бы это нравилось. Увы, теперь я с ней разговариваю «про себя», т.е. не о себе, а мысленно…

И благодарю. Благодарю за урок, который она мне преподала своим жизненным примером. Спасибо за жизнь, данную мне, за воспитание, за знания (она не рассказывала сказки, а рассказывала древнегреческие мифы), за привитые ценности, за мой путь, который был предопределен ею, за советы, за дом и семью, за тепло и любовь в ней, за любовь к книгам, к классической музыке, за вкусную еду, приготовленную ее руками, и чистый дом, убранный ею….

Спасибо за отстраненность от сплетен и мелочных разговоров, за отсутствие интереса к богатству и деньгам, за строгость и трудолюбие, за смелость и красоту, за память, которую она передала мне …

Спасибо за прекрасную Даму, которая была в моей жизни, спасибо моей мамочке.

Зухра Ашрабова. 20 сентября 2015 года.