“Я убит при попытке к бегству… из Ташкентской — в Московскую жизнь.” Окончание История Ташкентцы

Фахим Ильясов.

Окончание.

Рассказывает Мунновар:

В Ташкенте, пока мой брат служил в армии, я встречалась с парнем по имени Абуля, футболистом игравшим за команду «Старт», а потом и за дубль «Пахтакора». Сама я, одно время занималась на «Старте» легкой атлетикой, метала копье и даже выполнила норму КМС. Абуля был другом детства Уткура, но после армейской службы, Уткур постепенно отошел от своих друзей по Новомосковской улице. После возвращения Уткура, Абуля зачастил к нам домой. Я то сразу поняла чего хочет этот избалованный вниманием девушек футболист, Абуля пытался жениться на мне, но я предупредила брата, чтобы он поощрял Абулю. Я ведь знала Абулю как облупленного с самого детства, так же как и других друзей брата.

Интересно, где они сейчас эти ребята моей юности с улиц Новомосковская, Дархан, Урицкого, Достоевского, Акмаля Икрамова, Ассакинской, шаставшие стайками на стадионах «Старт» и «Динамо», в парке имени Тельмана, около кинотеатра «Москва», на Алайском базаре и других местах. Некоторые ребята связались не с теми людьми, и пошли по неправильным, каким — то скрюченным дорожкам, приведших их к скрюченному концу.

Некоторые из них уехали из Ташкента, а многие, бывшие в молодости эдакими шпанистыми пацанами, наоборот стали хорошими семьянинами и неплохими специалистами на заводах, фабриках, строительных и других организациях. Абуля был борзым и самоуверенным парнем. Он уже с детства любил ходить в компании хулиганистых и драчливых ребят, из тех ребят, которые любят набрасываться втроем или вчетвером на одного. В первый же год после возвращения из армии, мы справляли мой день рождения. Были приглашены друзья Уткура, мои подруги и Абуля в том числе. Абуля в этот вечер очень сильно выпил, а по другому он и не умел. Вдохновленный алкоголем, он начал приставать ко мне, а когда я сделала ему замечание, он начал задирать друзей Уткура и произносить скабрезности при моих подругах. Уткур молча сносил проделки друга детства, но его лицо уже начало напрягаться и выражать тревогу.

Радик, не выдержав пошлых и пьяных речей Абули пригласил его покурить во двор, и там сделал ему замечание. На что Абуля, этот самоуверенный и наглый повеса, футбольная «звезда» масштаба Новомосковской и Дархана, кандидат в молодежную сборную Узбекистана и игрок дубля «Пахтакора»(игроком основного состава «Пахтакора» он таки и не стал), драчун и картежник, сразу ударил Радика и разбил ему губу. Радик, несколько лет занимавшийся боксом, часто дравшийся до армии в своем Рабочем Городке и имевший также навыки уличной драки, молча, но неожиданно и резко ударил Абулю в челюсть. Ответный удар Радика был чистым нокаутом. Потом Радик, сам привел Абулю в чувство и сказал ему, что бы тот научился себя вести и поменьше пил. Никто не видел этой драки кроме меня и Шаха, который почуяв неладное выскочил за нами во двор. Абуля, помню, через несколько дней собрал свою шпану, чтобы побить Радика. Радик, Пушкин, «ботаник» Умид и совсем не умеющий драться Шах собрались в одну команду и хотели дать отпор. Но Уткур сходил к Абуле и сказал тому, что он сам, лично разберется с Абулей, если тот что-то затеет против Радика. А так как Абуля очень уважал Уткура, поэтому никакой коллективной разборки тогда не было. Но мстительный Абуля ещё не раз пытался подловить Радика со своей шайкой, пока Радик не извалял в пыли Абулю на спортплощадке ТАШГУ (на сквере), где ребята часто играли в мини футбол после занятий. Абуля учился на истфаке ТАШГУ (точнее, как и все спортсмены числился) после этой драки Абуля наконец отстал от Радика. Через несколько лет, Абуля бросивший играть в футбол, станет больше выпивать, свяжется с криминальной группой, попадет в тюрьму, а освободившись после заключения продолжит вести прежний, то есть праздный образ жизни, он не доживет и до пятидесяти лет, умрет от цирроза печени.

Когда к нам приходили мамы Шаха и Радика, чтобы поделиться «армейскими новостями», элегантная мама Радика называла меня дочкой, и не однажды говорила, что хотела бы видеть меня своей невесткой. По фотографиям мне больше нравился Шах, но когда ребята отслужили, и в первый раз пришли к нам в гости, то я, увидев Радика, почему — то стала заикаться от волнения, и как пишет американский писатель Хэрролд Роббинс, — «Мои трусики сразу стали влажными». Увы, Радик не обращал на меня никакого внимания, наоборот, он всегда подчеркивал, что я его сестра. Сам Радик был единственным ребенком в семье.

Как — то, на мой очередной день рождения пришла моя кузина Дильбар, и Радик увидев её открыл рот и уже не закрывал его до конца вечера. Я ужасно ревновала его к Диле, хотя она и является моей кузиной и ближайшей подругой. Ревновала долго, даже начав встречаться с Пушкиным, моим будущим мужем. У Дили и Радика все сложилось хорошо. Они вместе уже сорок лет, у них две дочери и три внука.

А я, однажды, встретив Пушкина на Алайском рынке, позволила ему проводить меня до дома, и хотя сумки у меня были совсем не тяжелыми, я согласилась, чтобы он их донес.

По дороге Пушкин рассказывал мне, в основном, о Радике, и литературе. Он досконально изучил творчество многих писателей классиков. Но особенно здорово он рассказывал о творчестве Куприна и Тынянова, чьи произведения он часто перечитывал в детстве. Постепенно, я привыкла к нашим совместным походам в театры и кино. А вот в кафе Зерафшан, место его встреч с друзьями, Пушкин меня не приглашал, так как чувствовал, что я пока не готова стать его невестой. Но Пушкин, как всегда неожиданно в буфете театра имени Горького, во время антракта сделал мне предложение. Пушкин мне нравился как друг, но я не была готова к нему как к мужчине и постоянному спутнику по жизни, и я тактично пообещала ему подумать. Пушкин сказал, что готов ждать сколько угодно.

Не буду рассказывать историю ожидания Пушкиным моего согласия, но я постепенно начала чувствовать, что этот умный и испытывающий неимоверно острый дефицит ласки и тепла человек, нуждается во мне. По настоящему, я полюбила мужа уже после нашей свадьбы, он покорил мое сердце своей тактичностью и добротой сердца, и в отличие от моего брата, Шаха и Радика, Пушкин никогда не матерился и никогда не высказывался грубо. У Пушкина, до встречи с Уткуром, Шахом, Радиком и Умидом, не было настоящих друзей, кукчинские приятели по пловам и портвейну не в счет. Пушкин давно перерос по интеллекту своих кукчинских товарищей, и его мировоззрение было совсем другим. Ему не нужен был насквозь пропитавший Кукчу «Трийкчилик» ( зарабатывание средств на пропитание разными методами и, часто, не всегда корректными). Пушкина всегда тянуло в русскоязычную среду. В такую среду, где он мог бы высказаться о своих ощущениях и мыслях об этом мире. И когда Пушкин встретил трех друзей, трех благодарных слушателей его неординарных высказываний о литературе, политике, искусстве, моде, женщинах, кино и т.д., то Пушкин стал для них, своего рода наставником, и это наставничество быстро переросло в дружбу. Пушкин всегда мечтал пожить в Москве, он мечтал об учебе в аспирантуре МГУ. Но он, хотя и не стал аспирантом в этом уважаемом ВУЗе, зато сейчас преподает там (почасовиком).

Пушкин, Радик и Шах, обожают арабский язык, культуру, обычаи, традиции, кухню, песни и танцы. Когда в Москву приезжает какой — нибудь араб из числа их друзей, то они носятся с ним, как с писаной торбой. А по мне арабы, такие же шебабы ( по арабски — мужчины, а на слэнге некоторых стран Ближнего Востока, это ещё и неотесанные мужланы), как и кукчинские соседи Пушкина с улицы Курганча, которые всегда делали замечания Пушкину о моих коротких юбках, а дай им возможность, то они забросали бы меня камнями. Я была безмерно счастлива, когда мы уехали с этой Кукчи. После моей центральной Новомосковской улицы, эта отдаленная Кукча показалась мне кишлаком из позапрошлого века. Все мужчины и женщины улицы Курганчи где мы жили, не упускали случая высказать свои мнения обо мне моему мужу.

Все наши соседи, всегда и всё знали о нашей жизни с Пушкиным, и интересуясь у моего мужа о жизни в странах Бллижнего Востока, начиная от политики и до цен в супермаркетах, как будто бы, они могли съездить туда и купить там что — нибудь, эти архилюбопытные соседи никогда не упускали случая рассказать Пушкину о том, что ко мне приезжали мужчины на машинах (Уткур — мой брат, Умид до своего отъезда в США, и Шах до своей загранкомандировки, а машина в те времена, была, только у Уткура). Я приезжала пару раз c сыном в отпуск из Йемена без мужа, и ребята проведывали меня, передавали свои письма и сувениры Пушкину. А несколько раз мы отлично посидели с ребятами и их женами под громкую музыку с танцами и пением. Бабушка Пушкина, хотя и болела сильно, но всегда радовалась приходу друзей внука, а западная музыка, громко льющаяся во дворе из магнитофона «Sharp», её совсем не раздражала, в отличие от жителей махалли. Представляю, что наговорили Бабушке и Пушкину эти кукчинские академики школы злословия обо мне. А Пушкин всегда рад был пообщаться с этими кукчинскими дикарями, готовых посадить меня в бочку с нечистотами и провезти по всей Кукче из -за моих коротких платьев, обтягивающих мои бедра джинс ( а что, нельзя разве, когда есть что показать) супер мини — юбок, кофточек с вырезом или топиков. А за то, что я плохо говорила по узбекски, за этот страшный и смертельный грех в их понимании, который я не могла бы искупить и за десять жизней, меня, по кукчинским меркам, надо было бы отправить в ад прямо сейчас. Хорошо ещё, что Пушкин вывозил меня из дома в город или по делам из этого центра мракобесия, только, на машине. И я, счастлива, что не очень часто виделась и общалась с этими кукчинцами, так горячо любимыми Шахом и моим мужем.

Покойная бабушка Пушкина, обожала суп машхурда, а я наоборот, терпеть не могла это блюдо батраков. До революции, Кукча была местом загородних участков богатых жителей Ташкента, и там жили наемные работники — таджики. Вот для этих наемных работников и готовили, практически, во всех дворах Кукчи этот суп — машхурду. Мой супруг с бабушкой, также как и Шах, обожают суп — машхурду, а я его терпеть не могу. Мне нравятся совсем другие блюда. Но для бабушки, я всегда держала в холодильнике небольшую кастрюлю с машхурдой. Большинство наемных работников, ещё с царских времен, навсегда остались жить на Кукче, они ассимилировались и стали узбеками. Но любовь к этой машхурде, к этому блюду бедняков, на Кукче и поныне повсеместная.

Рссказывает Шах:
Пестрая осень Советской власти в Ташкенте.

Вообще — то, восьмидесятые годы прошлого столетия, это особые годы в истории Советского государства. В эти годы, в стране появились первые ласточки из западной и, якобы, свободной жизни в виде «Пепси Колы», «Сникерсов» и «Марсов», японских телевизоров и холодильников, видеомагнитофонов и видеокамер, началось усиленное насыщение советских граждан джинсовыми изделиями. В восьмидесятые годы из СССР, уже отъезжали не редкой стайкой, а многочисленными прайдами те граждане которым безумно нравились пересадки в Вене и Риме. Это была эпоха безудержной игры в демократию, чтобы затем в девяностые годы трансформироваться в настоящую анархию. Это было десятилетие всеобщих и обнадеживающих разговоров о сближении с западными странами и возвращения академика Сахарова из нижегородской ссылки, раздачи и беззастенчивого разграбления заграничной собственности СССР, а также прощения многомиллиардных долгов развивающимся странам. После нескольких десятилетий безудержной гонки вооружения, начавшейся ещё в годы «холодной войны», наступил период не менее ударной десятилетки по распродаже советского оружия нашими «доблестными генералами» иностранным и местным прихвостням всех марок и калибров. Это были годы производства новых типов грузовых самолетов на ТАПОИЧ, хлопкоуборочных машин на ТТЗ (ташкентском тракторном заводе) и резкого ухудшения качества ташкентского пива (шестой пивзавод), и постепенного исчезновения многих марок конфет от фабрики «Уртак» ( в первую очередь «Белого Золота). Это были годы зарождения новых программ на всесоюзном телевидении и пересмотра отношения граждан к руководству страны, да и к своей стране тоже. Это были годы внезапного улетучивания с прилавков ташкентских магазинов популярнейших марок портвейна №26 и №53, и насыщения ташкентских продмагов и гастрономов «бормотухой» под названием «Чашма» и, конечно же, пересказывания в летних кафе, сидя за рюмочкой, многих сотен анекдотов о «лично» Л.И. Брежневе. Наверняка вы ещё помните эти шедевральные по своей иронии строчки, -«Если женщина красива и в постели горяча, это личная заслуга Леонида Ильича». В это десятилетие, почти ежегодной пересменки дышащих на ладан лидеров СССР, начали приезжать на гастроли зарубежные певцы и музыкальные группы, с размахом проходили в Ташкенте кинофестивали стран Азии и Африки.

И в те же восьмидесятые, началось проникновение в СССР скаутов всех видов религиозных сект, демократических и антисоветских организаций, в виде «голосов» и фондов из Европы, Америки и Азии, начиная от Аум Синрикё, Кришнаитов(эта секта появилась ещё раньше), Свидетелей Йеговы, Адвентистов Седьмого Дня, Баптистов Молокан и Пятидесятников, НТС, БиБиСи, Голоса Америки, Радио Свободы, Сохнута, Ваххабитов из Саудовской Аравии и ещё многих других «голосов, фондов, сект, корпораций и контор».

Это были годы умиленного прослушивания легендарной песни «Отель Калифорния» и итальянских песен в исполнениях Челентано, «Рикки е Повери» Аль Бано и Ромина Пауэр. И ни одна дискотека не проходила без музыки группы «Смоуки», саксофона Фаусто Папетти и пианино Ричарда Клейдермана. В Ташкенте, в тех домах где имелись модные тогда видеомагнитофоны, устраивались дружеско — коллективные, семейные, а то и просто коньячно — винные просмотры культового фильма «Однажды в Америке». Этот фильм каждый, уважающий себя, житель Ташкента наверное просмотрел, как минимум, несколько раз.

А вот после визитов эмиссаров всяких сомнительных организаций в Советский Союз, представители которых с дежурно — дружескими улыбками вроде бы и декларировали самые высокие цели и благостные намерения, в регионах СССР прорвало, и так уже подточенную плотину моральных принципов и нравственных устоев, и начал буйно расцветать махровый национализм на бытовом уровне. Тонкий и хрупкий пласт интернационализма, дружбы народов, сопереживания и сочувствия ко всем людям земного шара, прививаемый советской властью жителям одной шестой части суши земного шара в течение семидесяти лет, начал быстро разрушаться под лозунги вдруг появившихся на свет «оппозиционеров». После созревания «клубнички» на базарах Ферганы в конце восьмидесятых, в Средней Азии с ураганной силой вспыхнула эпидемия болезни «национализм». Эпидемия этого нехорошего слова быстро охватила все уровни руководства, всех без исключения, республик СССР. Печальные истории, в процессе развала страны, кроме Ферганы, произошли и во многих других городах СССР. И однозначно, что именно эти насыщенные разными событиями годы, положили начало к последующей миграции тех граждан, которые жили в Ташкенте многими поколениями и никогда, и никуда, не думали уезжать из него, эти годы стали первым шажком к началу массового ностальгического «убийства» многих горожан, при попытках к бегству из Ташкентской, в жизнь других стран и городов.

В те же восьмидесятые годы Советская Армия покинула Афганистан, а советский народ познакомился с выражениями «груз двести», «афганские моджахеды», «вертушка», «за речкой», и тогда же в память советского человека были намертво вбиты гвоздем слова наркотрафик, наркодилер и «герыч», борьба с которыми толком не ведется, до сих пор, ни в одной из республик СНГ.

В восьмидесятые годы, несмотря на дефицит красивых и импортных вещей в магазинах, советский народ начал очень даже неплохо одеваться, сказывалось огромное количество приезжающих в СССР иностранных туристов, расширение сети комиссионных и валютных магазинов «Березка», возле которых безудержно набирали торговую силу и денежную массу перспективные фарцовщики, чтобы в последующем перейти в более тяжелую весовую категорию удачливых бизнесменов, а то и в супертяжеловесов — магнатов. В те же восьмидесятые, самой модной мужской одеждой в старом городе Ташкента стал спортивный костюм фирмы «Адидас». В темно — синих «Адидасах», жители Эски Шахара (Старый город) Ташкента разгуливали по улицам и скверам, а самые «утонченные» модники, надевали темно синие костюмы «Адидас» на свадьбы или на какие — либо другие торжества. Из тысяч и тысяч олимпиек «Адидас» носимых гражданами Кукчи, Чорсу, Хадры, Катта Хауза, Чигатая, Сагбана, Бирлика, Штаба и других мест Ташкента, всего один процент был настоящим. Остальные 99% были пошиты не только китайско — гонконговскими мастерами ширпотреба, но и их не менее талантливыми коллегами — цеховиками из СССР. В каждом, уважающем себя городе, имелась своя Малая Арнаутская улица («Двенадцать стульев»), где и производились поддельные, но зато «фирменные» изделия.

В СССР, под влиянием времени и ослабления режима, постепенно начал набирать обороты зарубежный туризм, и число наших сограждан желающих изучать музеи, достопримечательности, быт и особенно магазины заграничных городов, увеличилось в разы. Уже появились лица обиженные и неудовлетворенные профсоюзными путевками в Болгарию, ГДР или Чехословакию, им уже надо было подавать Италию, а то и сам Париж, чтобы, например, съездить в гости к Марине Влади, да и напрямую спросить у неё, на самом ли деле Владимир Семенович Высоцкий пил только чай, как он декларировал в своей популярной песне.

Восьмидесятые годы, несмотря на сверх изобилие одних маринованных огурцов, помидоров и кабачков в литровых и трехлитровых банках на прилавках магазинов, тем не менее были последним десятилетием искреннего гостеприимства всего советского народа. Это было время романтиков с окладом в сто сорок — двести рублей (плюс квартальные премии), готовых пожертвовать почти годовой зарплатой ради дубленки или шубки для любимой, чтобы потом целый год жить впроголодь. Восьмидесятые годы были последним десятилетием неожиданных, но до боли в сердце приятных визитов к друзьям (или друзей к вам) без всяких предварительных звонков. И хозяева никогда не удивлялись таким визитам, наоборот, они были всем в радость. А на столах всегда было много всего того, что Бог послал, и это несмотря на леденящую душу потребителя суровость прилавков многих магазинов. Зато в кладовках и складах «Гастрономов» и появившихся «Супермаркетов», почти всегда находились радующие душу и глаза продукты, начиная от нескольких сортов сыра, финского сервелата, балыка и до черной икры. Почти все ташкентцы возвращающиеся домой из Москвы, Ленинграда или Прибалтики, привозили домой разные сорта сыра и копченной колбасы, с обязательным приложением в виде торта «Чародейка» или «Прага». Время неожиданных, но радостных визитов друзей, время беззаботных советских романтиков, время семейно — клановых походов в театр и на концерты во дворец «Дружбы Народов» ушло безвозвратно вместе с восьмидесятыми. Нынче, даже купленные для родителей продукты, без предварительного звонка к ним не занесешь. Обычно, ключи от родительской квартиры оставляешь у себя дома, чтобы не отягощать карманы, а родители в момент твоего прихода могут элементарно отсутствовать.

Рассказывает Коляныч, внук Пушкина и Мунновар.

Мне двадцать лет, вообще — то, меня зовут Камиль (Кама), однако, сразу после призыва в армию, наш старшина — сверхсрочник Сергей Иванаускас, родом из Кенига (так называют город Калининград), прозвал меня Колянычем. И вот уже второй год ребята кличут меня Колянычем. Старшина жил рядом с частью где мы служили, и мы, салаги откровенно завидовали, что в шесть или семь вечера он уходил домой, если, конечно не был дежурным по части. Старшина был такой же раздолбай как и мы, но он уже лет двадцать отслужил и со страхом ждал увольнения в запас. Ведь кроме, как ремонтировать старые советские танки, он ничего не умел. Работать автомастерской, он не хотел, говорил, что надоело ему ковыряться в двигателях. Как будто бы в армии, на ветру и на холоде, он не ковырялся в двигателях промерзших танков. Я сам за один год так успел намерзнуться разбирая двигатели танков на зимнем балтийском и омерзительно сыром ветре, что даже начал думать о том, отогреюсь ли я вообще когда — нибудь.

Ведь в нашей части, часто даже горячей воды не было, несмотря на все указы и постановления. Хорошо, что мы сами отапливали казарму и сами заготавливали дрова. Армия эта такая штука где командиры произносят много приказов, и среди этих приказов, очень мало таких, как бы сказать помягче, годных для настоящей службы по защите Отечества, ну в общем, как говорится в народе, собака лает, а караван идет… Надеюсь, что через пару лет исполнят ранее изданные указы и в нашу часть проведут новые трубы с горячей водой.

Мой дед, известный в переводческих кругах востоковед, заколебал меня своей агитацией к изучению языков. По его настоянию, я поступил на учебу в ИСА МГУ, но не выдержал зубрежки, и после первого курса ушел оттуда. Меня тут же призвали в армию. Отслужил один год в частях морской пехоты в Калининградской области. Сейчас, после увольнения из армии, работаю в компании, поставляющая вентиляционные оборудования на вновь строящиеся станции московского метро. После армии, я стал жить со своей одноклассницей Ольгой. Вот уже несколько месяцев мы живем вместе, а с Ольгой я дружу ещё с одиннадцатого класса. Сейчас она учится на медика, хочет стать акушером -гинекологом. Сам я ещё не решил куда поступать учиться, но однозначно, языки учить не буду, мне хватает и русского. Я ведь не собираюсь никуда уезжать из Москвы, мне у себя дома очень нравится. Мой отец ведь тоже не языковед, а простой главбух, хотя и его дед пытался сделать востоковедом. А мама моя работает врачом.

Да на фиг мне это сдалось, сидеть и корпеть над словарями и учебниками. Я лучше в Суши — баре на Тверской с Ольгой проведу время, или можем закатиться с ней на всю ночь в бар «То -Да -Сё» или в другое место, где можно и «травку» покурить. Мы с Ольгой хотим пожениться на следующий год. Вот немного поднакопим на свадьбу, да и дед с отцом помогут, я думаю. Летом, сразу после окончания службы, дед отправил меня с Ольгой в Египет, надеясь, что я проникнусь арабской культурой, музыкой и языком. Но там где мы были, многие арабы говорили по русски, да и страна мне не понравилась, хотя нет, текила продаваемая в баре гостиницы была такой же классной, как и кальяны. Мы с Ольгой пару раз хорошо оттянулись в этом баре. А одного, придурка араба, я чуть не убил за то, что он начал протягивать свои руки к попе и спине моей Ольги, я пару предупредил этого египтянина, но он не внял моим предупреждениям. Ну тогда я и врезал этому придурку от души, аж палец вывихнул, благо, что мой персональный врач, моя Ольга, тут же вставила его на место. Этому удару научил меня старшина Иванаускас в армии. Он многому хотел меня научить, но я лентяй и пацифист, выучил несколько приемов и на этом завершил изучение рукопашного боя. А получивший от меня удар в скулу араб не стал поднимать шум, так как знал, что он виноват.

Дед хочет, чтобы я съездил с ним в Ташкент следующим летом, а я думаю стоит ли мне ехать туда. Был я там пару раз в детстве. Помню жару и духоту Ташкента. Знаю, что в Ташкенте живет друг деда дядя Шах, мы с дядей Шахом ездили на небольшое озеро купаться и рыбачить, под названием Ташморе. Дед не поехал с нами, он не любитель поездок, он предпочитает гулять по залитым солнцем улицам Ташкента. В Ташкенте, мы с дедом и дядей Шахом несколько раз посещали кукчинское кладбище.

Дед рассказывал мне про своих деда и бабушку, о соседях лежащих на кладбище. Но я уже многое забыл из его рассказов. Дед хочет поближе познакомить меня с детьми и внуками дяди Шаха. Но откровенно говоря, мне не очень хочется лететь в Ташкент. Я родился в Москве, живу в Москве, да и мама у меня родилась здесь, в Мытищах. Они с папой поженились через два месяца после знакомства, им было по двадцать лет. Мама с папой раньше ездили в Ташкент, а сейчас предпочитают ездить в Испанию или Чехию.

Пушкин, дед Коляныча:
Молодежь начинает себя проявлять.
Коляныч думает, что мы не понимаем того, что сейчас другое время. Что у нынешнего поколения совсем другие взгляды на жизнь. Да, согласен, сейчас время «сисадминов», экономистов и юристов, но ведь иностранные языки, все равно надо изучать, а заодно и культуру нашу подтягивать. А то о нас, о нашем неприглядном поведении заграницей ходят нелицеприятные разговоры и анекдоты, в газетах и в интернете пишут всякую гадость, как будто бы все россияне грубияны и хамы. Сейчас и в самой России, которую многие называют страной «Рессурсией», много дел. И если молодое поколение будет уезжать отсюда, то в стране не смогут произойти нужные перемены. Это юное поколение, которое сейчас живет в России, якобы, поколение бездуховных, равнодушных, балующихся «травкой», черствых и жестоких детей интернета, вот это самое поколение и должно бороться с коррупцией, бюрократизмом, с национализмом и «великорусским» шовинизмом. И эта юная поросль уже начала выдавливать из себя раба и грубого хама, сидящего в наших генах.

Они сильно отличаются от нас, большинство из них не знает ни одного из имен вождей пролетариата, они вообще не читают книги. Не знают классиков советской и русской литературы.

Но ведь они, все таки, что — то же читают в своих » Айпадах», «Айфонах» и ноутбуках. Они читают то, что им интересно, мы ведь даже не знаем большинства из того, что знают они, мы не знаем о том, что думает это поколение, о чем они говорят между собой. В моменты общения между собой они становятся совсем другими, а с нами им скучно, наверное мы уже достали их своими нравоучениями и разговорами о счастливом прошлом. Мы ведь не слушаем те песни от которых они приходят в экстаз, а в этих, выносящих наш мозг, Рэп — песнях, Психоделик Рок, Хард энд Хеви, Трэш — Металл, Индастриел Рок, Heavy Metal и многих других, есть призывы к свободе, к борьбе с насилием. Да, согласен, что в этих песнях много мути, например есть депрессивные песни призывающие к сомнительной свободе во всем, начиная от секса и до полной анархии, но ведь и мы тоже слушали западных рок — исполнителей, резко отличавшихся своими песнями от наших певцов и музыкантов, даже несмотря на запреты комсомола, школы и родителей. А наши кумиры, англоязычные группы, исполнители рок и поп музыки, джазовых композиций, включая сюда и отечественных бардов — романтиков, ведь они тоже никогда не были ангелами. Они также пели о любви и свободе, и в их песнях тоже есть свои нюансы, они тоже нарушали спортивный режим, и часто бывали на взводе во время своих выступлений. Но это не мешало нам слушать, как выяснилось позже, их шедевральные произведения. Сейчас в музыкальном мире пришли к выводу, что самые лучшие песни и музыка были написаны в сороковые — восьмидесятые годы прошлого столетия. И что сейчас, современные композиторы пишут свои мелодии ориентируясь на музыку прошлого столетия.

Это было столетие давшее миру музыкальных групп, композиторов и исполнителей таких как «Битлз», «Роллинг Стоунс», «Криденс Клиа Уотер Ривайвл», «Дип Перпл», «Юрай Хип», Абба», «Би Джиз», «Бэк Стрит Бойз», Леонарда Бернстайна, Джорджа Гершвина, Эндрю Ллойда Уэбера, Луи Армстронга, Фрэнка Синатры, Пола Анка, Элвиса Пресли, Майкла Джексона, Тины Тернер, Уитни Хьюстон, наших Микаэла Таривердиева, Соловьёва -Седого, Арно Бабаджаняна, Муслима Магомаева, Анны Герман, Леонида Утесова, Людмилы Пахмутовой, Марка Бернеса, «нержавеющей» ВИА «Ялла», Батыра Закирова, Валентины Толкуновой, Аллы Пугачевой, патриарха советской эстрады Иосифа Кобзона, Льва Лещенко, Земфиру и многих — многих тысяч других талантливых вокалистов и композиторов. Я уже не упоминаю здесь про музыкальных гениев классической музыки.

Нынешнее поколение, между прочим, хоть и не читает классическую в нашем понимании литературу, но музыку прошлых лет слушает с явным удовольствием. Надежда на то, что они изменят многое в этой жизни есть, они уже не хотят жить старыми мерками, они более честны в своих поступках, они по своему борются с коррупцией и бюрократией, они ставят на место автохамов на дорогах, создают общество «Зеленых Ведерок» для борьбы с «мигалками на автомобилях и пробками на дорогах. А ведь ещё совсем недавно количество явно «блатных мигалок» зашкаливало на дорогах Москвы. Теперь «мигалок» вроде бы стало в разы меньше, хотя автомобили с мигалками по прежнему бороздят просторы московских улиц так, как Бог на душу положит. Молодежь разоблачает с помощью видеорегистраторов взяточников гаишников, и ведь борются с ними довольно успешно. Многих чиновников заставили снять «мигалки» с машин, многих полицейских уволили, правда на их места часто приходят точно такие же братья по крови, то есть любители брать мзду. Но тем не менее, мздоимцев стало уже несколько меньше в чиновничьих и полицейских кругах, по крайней мере многие из них стали бояться брать бакшиш.

Это нынешняя молодежь начала пропагандировать за установку камер на дорогах, а то ведь эти камеры ещё в семидесятые годы уже были установлены на дорогах тех стран, которые мы привыкли называть развивающимися. Молодежь всегда, а самое главное добровольно ищет пропавших людей, в отличие от тех, кто должен этим заниматься. Глядя на бьющую через край энергию молодежи, и должностные лица, то есть те люди, которым и надо заниматься поиском людей по долгу службы, начинают работать намного усердней и эффективней. Эти пацаны — волонтеры, с наушниками в ушах и «Айпадами» в руках, часто первыми едут или летят на места трагедий, чтобы помочь пострадавшим в ЧП. Они поддерживают борьбу экологов с властями разрушающими природу. Про экологов, кстати, российские СМИ пишут невесть что. Молодые ребята и девчата идут на Болотную площадь чтобы выразить свое недовольство действиями властей. Они добровольно собирают деньги для помощи ветеранам ВОВ, для лечения тяжело больных детей и инвалидов, и просто помогают бедным семьям. А для пострадавших на пожарах или наводнениях они сами, отдельно от властей привозят необходимые продукты, воду и теплую одежду. Так что нынешнее поколение «Колянычей», родившихся в восьмидесятых — девяностых годах, не чета нашему начитанному, но «убитому» поколению. «Убитому» от унаследованного и сидящего в генах страха перед ГУЛАГами и НКВД в шестидесятых — семидесятых и «националистически — демократическими событиями» в конце восьмидесятых. Откровенно глупыми, если не предательско — изменническими действиями руководителей СССР в последнее десятилетие, и последующим крахом СССР в начале девяностых, ссорами между республиками, развалом промышленности во всех без исключения республиках приведших к катастрофическому спаду их экономик, укреплению клановой системы и коррупции, выживание с работы русскоязычного населения, и как следствие, последовавшие за этими событиями, переезды русскоязычного населения в Россию и другие страны.

Как говорил «Вождь народов», — «Других писателей у меня для вас нет», так и в России, другой молодежи здесь нет.

Нынешним ребятам дано, а самое главное разрешено многое, и у них есть огромные возможности для борьбы с коррупцией, бюрократизмом, национализмом, шовинизмом и другими «измами».