“Я убит при попытке к бегству… из Ташкентской — в Московскую жизнь.” Часть четвёртая История Ташкентцы

Пишет Фахим Ильясов.

Рассказывает Пушкин.

Сбылась мечта идиота

Меня зовут Махмуд Абдуллаев, я сам из Ташкента, наполовину еврей, а наполовину таджик с киргизом. Мой отец был коммунистом, членом комитета бедноты. Отец был призван в действующую армию в 1944 году, а до этого он работал агрономом в колхозе имени Ленина под Янгиюлем. Я родился в 1944 году, и тогда же призвали моего отца. Отец назвал меня Михаилом, а по еврейски Моисеем. Но я сменил имя и национальность, иначе меня, не приняли бы на учебу на факультет арабской филологии.

Когда я встретился с этими ребятами, со своими будущими друзьями, Шахом, Радиком и Уткуром, а потом с Умидом, то первые трое, напоминали мне амбициозных, но слепых котят, тыкающихся мордой в блюдце с молоком, и вместо того, чтобы выпить его, они по неосторожности проливали его. Глядя на меня, ребята тоже захотели стать востоковедами, и в отличие от меня они поступили с первой или второй попытки. Я поступил с седьмой попытки, и после того, как я прочел свою фамилию в списках поступивших абитуриентов, я сказал самому себе, наконец — то, сбылась мечта идиота. Но мои семь попыток, ещё были не рекордом, парень по имени Арал Хусанов из Кашкадарьи, поступил на востфак ТАШГУ с восьмой попытки. Я, Шах и Радик, мы все умудрились поработать с Аралом из Кашкадарьи в Сирии.

Арал все свои четыре загранкомандировки работал, только, в Сирии, так же, как наш общий друг Фархад Юсупов, сын Усмана Юсупова. Но суть не в попытках поступлений в ВУЗ. Я сразу знал, что с моей пятой графой путь на арабское отделение востфака мне заказан. Но я упрямо верил в справедливость, пока мне сам декан не подсказал, что надо изменить национальность в пятой графе. Я совсем не похож на своего отца, бухарского еврея из Самарканда, нищего коммуниста — идеалиста, а похож на деда киргиза с маминой стороны, моя покойная мама была наполовину таджичкой, на четверть уйгуркой и на четверть киргизкой. Бабушка же, была стопроцентной таджичкой из Канибадама, и тоже ярой коммунисткой, как и мой отец, но ничего не имела против моих мусульманских хождений по праздникам с дедушкой в мечеть. Мой отец погиб в 1945 году под Прагой, а мать, беспартийная, но истово поддерживавшая моего отца, бессребреника, умерла когда я был ещё школьником. Дедушку я помню хорошо, он всегда покупал мне свистульки на Хайит — Байрамы и заставлял меня подметать тротуар у дома и поливать двор и улицу. Отец назвал меня Михаилом ( а по иудейски Моисеем). Но я с помощью начальников цехов нашего комбината, переделал свое имя Михаил на Махмуда, так меня звали дедушка с бабушкой, соседи и все ребята с нашей кукчинской улицы Курганча. Мой курносый киргизский нос выдавал во мне сына степей, а не потомка Давида и Моисея. Почему меня прозвали Пушкиным, я не знаю, так как волосы мои вились только по бокам, а волосы макушке начала редеть после десятого класса. Мои начальники, были людьми с большим юмором. Наверное, они прозвали Пушкиным, видя то, что я много читал на работе и занимался переводами стихов Пушкина на английский язык. Я переводил стихи Пушкина для более детального изучения английского языка. Языки давались мне легко, так же как и другие предметы. У меня много было приятелей на Кукче, но они все растворились и потерялись после встречи с Уткуром, Радиком, Шахом и Умидом. Первые трое, были очень дружны между собой, общительны и всегда дружелюбны, а мы с Умидом влились в их ряды очень быстро. Мы не нарушали нашу дружбу тем, что никогда не навязывали никому своих мнений. Ребят увлекал, только, личный пример, и никакие нравоучения, не могли их переубедить, даже их родители не вмешивались в дела ребят. Глядя на меня, двое ребят тоже стали востоковедами, но в отличие от меня, им не нужно было исправлять пятую графу. Умид уже был студентом, когда его тетя работавшая на комбинате инженером ПТО, рекомендовала меня Умиду, в качестве репетитора для изучения английского языка. «Ботаник» Умид, очень хотел выучить английский, чтобы, сразу после окончания ВУЗа, поступить в аспирантуру.

А потом, дядя Лева попросил меня позаниматься с его дочерью Стеллой ( наверное, уже тогда они готовились к отъезду), которую я помнил ещё школьницей. Стелла, в тот период жила по уикендам с Шахом. У Стеллы была своя шикарная квартира у Алайского базара, это дядя Лева ей купил, на всякий случай, и как в воду глядел. Случай подвернулся в виде влюбленного Умида. У Шаха со Стеллой, что — то, не сложилось, и они расстались. А вот Умид влюбился в Стеллу почти сразу. Стелла была пышногрудой девушкой, а Умид был худым очкариком, похожим на Шурика из фильмов Гайдая. Но в английском, и не только в английском, Умид обставил нас всех, он в Америке свою докторскую диссертацию защитил на таком отличном английском языке, что американцы даже не верили, что он русский, и хотя Умид был татарином, но для Америки он навсегда был и останется русским. В свою первую командировку в Йемен, я поехал с опаской в душе. Я знал, что арабы, сразу чувствуют в человеке иудейскую кровь, но Слава Аллаху, во мне они ничего не заподозрили. Мунновар, моя супруга, вообще не знала узбекского языка, она выросла на русскоязычной улице Новомосковская, училась в русской школе и закончила текстильный институт, диплом которого не пригодился ей. Мы с Мунновар, лет пятнадцать, в общей сложности, работали заграницей, а в перерывах между командировками занимались домашними делами, воспитывали двоих детей, помогали моей бабушке жившей с нами. Бабушка, слава Аллаху, увидела первого внука, и даже воспитывала его несколько лет. Уткур, мой друг и родной брат Мунновар, очень любит свою сестру. Поначалу, он тоже хотел, так же как и его родители, выдать Мунновар за Радика.
Но Радик влюбился в кузину Уткура и Мунновар Дильбар. А Мунновар, сперва не обращала на меня никакого внимания, но однажды мы с ней пересеклись на Алайском базаре, и я, на правах друга её брата, помог донести её покупки до дома. Я уговорил её пройти пешком до Новомосковской, она нехотя согласилась, а я мучительно пытался найти тему для разговора, и не нашел ничего лучшего, чем расхваливать Радика. Мунновар как — то внимательно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я нахально дал ей свой телефон, тогда ещё визиток не было, но я написал свой номер телефона на красивом блокноте и дал его Мунновар, сказав, что если она захочет, то я буду с ней заниматься языками. А предварительно, я пригласил её в театр оперетты на какую — то премьеру. Домашний телефон Мунновар я знал отлично, по нему я всегда звонил Уткуру. Я знаю, что Мунновар, одно время, неровно дышала на Радика. А Радик, строивший из себя гулену и ухаря, на деле был скромнягой из скромняг. Так вот, Радик не обращал никакого внимания на красавицу Мунновар, она была не в его вкусе. Радику всегда нравились стройные фемины, а Мунновар была склона , ну, скажем, не к полноте, а так, к небольшой, но очень благородной дородности. После этой встречи, Мунновар, постепенно, начала относиться ко мне более благосклонно.

Откровенно говоря, Мунновар мне понравилась сразу, это случилось в один из солнечных и весенних дней. Мы с Уткуром, как — то приехали по его делам в Текстильный Институт, и я там впервые увидел Мунновар. В её поведении было что — то пацанское, общение с Уткуром и его друзьями, естественно, наложило свой отпечаток. Ведь Уткур, до службы в армии, таскал сестренку всюду с собой Он всегда брал Мунновар купаться на речку за стадионом «Старт», на футбол, в кинотеатр «Москва» и другие интересные места, при этом говорил, что сестренка должна знать и уличную жизнь. Но когда мы поженились, Мунновар открылась мне как удивительно женственная и обаятельная женщина, а я прожив с ней почти сорок сорок лет, до сих пор не перестаю ею восхищаться. И притом, Мунновар очень самоотверженная и решительная в делах. Ведь это она подняла всех нас на борьбу с пьянством Уткура, призвав нас к совести, сказав нам в лицо, что друзей не бросают в беде. Мы и раньше боролись пьянками Уткура, но это всё были полумеры, по нашей просьбе в ташкентской клинике его и зашивали, и кодировали, но это спасало Уткура, только, на время. А тут мы обратились к московским психологам, и они рекомендовали эту клинику в Подмосковье. И все это благодаря Мунновар, которая, буквально, умоляла врачей вылечить её брата, и одновременно утешала Уткура, успокаивала его, говорила, что все будет хорошо. Ну и ребята начали поддерживать Уткура, Радик с Дилей часто ездили к нему в клинику, если Радик, так же как и Шах по телефону, бывало, высказывали Уткуру свое мнение о пьянках вообще, и в частности тоже, то я не мог сильно ругать Уткура, так как он является братом моей жены. А Радик с Шахом, на правах армейских друзей высказали ему всю правду о его пьянках и последствиях.
Шах звоня из Йордании, вспоминал службу в армии, рассказывал ближневосточные новости, а в конце беседы рассказывал Уткуру прогнозы лечащего врача, причем давя на сознание Уткура, и заодно напоминая ему о слезах матери Уткура. Но про бывших жен Уткура, ни Шах, ни Радик, вообще не вспоминали, чтобы не травмировать его. Уткур, парень психически устойчивый, бывший спортсмен, критику воспринимал адекватно. Но если бы, конечно, Уткур сам не бросил выпивать, собрав волю в кулак, то ему бы не помогла критика его друзей. Надеемся, что и друзья сыграли свою положительную роль в этой истории.

Раасказывает Шах:

Про Уткура можно сказать словами из книги Абу Хамида Аль Газали:
В присутствии Посланника Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует, был упомянут мужчина, про которого сказали, что он храбрый человек. Он спросил: «Что это значит?» И ему ответили: «Он одолеет и поборет любого, с кем бы он не боролся».
Пророк, мир ему и благословение, сказал: «Храбр тот кто одолел себя, а не тот, кто победил другого».
Так и наш Уткур, одолел сам себя, и мы, все его родные и друзья очень рады этому.
Я не рассказываю о своих детях, я не рассказываю о своих историях. в этом рассказе, больше хочется рассказать о своих друзьях с которыми я дружу много лет. У нас часто бывают ссоры, особенно когда мы собираемся без жен в бане. Там, мы, до белого каления, с матом и без мата(иногда) спорим из — за какой — нибудь ерунды, типа отмененного гола сборной России в ворота сборной Ирландии (Италии, и т.д..), или из-за цитат из прочитанных произведений, или из-за точности произошедших событий в нашей жизни на Ближнем Востоке, и т.д.. Но выйдя из бани, мы все забываем, и уже, буквально, через день, мечтаем о новых встречах.

Вот такие вот у меня друзья. Кукчинец Пушкин, Радик с Рабочего Городка, Уткур с Новомосковской улицы и Умид из Той — тюбы. В Ташкенте Умид, с мамой и братьями жил на массиве Себзар, это за цирком на Хадре. Переводчики, инженер — строитель и экономист. Ребята — переводчики, много лет работавшие в странах Ближнего Востока. Ребята видевшие и знающие изнанку заграничной жизни. Строитель Уткур построивший и строящий многоквартирные дома, административные здания, торговые центры, школы и детские сады. Наш профессор, известный в США экономист Умид, преподающий в Далласком универститете.
Эти ребята мои друзья, и где бы они не жили и работали, они навсегда останутся такими же простыми, слегка наивными, но мужественными солдатами, влюбленных в ташкентских девушек прогульщиками — студентами, тружениками на своих поприщах, беззаветно преданными своему городу Ташкенту.

Продолжение следует.