Воспоминания дады. Часть четвёртая. Щедрость и милосердие История Ташкентцы
Пишет Гульнара Зуфарова.
Однажды дедушка рассказал нам такую историю: «Когда русские захватили Чимкент, я был тринадцатилетним юношей. Мы с отцом и еще с махалинским стариком отправились по делам в Чимкент. До города мы добрались поздно вечером. Нашли знакомого и устроились у него на ночлег, вот тогда мы узнали об этой новости. Как только рассвело, все стали разбегаться в разные стороны. События не заставили себя долго ждать. Звуки винтовочных выстрелов стали все слышнее и слышнее. Мы забежали в мечеть расположенную в центре города. Мечеть была полна беженцами.
Русские солдаты расстреливали всех, кого встречали на пути, перевернули в городе все вверх дном и навели ужас на население. Подожгли город, разорили, над попавшими в плен мужчинами и женщинами издевались как хотели. Новые беженцы приносили свежие новости еще более страшные и ужасные. Все собравшиеся в мечети были уверены, что они в Божьем доме, под защитой Бога, и «неверные» просто не смогут сюда зайти. К двум — трем часам в мечети собралось 200-250 человек. В это время пуля прервала жизнь одного мусульманина. Все с криком кинулись к противоположной стене. Снова пуля срезала одного из тех, кто поверил, что находится под защитой Бога. Все с криками вернулись на прежнее место. Снова пуля — снова смерть. Несмотря на то, что дверь в мечеть на замке не была, душманы, вместо того, чтобы открыть дверь продолжали стрелять, и безошибочно отправлять мусульман в рай. В такой страшный момент, кто-то не то с перепугу, не то споткнулся или еще что, но стукнулся о дверь. Дверь распахнулась и споткнувшийся «герой» упал на солдата, который лежал под этой дверью и отстреливал людей. От такой неожиданности, солдат, спасая свою жизнь в панике, пустился наутек, бросив винтовку, и мгновенно, как молния исчез. Когда от радости все сожгли шапку и винтовку врага, «герой» все еще лежал около калитки в пыли и без сознания. А я и два старика, как только стемнело, вышли из города и направились в Ташкент. Беженцев было очень много. По мере удаления от города уменьшалось число беженцев. Ночью часов в 11-12 мы подошли к большой реке. Речка было полноводная и текла где-то внизу. Ночь была очень темная и не было видно противоположного берега. Мы не могли найти брод. Остальные беженцы уже давно перешли речку. Вдруг появилась банда «мусульман», и вызвалась нас перепроводить на другой берег. Один из них предложил всем нам раздеться, завязал наши вещи в поясной платок и поднял вверх. А мне сказал, чтобы я взял стариков за руки и, неспеша, пошел за ним. Он сам пошел вперед. Мы тоже за ним пошли в воду. Перевести двух стариков через неизвестный брод оказалось делом очень нелегким. Пока мы с трудом выбрались на берег, этих бандитов-«мусульман» с нашей одеждой и след простыл. Их искать, кричать все равно, что «на кладбище искать зурну». Старики вместе с одеждой вручили ему и кошельки. В мокром белье, босиком, проклиная своих соотечественников — воров, мы пошли дальше. Рассвело, взошло солнце, и мы хоть чуть-чуть обогрелись. Ноги все в кровяных мозолях, от вчерашнего холода все тело посинело. Снова пошли. Часам к 10-ти или к 11 -ти мы дошли до подножья горы Козикут и без сил свалились. К полудню мы перешли через перевал, и вышли к ташкентской дороге, идти не было сил. От голода и мытарств мы не могли даже разговаривать. День выдался жаркий, ясный, видно далеко, но в этой степи не было ни одной тени. Так мы лежали долго. Солнце уже садилось, вдалеке мы увидели всадника. Мы вскочили и из последних сил начали кричать и звать всадника. Наконец, он услышал нас и повернул в нашу сторону. Всадник подъехал к нам. Это был казах лет 20-22. Мы объяснили ему наше положение, дали ему одну золотую таньгу и отправили в Ташкент. Сказали ему адрес: «Поедешь в Ташкент через Кашгарские ворота, зайдешь на Шейхантаур, пойдешь по улице Джаркуча и спросишь Могольскую улицу, а там каждый скажет где живут юноша и два старика. Скажите им, что мы находимся у подножья горы Козикут. Что мы голодные и раздетые. Пусть запрягут подводу и приезжают за нами с одеждой и едой». Этот парень был в Ташкенте раньше и хорошо знал Шейхантаур. Он отдал нам две ржаные лепешки,которые лежали у него за поясом, и стремглав пустился в дорогу. Теперь разговор между нами переключился на молодого казаха.
— Хакимходжа, все-таки твой сын оказался очень умным. Если бы он предусмотрительно не хранил в нижнем белье эту монету, поехал бы казах в Ташкент? А мы через 2-3 дня были бы пищей для волков.
— Мирзоит, интересные вещи ты говоришь. Благородный человек и без денег обязательно поможет и спасет. Я таких историй знаю очень много.
— Хакимходжа, если ты так много всякого видел, то скажи мне, почему ты не узнал в ночном «соотечественнике» проходимца, и раньше всех разделся и отдал ему свой кошелек?
— Мирзоит, то, что произошло этой ночью вообще ошибка…. Значит среди нас есть и такие подлецы, и руки у душмана длинные. Но я верю, что этот парень-казах доедет, а завтра уже до полудня нам придет помощь.
— Ну и странные вещи ты говоришь. Откуда ты знаешь, о чем он думает, может он таньгу надежно спрячет и уедет в свой аул?
— Мирзоит, знай, хорошо то, что этот парень-казах, нам ни чего не должен, он расплатился с нами за эту монету, оставив две лепешки. Мы съели лепешки, набрались немного сил и «заквакали», как лягушки. Наш соотечественник-узбек в трудную минуту с такой жестокостью и хладнокровием обчистил нас. Будет ошибкой, если мы этого парня-казаха сравним с этим подлецом.
После этого, разговор переключился на вчерашнюю войну, на упавшего с перепугу «героя»; заговорили о полях, о горах. Наступил вечер. Поднялся холодный ветер. Мы вместо того, чтобы укладываться спать, искали убежище-спасение от ветра. Мы собрали сухую траву, разожгли костер под скалой и кое-как скоротали ночь.
Помощь пришла на следующий день часам к двенадцати. На телеге привезли продукты и одежду. Приехали старший сын Зойит-ака и мой дядя, они нас одели и накормили. Они выехали к нам после приготовлений в полночь. В Ташкенте они подарили парню брюки, сорочку и суюнчи (деньги). Мы крепко обнялись с парнем-казахом, и тепло простились. Поехали в Ташкент.
Вот, дети мои, так подлецы-соотечественники-узбеки, вместо того, чтобы помочь в тяжелую минуту, отобрали у нас все до последнего, а нас оставили погибать ужасной смертью. Совершенно незнакомый парень-казах спас нас от голода и гибели. Такие хорошие люди есть везде, среди любого народа. Учитесь хорошим поступкам, станете такими же порядочными людьми.Таких людей называют — благородными людьми.
Бред дады.
Вадим[Цитировать]
Вадим, вы не правы, ведь бывает так, что помощь приходит Вам оттуда, откуда вы её совсем не ждёте, и ведь очень часто,
абсолютно, незнакомые люди, добровольно, без всяких корыстных мыслей принимают участие в ваших делах или в вашей жизни, помогая Вам. И кстати, независимо от Вашей национальности и гражданства, и это случается не только в нашем Ташкенте и в российской глубинке, но и в самой Москве.
Да, да, в часто ругаемой нами, якобы равнодушной ко всему и всем Москве. И я знаю много тому примеров.
Ефим Соломонович[Цитировать]
я про растрел в мечети.
Вадим[Цитировать]
Черняев прекратил огонь — и на другой день 17-го июня, явились к Черняеву аксакалы и все почётные жители и сдали город безусловно — и в городе водворилось полное спокойствие, так что на другой же день, Черняев со своим штабом и с конвоем только из 5 казаков спокойно проехал по некоторым улицам, был в центре, на базаре, и даже посетил нескольких именитых и особенно влиятельных ташкентцев. Такое доверие, такая смелость поразили и совершенно обезоружили ташкентцев — в их глазах Черняев стал уже непобедимым и сказочным героем! Этими простыми способами он внушил местному населению уверенность в бесповоротности совершившейся перемены.
Вадим[Цитировать]
Впоследствии русский путешественник Н.Стремоухов записал рассказ очевидца этой сцены, ташкентского торговца Хамут-Ходжи (Журнал «НИВА», 1879 год, № 24, с. 462): «Как теперь помню: сражение кончилось, город был взят и наши ташкентцы вышли к нему, именно на этом самом месте с покорностью, бледные, дрожат от страха, низко опустили головы… Ты сам знаешь, какие порядки у нас, когда кто-нибудь победит: уж кого там пощадят, особенно вождей… Наши аксакалы думали, что всех накажут за то, что много русских погибло при взятии Ташкента… Другой на месте генерала, пожалуй, сделал бы им что-нибудь дурное… Вскрикнули: «Аман!» — и упали наши на землю, закрыли головы руками и ждали своей участи… И что же? Черняев нагнулся, поднял их ласково, как простой человек, принялся объяснять: что он не думает их казнить, что если они сделали много вреда, за то теперь верностью Ак-Паше могут загладить прежнюю вину и не только не будут считаться врагами, но могут сделаться друзьями русских, что война кончилась и настал мир… и долго говорил он, и все так ровно, тихо. Нам показалось, что не человек говорит, не привыкли мы к этому. Бывало, попадешь в беду и не подумаешь идти к своим кази, аксакалам, курбашам и другим — без подарка к ним и не смей сунуться. А придешь к нему, скажешь всю правду — сейчас выручит и своего не пожалеет… За все это непременно — хоть он и кяфир (неверный) — будет он награжден небом… ученые люди — и те даже это предсказывают… Спроси любого ташкентца, который знавал генерала, и всякий то же скажет…»
Вадим[Цитировать]
То, что русский солдат расстреливал безоружных — этого быть не может, так как у ген. Черняева был план замирения с местным населением.
А вот история про воровство — это вполне могло быть. Так как это происходило с самим рассказчиком.
Владимир Бершадский
vladimir.b@012.net.il
+972-7284036
Археометр[Цитировать]
Да, думаю, приврал старичок про сцену в мечети — крайне сомнительно, чтоб такое могло быть…
J Silver[Цитировать]
я не дочитал сей шедевр,разгадка оказалась в последней части:
Теперь я еще расскажу об одном. До 1921 года в мехмонхоне, в которой дверь выходила на улицу, встречались аксакалы: дед Мирзахмат,Файзи-ака, Иса-суфи-усто,Пулат-ака, домла Косим-кори и проводили свой досуг. В основном они употребляли немного опиум, затем пили зеленый чай с кишмишом, затем им приносили горячее блюдо. Потом долго беседовали. Или домла или кто-то на улице, что ли, прозвали эти вечера «беседами наркоманов». От такого оскорбления мой дед сильно расстроился и сказал: «Все, с этого дня я больше не буду принимать опиум».
— Эшон-ака , люди не могут даже бросить насвай, а вы хотите бросить опиум, который употребляете уже 10 лет. Это не возможно.
— Невозможного, в жизни нет…
Удивительно, но дед бросил опиум. Десять дней он не выходил из комнаты и от страданий он выкручивался словно червя. Он регулярно в эти дни пил сладкий чай. Его дружки видя его страдания с любыми ухищрениями предлагали ему опиум. Но этот человек не отступился от своего слова. И через 4-5 дней он стал пить бульон из
Вадим[Цитировать]