Обретение. Мемуары Рафаэля Кислюка. Часть пятая, окончание История

Студенческая жизнь, при всех сложностях военного времени, изобиловали розыгрышами, шутками и всевозможными историями. В институте я всерьез занялся спортом – бегал, прыгал и, главное, начал играть в волейбол. У нас был отличный тренер, и скоро наша команда стала чемпионом Узбекистана. Я вместе с командой ездил на всякие соревнования. Тем кто занимался спортом, оказывали и материальную поддержку. Например, за участие в соревнованиях мы получали карточки УДП (усиленное добавочное питание), мы называли это “умрешь днем позже”. Наряду с питанием нам выдавали спортивную форму.

В 1947 году наша группа должна было поехать на практику в г. Миасс Челябинской области, на автомобильный завод УралЗИС. Материально мы практически были не обеспечены, поэтому решили повезти в Челябинск яблоки и там их продать. Что и сделали. Купили по дешевке триста килограммов яблок. Главным грузчиком был я, и это доставляло мало удовольствия. Особенно сложно было в Оренбурге, где предстояла пересадка. Конечно, главные трудности выпали на мою долю.
Приехав в Челябинск, сразу двинули на рынок. Цену назначили минимальную и продажа шла “на ура”. Имея опыт торговли на базарах отходами с мелькомбината, мне и в Челябинске досталась роль главного продавца. Приведу один эпизод из этой торговли. К прилавку подошла женщина с мальчиком лет семи-восьми:
– Мама, а что это продает дядя?
– Яблоки.
– А что такое яблоки?
Я, услышав все это, попросил его снять шапку и наложил ему туда яблок с верхом. Почему-то сильно защемило сердце. В общем, продали мы все яблоки и стали богатыми. Да, кроме своих яблок еще помогли нашим девочкам тоже осуществить продажу их фруктов. Все мы таскали мешки, и лишь один наш товарищ Андрей ходил с небольшим чемоданом. Я спросил его:
– Чего ты ничего не продаешь?
А он сказал, что уже все продал, и его чемодан полон денег.
– Откуда, что у тебя было?
– Десять шкурок каракуля.
Его родители жили в Нукусе в Каракалпакии, и он съездил домой, отоварился.
В Миассе нас разместили по частным домам вокруг пруда или озера. Мы втроем остановились у очень милой пожилой хозяйки. Она сразу предложила нарубить ей на всю зиму дров и за это нас будет снабжать картошкой по потребности. Конечно, в отношении нашей потребности она здорово ошиблась, так как мы каждый день съедали по ведру картошки. Обедали на заводе по талонам, а ужин был дома царский. Покупали соленую семгу или кету, килограмм сливочного масла, ведро картошки, грибочки, всяческие соленья, иногда бутылку водки или самогона. Как правило, на ужин приходила хозяйка с кем-то из родни и кто-то из наших друзей. Интересно, что жилые дома частного сектора, а в Миассе были только собственные дома, выходили огородом на пруд и все жители мыли золото. За неделю намывали какое-то количество золотого песка и сдавали его в торгсин.
Миасс был довольно далеко от завода, и мы ездили на завод на грузовых автомобилях, на ходу заскакивая на них. Как при этом мы не свернули шею, один Бог знает. Для девочек мы наняли, с помощью дирекции, одну полуторку, она их увозила и привозила. Еще осталась в памяти поездка на озеро Чебаркуль – красоты необыкновенной. И еще запомнился Чебаркуль топленым молоком, которым нас угостила хозяйка одного из домов. Молоко было потрясающе вкусным – топленая пенка в три сантиметра. Хлеб, испеченный в деревенской печи. Мы, каждый из троих, выпили по крынке холодного молока.
Еще мы ездили в Златоуст и, главное, были в Челябинске, на тракторном заводе, где, в основном на сборочном конвейере, работали спецвыселенцы — немцы, мужчины и женщины.
В Челябинске несколько дней мы проходили практику на ЧМЗ (Челябинском металлургическом заводе). Производство произвело на меня сильное впечатление, что я начал подумывать, не специализироваться ли мне по доменному процессу, но это осталось только в проекте.
Учеба в институте была насыщена до предела. Спорт занимал значительную часть в студенческой жизни. Хотел бы рассказать для наглядности несколько эпизодов. Так, в Ташкенте были соревнования по легкой атлетике и волейболу. Наша команда общества “Наука” заняла первое место. Мы решили отметить событие в ресторане в сквере – это центр Ташкента. Денег у нас не было, но были талоны на питание, которые тоже являлись “валютой”. Хорошо отметив победу, совершили два деяния: первое – бочку с пивом откатили на большое расстояние, и второе – скульптуру медведя, которая стояла перед рестораном, унесли в другой конец сквера. Бочку по “просьбе” милиции мы вернули на место, а медведь неделю стоял на новом месте. Надо понять, что наши “шалости” не были направлены против людей, а просто являлись выплеском энергии.
В сентябре 1948 года в Среднеазиатский политехнический институт, который я оканчивал, прибыл представитель управления кадров Главка атомной промышленности полковник Волошин.
Просидев месяц в отделе кадров института, он внимательно изучал личные дела выпускников. После предварительной подготовки Волошин подробно беседовал с преподавателями профилирующих дисциплин по характеристике интересующих его кандидатов. Студенты не обращали внимания на человека среднего роста, одетого в полувоенный китель. Но он мог сыграть большую роль в судьбе каждого из нас. Пригласив меня на беседу, полковник, слегка заикаясь (сказывалась недавняя военная контузия), сообщил, что в его задачу входит предварительный подбор кандидатур для работы в очень серьезной отрасли промышленности. Он сказал, что о дальнейшем я узнаю лишь после того, как пройду очень глубокую специальную проверку, и руководство его ведомства сочтет мою кандидатуру подходящей для работы. Волошин подробно расспрашивал меня о моих родителях, брате и сестре и особенно подробно попросил, чтобы я рассказал о себе. Слушать он умел великолепно. Хотя собственно о себе рассказывать, с моей точки зрения особо было нечего все было самое обычное.
В 1948 году мы с Соней решили пожениться. Семь лет знакомства до женитьбы подтвердили наши чувства, и, как говорил сербский писатель Нушич, что на этом моя биография кончилась, и началась биография моей жены.
Жили мы у моих родителей, в маленькой квартирке из двух комнат, общей площадью двадцать квадратных метров и трехметровой кухоньки. В этой же квартирке я готовил дипломный проект. Писалось легко, дело было знакомым – цех ковкого чугуна автозавода. Написал я его быстро, включив в него свое изобретение – конструкцию большегрузной вагранки. Идея этой вагранки состояла в ее геометрии: для лучшего горения сечение вагранки делалось эллипсным. Кстати, через несколько лет я прочел в журнале “Литейное дело”, что эллипсная вагранка запатентована одним из моих бывших преподавателей. Защитился хорошо и летом 1949 года стал дипломированным инженером.
Комбинат.
Как странно, годы не отдалили, а приблизили прошлое. Я вижу себя ясно и четко. Солнце палит нещадно, 39 градусов в тени. Воздух дрожит, все видится как будто через некачественное стекло. От жары асфальт кажется влажным, и над ним стоит марево, напоминающее видения миража – представляется застывшим, разморенным и неспособным к движению. Однако город живет, люди, прячась в тени домов и деревьев, спешат по своим важным и неважным делам.
Я уже полчаса стою на открытой площадке перед билетными кассами и не знаю, что же дальше делать. В руках у меня зеленый железнодорожный билет в мягкий вагон поезда № 5 Ташкент-Москва. Сам по себе этот факт чрезвычайный, так как шел 1949 год, четвертый год после окончания Великой Отечественной войны, страна залечивала страшные раны разрухи, восстанавливала сожженные и взорванные города и села, жизнь возрождалась только-только. И вот прошло всего десять дней после защиты дипломного проекта, получен официальный вызов в Москву, и не куда-нибудь, а в Главное Управление атомной промышленности СССР. Атомная отрасль только зарождалась, и все было покрыто завесой строжайшей государственной тайны для всех.
Итак, еду в Москву в мягком вагоне. В купе двое военных – полковники, молодая женщина тридцати лет – архитектор, и я – уже инженер. Офицеры и архитекторша сразу организовали пульку в преферанс, пригласив из соседнего купе еще одного преферансиста. Я, лежа на верхней полке, отсыпался и время от времени участвовал в коллективном питании, на которое тратили деньги от преферанса. Я очень любил свинину, запеченную в фольге с чесноком и перцем, и часто покупал это блюдо у торговавших им на станциях женщин. Поездка была отличной, как бы завершением трудов праведных по дипломному проекту и его защите.
Жаркая , но не знойная Москва встретила звоном трамваев и бесконечными толпами людей на улицах. Казанский вокзал! Сколько таких , как я , принял ты и бросил в столичную “мельницу”! Адрес нашего главка засел в моей памяти накрепко и через сорок минут я уже стоял перед чиновником ведающим распределением молодых специалистов. “Повезло вам, юноша. “- сказал седой мужчина с орденской планкой, сидящий за скромным письменным столом, — Поедете в Германию, город Карлмарксштадт (ныне Хемниц). Но формально я должен спросить вас: согласны? Что, нет? Ничего не понимаю! Так , пожилые родители в Ташкенте и жена еще не закончила учебу. Вы хотите в Ленинабад-6 ? Имейте в виду — вам будет значительно труднее во всех отношениях. В комнате №3 получите направление на медицинскую комиссию, а в кабинетах 12 и 25 пройдете собеседования.”
Мне выдали командировочные и разместили в ведомственную гостиницу. В главке я получил билет до Ташкента, приличную сумму денег и пакеты. Один пакет должен был передать в ташкентское представительство комбината, а второй непосредственно начальнику управления кадров комбината полковнику Горюнову.

Источник.