Обретение. Мемуары Рафаэля Кислюка. Часть первая История

Лев Кислюк Ирина Щербина

Зачем я написал эту книгу

Что заставило сесть за письменный стол и начать писать, выуживая из памяти яркие и забытые факты, ощущения, впечатления, любовь и предательство, радости и горести? Ведь все это окружало меня всегда и никуда не денется. И, все-таки появились причины, заставившие взяться за перо.

Первая – это мои дети и внуки. Они, слушая рассказы о “делах минувших”, доходчиво объяснили мне, что не желают быть “Иванами родства не помнящими” и что если не для всех, то для них и для их будущих детей и внуков я обязан записать все, что помню. Причина вторая — мои соратники и друзья. Часто, особенно во время застолий, мы, перебивая и дополняя друг друга, начинали вспоминать такие лихие эпизоды из нашей жизни, что кажется, грех их не запечатлеть и не оставить потомкам. И третья. Я и сам чувствую, что пора собраться с мыслями и выплеснуть на бумагу все, что накопилось. А иногда прошлое “достает” тебя неожиданно, не выбирая места и времени. Просыпаешься ночью и переживаешь заново давно забытые события. Все возникает с новой силой. Правильно ли все было сделано, сказано, прожито? Хочется думать, что правильно.

Корни

О моих родителях можно долго рассказывать. Судьба их, как и судьба страны, была интересной и трагической.
Мой отец Давид Кислюк родился в городе Коростышев Киевской губернии и был шестнадцатым ребенком (самым младшим) в ортодоксальной еврейской семье. Дед занимался теологическими исследованиями Талмуда и даже писал какие-то научные работы. Семья была знаменита своей потомственной религиозностью и знаниями в этой области, так как род свой считала от царя Давида, а дед моего отца был цадиком – человеком святой жизни, исследователем и толкователем Торы. Существует семейная легенда о том, что прапрадед обладал даром исцелять больных своим прикосновением. Семья жила на помощь еврейской общины, заработки бабушки и старших детей. Нужда была кошмарная, но все дети ходили в хедер-религиозную школу, а некоторые впоследствии учились в Еврейской академии в Ковно (Каунас). Папа окончил эту академию в 16 лет и работал учителем детей сахарозаводчика Бродского в Киеве. Помните, в фильмах о “дореволюционной” жизни — чай Высоцкого, а сахар Бродского! Попасть к такому богатому хозяину было сложно, только по рекомендации ректора академии. Он был очень способный и обладал феноменальной памятью.
Старший брат отца Иосиф был профессиональным революционером и увлек отца социалистическими идеями. К 1905 году отец был убежден в необходимости революции и вступил в социал-демократическую партию. Рекомендацию ему давала знаменитая революционерка Розалия Землячка. В этот период его призвали в армию, воинская часть находилась на границе с Польшей. Все тяготы солдатской жизни отец переносил спокойно, он был крепко сложен, и очень смел. Все, что полагалось солдату, делал хорошо. Несмотря на то, что он был еврей, солдаты и командиры относились к нему хорошо. Учили русскому языку, математике и азам других светских наук.

Началась первая мировая война, и часть, где служил отец, плохо вооруженная и без боеприпасов, попала в окружение, а затем — в плен. Их увезли в Германию и там распределили по хозяйствам. Отец легко изучил немецкий язык, читал и писал на нем, был часто переводчиком в разного рода переговорах. Тогда немцы к пленным относились хорошо, многие из них жили как члены семьи, и после освобождения часть солдат и офицеров осталась в Германии.

В армии, а потом в плену, был у отца хороший друг. Никогда он не называл его имени. Дали они друг другу слово: что бы ни случилось, каким бы боком не повернулась судьба, — если один из них погибнет, второй позаботится о семье другого. В России в это время начиналась революция, и отец, возвратившись домой, принял ее всей душой и вступил в Красную Армию. Случилось так, что друг отца оказался среди белогвардейцев. В одном из сражений его взяли в плен красные и расстреляли. Осталась у него жена и маленькая дочь Машенька. Мама Машеньки умерла от горя и болезней. Мой отец забрал годовалую девочку, и она его дочкой и, впоследствии, моей любимой сестрой. Но это было уже потом, когда он женился.
В Челябинске он встретил свою судьбу – будущую жену и мою маму Гинду Городецкую. Высокую красивую блондинку, хорошо образованную по тем временам. Через месяц после знакомства они поженились и уехали в Ташкент, так как отца перевели в ЧК Туркестана.

Моя мама Гинда Симховна Городецкая родилась в 1897 году, в селе Гельмязове, Полтавской области. Отец ее был мельником, работящим и очень сильным физически. Ее мать и два брата и сестра жили в Ташкенте, а двое дядей с семьями — в Бухаре. Практически вся семья проживала в Средней Азии. Мама хорошо знала русский язык, грамотно писала и могла печатать на машинке даже вслепую (так учили). Она любила поэзию и много читала. Семья Городецких была большой и очень дружной, все как на подбор высокие, широкоплечие, голубоглазые.
Маму приняли на работу в штаб М. В. Фрунзе, где она стала управделами. Отца вскоре от ЧК направили в сегодняшний Таджикистан, в райцентр Джиликуль, что на реке Пянж. Об их жизни в Джиликуле можно поставить фильм не хуже, чем “Белое солнце пустыни”. Но один эпизод особенно похож на современные фильмы о басмачестве. Мой сын Лев и внучка Ирина попробовали взять достоверные факты и, снабдив их художественными подробностями, изобразить нечто вроде повести или киносценария про собственных предков. С их разрешения я включил рассказ в книгу.