Николай Остроумов: «Керенский ко мне относился неискренне…» Ташкентцы

Германов В.А. Николай Остроумов: «Керенский относился ко мне не искренне…»//Восток свыше. Духовное и литературно-историческое издание. Выпуск IV. Ташкент: Московский патриархат. Ташкентская и Среднеазиатская Епархия, 2002. С.34-38.

Пути русского востоковедения
Валерий Германов

Германов Валерий Александрович — кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института истории Академии наук Республики Узбекистан. Ассоциированный член Французского института по изучению Центральной Азии.

Когда я перебираю свои воспоминания о Туркестане, я иногда не без грусти думаю о том, как основательно забыты люди, играющие когда-то более чем заметную (научную) роль, даже при скромном служебном положении.

Письмо В.В. Бартольда — Н.П. Остроумову от 7 ноября 1926 года

17 ноября 1930 года в дачном поселке Никольском под Ташкентом скончался ссыльный магистр богословия Николай Петрович Остроумов.
Великий русский ориенталист академик Василий Владимирович Бартольд именовал вице-председателя Туркестанского кружка любителей археологии Остроумова «Патриархом туркестановедения».
Слово «патриарх» в «Толковом словаре живого великорусского языка», составленном Владимиром Далем, при переводе с древнегреческого, трактуется еще и в значении — «праотец», «родоначальник», «маститый и уважаемый глава семейства». Именно таким я всегда представлял его себе. Иным он, наверное, и не мог быть…

Родился Николай 15 ноября 1846 года в семье протоиерея в Тамбовской губернии. Двенадцати лет отроду был принят в Шацкое уездное Духовное училище, где учился в течение двух лет. Затем — с 1860 года по 1866 год — учеба в Тамбовской Духовной семинарии. Завершает свое образование Николай Остроумов в Казанской Духовной академии. Здесь, в академии, с 1866 по 1870 год он изучает татарский и арабский языки. По окончании академии, где его ближайшими учителями были Н.И. Ильминский и Г.С. Каблуков, он был допущен для чтения в ней лекций. Вскоре же Н.П. Остроумов становится преемником Н.И. Ильминского в должности доцента на его кафедре. Одновременно Николай Петрович преподает в Казанской Духовной семинарии и Казанской учительской семинарии. В Казани же публикует свои первые богословские статьи.
Со временем, он все больше и больше проявляет интереса к углубленным занятиям археологией. И хотя в 1872 — 1874 годах Николай Петрович Остроумов преподает историю и географию, в 1877 году он уже представляет Казанскую Духовную академию и на Всероссийском археологическом съезде, который состоялся в том же году в городе Казани¹ .
В 1877 году Остроумов получает назначение на должность инспектора народных училищ в Ташкент, еще через два года становится директором Ташкентской учительской семинарии, а через десять лет после этого — он директор мужской классической гимназии.
Здесь судьба сводит его со старым знакомым — Федором Михайловичем Керенским, которого он знал по Казани, когда тот еще был студентом Казанского университета по историко-филологическому факультету. Федор Керенский приходил иногда в Казанскую Духовную академию к своим родственникам-академистам из Пензенской Духовной семинарии. В этой семинарии и сам Федор получил в свое время среднее образование. И вот теперь — Ф. Керенский, отец будущего главы правительства России, в Туркестане. И он — главный инспектор училищ… Николаю Петровичу придется служить под его началом двадцать лет.
Между тем, гимназист Александр Керенский посещает гимназию, где директор, не подозревая о роли, какую его беспокойный воспитанник сыграет в Русской революции, фиксирует в своем дневнике свои впечатления о нем…
Да и первое впечатление о встрече со всей семьей третьего главного инспектора училищ в Туркестанском крае Федора Михайловича Керенского Николай Петрович также скрупулезно зафиксировал в своем дневнике, который, кстати, он вел на протяжении всей своей жизни:
«Среда, 28 июня 1889 года. В этот день прибыл в Ташкент гл. инспектор училищ Ф.М. Керенский с семьей, состоящей из жены его и пятерых детей (три дочери и два сына). При детях находились гувернантка и няня… Приехали они из Самарканда в двух экипажах на почтовых лошадях, в сопровождении заведующего Самаркандским городским училищем Митропольским, окончившим курс в Московском Лазаревском институте восточных языков… Я руководствовался чувством служебного долга, как исполнявший обязанности гл. инспектора и как русский туркестанец, приветствовавший на туркестанской окраине России нового русского культуртрегера с солидным учебным и служебным прошлым. Прежние «старые туркестанцы» отличались искренним радушием при встречах со вновь приезжавшими из России сослуживцами, и я надеялся встретить в лице Керенского казанца по образованию и учебной службе. В лице самого Керенского я встретил мужественного, лет в 50, мужчину не совсем великороссийского типа; жена его имела нездоровый вид. Оба супруга были молчаливы, неприветливы и отнеслись ко мне с испытующим взглядом. Дети Керенских не отличались цветущим здоровьем и свойственной детям жизнерадостностью. Не встретив отклика на свое простодушие, я долго не задержал вновь приехавших россиян…
Ко мне лично Керенский, в продолжение всей службы в Ташкенте, относился не искренне, иногда, даже двусмысленно: когда я был нужен и полезен для него, не знакомого с мусульманством и с мусульманским школьным образованием, он был внимателен ко мне, а когда в моих специальных знаниях он не встречал надобности, тогда он давал понять, что я, как «не-классик» по образованию, не на своем месте в классической гимназии и что в Ташкенте я был назначен исключительно для инородческого образования… Когда скончался в Казани директор учительской семинарии, Керенский сказал мне, что в Казани продолжают считать меня именно заместителем должности покойного Ильминского! Но я уже не стремился к возвращению в Казань, где со времени моего отъезда в Ташкент существенно изменились взгляды на образование крещеных инородцев и приемником Ильминского уже считался представитель учительской семинарии Бобровников, исполнявший директорскую должность со времени предсмертной болезни Ильминского»² .
Весьма любопытна запись из дневника Н.П.Остроумова, характеризующая юного Александра Керенского:
«Ученик Ал. Керенский, способный и шаловливый мальчик, любимец отца и матери, занялся на уроке чистописания составлением списка сподручных товарищей, с которыми он, как атаман, приготовлялся сделать по окончании уроков нападение на гимназистов первого и второго классов… Учитель чистописания заметил, что уч. Керенский занимается во время уроков посторонним делом, отобрал у него нелегальный список и передал его ст. испр. обязан. инспектора, а тот предъявил список мне и настаивал на записи проступка уч. Керенского в его ученический дневник, к сведению родителей. Зная непомерное самолюбие отца и матери уч. Керенского, я советовал инспектору ограничиться словесным внушением ученику, но инспектор настоял, чтобы записать об этом проступке в дневнике ученика, как это практиковалось в гимназии относительно всех учеников гимназии… Когда Саша Керенский пришел домой и показал родителям свой дневник с упомянутой записью, то вызвал у родителей необыкновенное возбуждение, о котором я мог судить по последующему объяснению гл. инспектора со мной, как директором гимназии. Я был немедленно вызван к Керенскому, как гл. инспектору, для выяснения записи в дневнике его сына.
Когда я пришел в квартиру Керенского, то встретил его в возбужденном от огорчения настроении и наслушался от него разных укоризненных возгласов и причитаний, вроде следующих: «Что же это такое! Все члены моей семьи, даже другие дети и старушка-няня, были растроганы до слез гимназической записью в дневнике нашего сына… Эта запись так огорчила всех нас и так необыкновенна, что я сохраню ее вместе с дневником для истории»…
Я не мог уяснить себе, какое значение для истории может иметь столь обыкновенная заметка в ученическом дневнике… Если он имел в виду историю Ташкентской гимназии, то этот случай очень мелочен. Я пытался успокоить возбужденного родителя, но не умолчал, что уч. Керенский — мальчик способный, но шаловливый и позволяет себе кривляться за спиной учителей, когда они отходят от его парты, что во время перемен между уроками он воспроизводит их походку и манеры, а учителю класса Любомирскому, когда он проходит мимо, грозит в спину пальцами.
Отец молча выслушал меня, но при последнем моем замечании не выдержал и снова сильно горячился. Тогда я сказал, что видел, как его сын кривлялся, когда я проходил мимо приготовит(ельного) класса вместе с отцом ученика. Самолюбивому отцу не понравилось сказанное мною, и он иронически повторил мое выражение «пародирует»…
Расстались мы холодно, без каких-либо начальнических предупреждений мне на будущее время. Но когда я возвратился на свою квартиру, то невольно припомнил избалованность ученика Керенского: были случаи, когда Саша, в присутствии своих родителей, школьничал над секретарем Управления учеб. заведениями (Недерица), приходившим со мной к его отцу. Однажды шаловливый мальчуган за спиной секретаря не только кривлялся, но и пальцами касался волос на голове секретаря, когда тот сидел за чайным столом. Отец, конечно, этого не видел, секретарь Недерица был молчалинского типа.
Не ожидал я от гл. инспектора Керенского, столько лет служившего в разных гимназиях (Казанской, Вятской и Симбирской), такой непедагогической невыдержанности, когда дело коснулось шалостей его любимца-сына»³ .
Известный среднеазиатский археолог, основатель среднеазиатской археологической школы М.Е. Массон писал о Н.П. Остроумове:
«В 1896 г. ташкентцы наслаждались чудесной ранней весной. Было еще начало марта, но фиалки в садах уже отошли. Солнце ласково пригревало, и под действием его живительных лучей пробудившиеся соки растений давно одели зеленым флером деревья и кусты городских насаждений. В скверах, парках и садах с шелестом от дуновения мягкого ветерка сливались по особому звучащие голоса птиц.
По случаю воскресного дня во дворе Ташкентской мужской гимназии тихо. Вернувшись от обедни, директор, магистр богословия и ориенталист Николай Петрович Остроумов сидит на свежем воздухе у своей казенной квартиры при гимназии. Из кухни доносятся запахи готовящихся азиатских блюд. Это в связи с тем, что директор сегодня ждет гостей из Старого города. Он состоит членом «товарищества» из четырнадцати человек, устраивающего «гапы», то есть беседы. Среди них русский только один Николай Петрович. Остальные все — узбеки и таджики. И сегодня его очередь организовать «гап» у себя. Гости начнут съезжаться к часу дня. В два подадут чай, сладости, потом разное угощение с традиционным палау, а затем за новым чаем начнется и самый «гап». Может быть, кто-нибудь выступит с инсценировкой, как в прошлый раз, когда двое участников разыграли сценку даже с изображением животных. Особенно любит Николай Петрович муллу Махтума и муллу Олима, со слов которых всегда можно записать много интересного из жизни, быта, фольклора и истории разных народностей Туркестанского края»⁴.
С именем Николая Петровича Остроумова связано основание в Ташкенте Туркестанского кружка любителей археологии. В 80-е годы XIX века в Туркестане у некоторых военных, чиновников, учителей, врачей, действующих в одиночку или организационно связанных с существовавшими здесь научно-краеведческими организациями, проявился интерес к историко-культурному изучению прошлого края. Среди них особо выделялся директор Ташкентской мужской гимназии Остроумов, являвшийся уже членом-корреспондентом Российской Императорской Археологической комиссии в Петербурге и Московского археологического общества.
До 1886 года в Туркестанском крае не производилось самостоятельных раскопок и систематических археологических исследований. Случайные находки большею частью только описывались, а затем найденные предметы, или только рисунки и фотографии, пересылались в Императорскую Археологическую комиссию. В крае не было ни лица, ни учреждения, которые имели бы с Археологической комиссией постоянные и при том официальные сношения и представляли бы из себя представителя или местный орган этой комиссии. В 1886 году Н.П. Остроумову Российской Императорской Археологической комиссией было предложено принять на себя эти сношения для содействия в разыскании и сохранении местных древностей, случайно находимых древних вещей и монетных кладов. С этого времени начинаются непосредственные контакты Российской Императорской Археологической комиссии со своим сотрудником в Туркестанском крае. Комиссия регулярно обращалась к Н.П. Остроумову с запросами по тому или иному поводу, поручала ему произвести раскопки в местах нахождения древностей, снабжая его необходимыми денежными средствами⁵ .
11 декабря 1893 года на заседании Туркестанского отдела Русского Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии последовали выступления Н.П. Остроумова и находящегося тогда в Туркестане В.В. Бартольда «по части археологии».
«В нашем крае, — говорил Остроумов, — находится необъятное количество археологических памятников в виде курганов, особого рода насыпей, по-видимому, стратегического значения, городищ и развалин городов, — памятников, оставшихся от различных исторических эпох, начиная с эпохи, современной Геродоту. Рука времени и стихийные силы природы разрушали понемногу эти остатки старины. Со времени русского господства в крае площадь возделываемых земель в нем сильно возросла и продолжает увеличиваться. Вместе с тем и археологические памятники при постройке зданий и запашках полей уничтожаются, и много дорогого для науки материала исчезает бесследно. К этому присоединяется и хищническое истребление этих же памятников, проявляющееся в искании кладов и драгоценностей»⁶ . В своем резюме докладчик призвал к принятию мер к охране памятников старины в Туркестанском крае.
В.В. Бартольд рассказал участникам заседания о собственных археологических изысканиях 1893 года и указал «на важное значение работ местных деятелей на поприще археологии», выражая надежду, что исследование памятников искони культурной и оседлой Трансоксианы» может быть частично осуществлено местными работниками»⁷ .
Тогда же произошел оживленный обмен мнениями, и было решено сформировать в Ташкенте археологический кружок. Незамедлительно был составлен устав кружка.
Сохранилось письмо туркестанского генерал-губернатора генерал-лейтенанта барона А.Б.Вревского на имя директора Ташкентской мужской гимназии Остроумова с извещением, что вследствие ходатайства последнего от 2 сентября 1894 года и по представлению министру народного просвещения последовало утверждение устава Кружка, Остроумову рекомендовалось «сделать зависящие распоряжения о приведении в действие этого устава»⁸ .
Само существование Туркестанского кружка любителей археологии — первого востоковедческого научного центра в Средней Азии, изучавшего помимо археологии, религию, историю, этнографию, географию, языки народов Туркестана и сопредельных стран с момента его создания в декабре 1895 года и до его роспуска в 1918 году составило целую эпоху среднеазиатской историографии.
Работами членов кружка интересовались многие зарубежные ученые. Например, известный путешественник по Средней Азии ориенталист Вамбери переписывался с вице-председателем кружка Н.П. Остроумовым и в своей статье о населении Средней Азии напечатал собранные и опубликованные Остроумовым местные пословицы⁹ .
Известный шведский ученый, член Стокгольмской королевской Академии изящных искусств в письме на имя Н.П. Остроумова писал:
«Имею честь направить Вам три первых выпуска большой работы по коллекции, которую я сделал во время моего путешествия по Центральной Азии и Турции и по другим областям Востока. Я прошу их принять как выражение чувств признательности за ту вежливость, которую мне оказывали в России и, главным образом, в Вашем городе. Время, которое я провел в Туркестане, останется для меня самым милым воспоминанием в моей жизни. Я буду очень счастлив в тот день, когда смогу туда вернуться»¹⁰ .
Октябрьский переворот 1917 года Николай Петрович не воспринял, до конца дней относясь к нему отрицательно, все более и более уходя в молитвы и размышления, все больше и больше времени посвящая искреннему служению Богу. Своих настроений он не скрывал ни в дневниковых записях, ни в разговорах с окружающими и вскоре почти на четыре года удалился из Туркестана в родное село Сасово Тамбовской губернии… Так, по сути и была завершена его жизнь.
Он еще возвращался в Туркестан, он еще продолжал и прежние ученые занятия. Но на службу в советские учреждения, помня его «дореволюционное прошлое» и зная о нынешних религиозных убеждениях, Н.П. Остроумова не взяли. «Лучший знаток ислама в Туркестане», по выражению В.В. Бартольда, он лишь иногда привлекался в качестве консультанта и лектора по истории Туркестана и по исламоведению…

Примечания:

1 См.: Историческая записка о состоянии Казанской Духовной академии после ее преобразования 1870-1892. — Казань, 1892. С. 439 — 443. См. также: Николай Петрович Остроумов. Историография общественных наук в Узбекистане. Биобиблиографические очерки. Составитель Б.В. Лунин. Ташкент: Издательство «Фан» Узбекской ССР, 1974. С. 259-271.
2 Федор Михайлович Керенский (третий главный инспектор училищ в Туркестанском крае). По записям дневника Н.П. Остроумова за время 1889 — 1900 гг. Ташкент, 1928. Машинопись 107 с. Личный архив историка В.А. Германова. С. 4,7.
3 Там же. Л. 48, 49, 50.
4 Массон М.Е. Рудник погибели (Из истории первых лет деятельности Туркестанского кружка любителей археологии). Фрунзе: Издательство «Кыргызстан», 1971. С. 3,4.
5 Лыкошин Н.С. Очерк археологических изысканий в Туркестанском крае до учреждения Туркестанского кружка любителей археологии//Протоколы Туркестанского кружка любителей археологии. Т. I. Ташкент, 1896. С.37-38.
6 Протоколы Туркестанского кружка любителей археологии. Т. I. Ташкент, 1896. Вкладной лист. С.1.
7 Открытие Туркестанского кружка любителей археологии 11 декабря 1895 года. Ташкент, 1895. С. 5-6.
8 Центральный государственный архив Республики Узбекистан. Ф. И-71. оп.1. Д.1. Л.1.
9 Остроумов Н.П. Памяти Арминия Вамбери//Протоколы Туркестанского кружка любителей археологии. Т. XVII. Ташкент, 1913. С.97.
10 //Протоколы Туркестанского кружка любителей археологии. Т. III. Ташкент, 1897-1898. 16. XI. 1898. С. 135.

http://www.pravoslavie.uz/Izdat/vostok4/04.htm