Чимкентский бунт История

Данил Шемратов, «Караван», 14 февраля 2003 года.
Гриф секретности с чимкентских событий 12 июня 1967 года не снимался даже в разгар горбачевской гласности. И до сих пор официальные органы предпочитают не вдаваться в подробности тех давних событий. Официально зачинщиками «массовых беспорядков» так и принято считать «английских шпионов», затесавшихся в ряды чимкентских водителей…

Жаркое лето 67-го

К чему приводит вытрезвитель

Документально установить истинную причину, из-за которой начался чимкентский бунт 67-го, сейчас уже вряд ли возможно. Однако по воспоминаниям многих коренных чимкентцев, которым пришлось пережить события 35-летней давности, все началось после того, как в городском вытрезвителе умер молодой парень-водитель. О его смерти на следующее утро сообщили в автоколонну, где он работал.
К тому времени среди чимкентских таксистов и водителей междугородных транзитных перевозок уже появилось недовольство городскими правоохранительными органами: раздражали бесконечные поборы гаишников и так называемые «хмелеуборочные» милицейские патрули, отлавливавшие по городу подвыпивших граждан.
На известие о смерти товарища шоферы отреагировали активно. Тут же собралась группа из нескольких работников автоколонны, которые отправились к городскому управлению милиции добиваться встречи с руководством УВД и получить объяснения, как мог умереть парень в расцвете лет и полный сил.
Однако руководство Чимкентского УВД отнеслось к делегатам по-жандармски. Никто из высоких чинов на встречу не вышел. А как передали этот отказ водителям старшины и лейтенанты, дежурившие в милиции, догадаться несложно.

После такого приема за какой-то час вокруг здания городского УВД собралась огромная толпа разбушевавшихся людей.

Начальство спасалось первым

Вспоминает непосредственный свидетель тех событий, ветеран войны, заслуженный ветеран МВД Герой Советского Союза Карабай Калтаев:
— Я тогда работал в милиции участковым. И как раз в тот день был в городском управлении милиции «Озеро» — так оно тогда называлось. Окна кабинета, в котором мы находились, выходили во внутренний дворик, и мы не сразу узнали о происходящем. Но потом по коридору пробежал дежурный, крича, что началась осада здания. Мало что соображая, мы выходили в коридор. И тут я услышал звон бьющихся стекол — со стороны улицы в окна УВД полетели булыжники и бутылки. Потом уже смутно помню происходящее — я прошел всю войну, получил все три степени ордена Славы. Однако такого ужаса и какой-то безысходности мне не пришлось переживать ни до, ни после тех дней. Было ощущение настоящей войны, но против тебя шли не фашисты, а наши, советские люди. И, конечно, пережить такое не пожелаешь и врагу.
Растерянность передалась и нашему руководству — мне пришлось в этом убедиться лично. Меня, как кавалера трех степеней, тут же вызвал заместитель начальника. Дал мне ключи от арсенала и приказал немедленно собрать и запереть оружие всего личного состава — «а то еще попадет к бунтовщикам!» Я заметил, что начальника УВД уже в его кабинете не было.
Между тем шум гудящей толпы на улице был слышен уже повсюду, по крикам можно было судить, что уже начали кого-то избивать. Штурм здания шел полным ходом. Тут, конечно, следовало занимать оборону, полностью вооружать личный состав. Но, следуя приказу, наши работники, наоборот, стали сдавать свое табельное оружие. Возможно, это отчасти и помогло. Но, видимо, некоторые милицейские «макаровы» в руки бунтовщиков все же попали. Потому что очень скоро раздались выстрелы.
…Число осаждавших здание все увеличивалось. Они взбирались на деревья и закидывали в окна бутылки с бензином и керосином. Через мегафон раздавались требования бунтовщиков, пересыпаемые матом: «Сдавайтесь! Выходите и выносите нам оружие. Мы всех вас знаем, знаем ваши дома и родных! Если не подчинитесь, мы приведем сюда ваших родственников и будем пытать!»
По некоторым свидетельствам, на улицах, ведущих к УВД, начали сооружать баррикады, основой служили перевернутые машины и автобусы.
Карабая Калтаева:
— Внешняя дверь в УВД была закрыта, на окнах первого этажа стояли толстые решетки. Поэтому бунтовщики не могли вначале проникнуть в здание. Многие милиционеры, пытаясь бежать, начали выпрыгивать через окна со второго этажа. Но их тут же ловили, волокли к фасаду здания и здесь попросту растаптывали.
Я успел выскочить во внутренний дворик и нашел в коляске стоящего здесь милицейского мотоцикла «Урал» рабочий комбинезон. Быстро в него переоделся и только этим спасся. Потому что в этот момент послышался треск выворачиваемых дверей, и в здание хлынул поток озверевших людей. Избивали только тех, кто был в форме. Однако, что интересно, милицейского арсенала бунтовщики, видимо, так и не нашли. Во всяком случае, насколько я знаю, огнестрельного оружия у бунтовщиков были считанные единицы. А если бы они открыли арсенал, то там бы хватило вооружить не одну сотню. Кто знает, сколько бы еще крови пролилось…

«Бастилия» не пала

Когда бунтовщики заняли здание городской милиции, у них появилась идея прорваться в городскую тюрьму и освободить заключенных. Тем более что здание тюрьмы одной стеной примыкало к территории городской милиции. Толпа осаждающих хлынула к тюремным стенам.
В это время находившиеся в заключении зеки уже, по всей вероятности, были в курсе о «грандиозном шухере за стенкой». Из камер, расположенных на верхних этажах тюрьмы и стоящих прямо напротив окон УВД, зеки кричали бунтарям: «Освобождайте нас! Мы вам поможем!»

…Из воспоминаний полковника милиции в отставке Леонида Петровича Савина, служившего в те годы в чимкентском следственном изоляторе:
— С утра начальник следственного изолятора полковник Васильченко проводил совещание с личным составом. Вдруг его пригласили к «вертушке». Минуту он молча слушал, а потом приказал собрать весь личный состав в Ленинской комнате. Нас всех взяла оторопь. А когда собрались, он сделал короткое сообщение: «Нападение на городскую милицию, по СИЗО объявляется боевая тревога!»
Больше ничего объяснять не стал, но, наверное, и сам толком не понимал, что же случилось. Мы же, рядовые работники СИЗО, восприняли ситуацию однозначно — началась война! В общем, стали готовиться к самому худшему. Хотя у каждого на душе было множество вопросов — как так война пришла сразу в наш Чимкент, город глубокого тыла? Где пограничники, где войска? В конце концов, мы в то время всерьез готовились к атомной войне, а тут оказалось, что атакована только городская милиция, а про другие пункты ни слова. В общем, на душе сплошные черные мысли. И они скоро начали оправдываться -выяснилось, что в Чимкенте бунт и бунтовщики готовятся штурмовать тюрьму…
Во второй половине дня осада полностью переместилась к стенам следственного изолятора. Здание городской милиции уже пылало вовсю, но ни один пожарный расчет сюда добраться не смог. А одна из автомашин противопожарной службы — мощный ЗИЛ — была захвачена бунтарями и использовалась для штурма СИЗО.

Один из бунтовщиков сел за руль военизированного автомобиля и, на большой скорости дав вираж по узкой улочке, протаранил ворота и часть стены следственного изолятора.
Вооруженные металлической арматурой, палками, камнями, а отчасти и пистолетами, люди ринулись в образовавшийся проем.
Но здесь их встретили шквалом огня тюремные охранники.
Вначале они стреляли в воздух. Но толпа уже ворвалась во внутренний дворик тюрьмы, и тогда сотрудники внутренней службы открыли огонь на поражение.
Леонида Савина:
— Среди работников СИЗО было много женщин. Они в основном несли обслуживающие функции, хотя и были в должности капитана, а то и майора. Но должен отметить, что в момент осады именно женщины проявили самое настоящее мужество и стойкость…
По некоторым данным, среди работников СИЗО также началась паника, и несколько постов было покинуто. Сюда и добралась первая волна бунтарей, которые все же смогли проникнуть в коридоры тюрьмы, ведущие к камерам с заключенными. Зеки, видя близкое освобождение, сами открыли свои камеры и вышли в коридоры!
Но тут-то и появилась та легендарная работница СИЗО, которая одна, то ли из автомата, то ли из пистолетов, открыла пальбу в обе стороны. Этим она заставила отступить и бунтарей, и зеков, сохранив контроль внутри зоны.
А затем ей на помощь подоспели охранники, которые уже пришли в себя после первого шока от столь активного враждебного натиска.
Эта женщина, как утверждают некоторые работники СИЗО, впоследствии была награждена медалью «За отвагу» и с большим повышением переведена на службу в учреждение на «другом меридиане СССР». Имя отважной женщины, как обычно, осталось абсолютным секретом для страны. Впрочем, не исключено, что образ этой женщины стал собирательным, отражающим факт, что в защите чимкентского СИЗО женщины-охранники проявили себя гораздо решительнее и тверже, чем мужчины.
Как бы то ни было, но чимкентская «зона» оказалась гораздо более организованным и неприступным бастионом, который бунтовщики, даже окрыленные победой над городской милицией, взять не смогли.

Удар по Чимкенту

Естественно, информация о событиях, происходящих в районе чимкентского «Озера», немедленно была доложена наверх, руководству Советского Союза.
Уже во второй половине дня в Чимкент вошел взвод бронетанковых войск Туркестанского военного округа (БТРы, БМП и, по некоторым сведениям, даже танки), дислоцировавшегося тогда в 10 км от Ташкента (как его называли чимкентцы, «ташкентский эскадрон»). А спустя еще пару часов прибыл полк солдат сухопутных войск Туркестанских вооруженных сил. По некоторым сведениям, введение войск в Чимкент оказалось полной неожиданностью для местных властей, которые «танков не вызывали».
Однако руководство Чимкентом, судя по всему, перешло уже совсем в иные руки, о чем местное начальство могли и не предупредить. В Чимкент тогда прибыл замминистра внутренних дел КазССР Тумарбеков, которому специально протянули отдельную прямую линию связи с министром МВД СССР Щелоковым. И, опять по неофициальным данным, Тумарбеков был далеко не единственным высоким чиновником, командированным в те дни в Чимкент.

Подавление бунта было проведено грамотно и жестко. При этом армию не противопоставляли населению открыто.
Бронетанковые войска просто подвели к толпе осаждающих и предупредили, что начнут огонь на поражение. К тому времени пыл осаждающих, многие из которых были пьяны, уже иссяк — более пяти часов они провели в битвах. К тому же они получили решительный отпор у стен СИЗО и умирать у стен тюрьмы в их планы, скорее всего, не входило. Поэтому, когда бунтовщики увидели направленные на них дула орудий бронемашин и танков, толпа вокруг тюрьмы рассосалась буквально в течение минут.
Но, по некоторым сведениям, столкновения войск с бунтовщиками все же были — к вечеру солдаты из полка пехоты, разгоняя зевак из района «Озера», действовали настолько активно, по словам одного из сотрудников органов внутренних дел, что даже сломали челюсть одному из сексотов КГБ, приняв его за бунтовщика. Сотрудники госбезопасности наблюдали происходящее с самого начала и «изнутри», находясь среди бунтовщиков, но предпочли не вмешиваться. Вначале потому, что «инцидент не заслуживал внимания», а затем «конфликт перешел рамки возможного оперативного реагирования». После того, как выяснился масштаб беспорядков (а это стало ясно уже спустя час после атаки на горУВД), у сексотов КГБ было только одно задание — фотографировать всех участников бунта, не вмешиваясь в происходящее. В таких случаях КГБ всегда любил наблюдать, нежели действовать. Ожидая, что главный удар примут на себя сотрудники МВД или армии, и предпочитая действовать адресно и не спеша, потом, когда все утихнет.
Если рассказы о том, как исчезала толпа от стен тюрьмы, корреспонденту «Каравана» еще удалось собрать, то сведений обычных наблюдателей о том, что происходило внутри «кольца» (ул. Советская — «Озеро» — проспект Коммунистический) тем же вечером, найти не удалось — наблюдателей там просто не было. С шести часов вечера весь центральный район Чимкента оцепили войска, и вход туда был категорически воспрещен. В тот день движение автомобильного транспорта в городе было блокировано.

Карабая Калтаева:
— Выбравшись из горУВД, я по улице Крегера пошел в сторону Центрального парка. Здесь провел всю ночь. Утром увидел, как по улице Советской идут в полной амуниции солдаты. Их было много. Я начал пробираться к себе домой — я жил почти на другом конце города. И добрался около 12 часов дня. Тут узнал, что соседи спрятали мою жену и детей у себя — боялись, что бунтовщики доберутся до моего дома. Зарево пожара от гормилиции было видно даже здесь всю ночь. Мои дети так запомнили это событие, что никто из старших сыновей так и не пошел служить в милицию! Только младшая дочь продолжила дело отца…

Членов семьи Карабая Калтаева действительно прятали соседи, не желавшие, чтобы «хулиганы и разбойники расправлялись с нашей милицией». И это не единственный случай, когда на защиту работников милиции вставали сами чимкентцы. Так, например, в самый разгар бунта на центральном перекрестке проспекта Коммунистического и улицы Советской продолжал стоять и регулировать прекратившееся движение чимкентский постовой «дядя Сережа» — самый знаменитый чимкентский регулировщик с чапаевскими усами Саидакбар Сатыбалдиев. В этот день его, стоящего, как обычно, на своем посту, не раз предупреждали сами водители и таксисты: «Началась заваруха, тебе лучше уйти». Но он оставался дежурить в самом центре города. И хотя он находился в считанных метрах от центра бунта, никто из бунтовщиков и не подумал обижать чимкентского регулировщика, который «стоит не взятки брать, но движение разводить».

На следующий день

Уже на следующий день обстановка в городе нормализовалась — возобновилось по графику движение транспорта, работа всех других учреждений. Чимкентский бунт закончился в один день. Единственным напоминанием о недавних событиях стали похороны водителей, погибших во время бунта.
Точное количество жертв и раненых ни с той, ни с другой стороны никогда официально не называлось. Однако спустя три дня после жутких событий по Чимкенту прошла траурная процессия похорон жертв чимкентского бунта. КГБ и милиция в те дни специально предупреждали водителей таксомоторных парков и автоколонн не устраивать эскортов погибшим коллегам. Мало того, по начавшемуся следствию было арестовано много водителей такси, автобусов и грузовиков. Тем не менее, несмотря на запреты, шоферы проявили солидарность с погибшими товарищами. К веренице катафалков — грузовиков с гробами погибших — по дороге присоединялись десятки автомобилей, которые с непрерывными гудками и зажженными фарами следовали до самого кладбища…

…А между тем для сотен чимкентских семей испытания только начинались.
В домах водителей, таксистов, дальнобойщиков в те дни происходила примерно одинаковая картина: приходили люди в штатском и предъявляли свои весьма значительные удостоверения работников спецслужб, а затем показывали членам семей фотографии, сделанные на месте событий.
И на этих высокопрофессиональных снимках отчетливо были изображены отцы семейств, братья или сыновья, участие которых в июньских событиях благодаря этим фото не вызывало сомнений. Они были запечатлены в моменты, когда бросали бутылки в сторону УВД, избивали милиционеров, прорывались внутрь городского УВД или тюрьмы. Единственное, что спрашивали визитеры: «Можете ли вы опознать своего родственника?» Практически все жены, сестры и матери, к которым приходили люди в штатском, опознавали своих. Те редкие попытки, когда родственники пытались выгородить участников штурма, очень быстро выявлялись из-за показаний других родственников и знакомых. Как правило, после этого заступившегося арестовывали. А родственники узнавали о его судьбе лишь спустя месяцы, когда к ним приходило письмо из «мест не столь отдаленных».

Точное количество людей, которые были обвинены и осуждены из-за участия в июньских событиях, тоже никогда не сообщалось официально. И вообще на любые упоминания о чимкентских событиях в июне 1967 года был наложен строжайший запрет.

Однако в архивах городского и областного судов Южного Казахстана в те годы отмечается резкий всплеск дел, рассмотренных по статьям «злостное хулиганство» и «сопротивление властям». Причем преимущественно вся эта «хулиганка» проходит под грифом «Секретно», без указания срока давности. Единственное, что удалось узнать, — таких дел в архивах южноказахстанских судов за период сентября — декабря 1967 года более тысячи!

Учитывая, что для расследования уголовного дела по «хулиганке» следствию требуется два-три месяца, а подозреваемое лицо было разыскано и задержано, получается, что в июне-августе в Чимкенте была задержана как минимум тысяча злостных хулиганов. Сейчас, когда среднестатистические показатели криминальных типажей, как правило, на порядок (то есть в десять раз) превышают средний уровень преступности советского периода, редко когда регистрируется сто «хулиганок» в месяц. Тем более редко за месяц задерживают более ста разыскиваемых преступников (этот показатель даже при суммарном учете пойманных хулиганов, воров, убийц и прочего криминала абсолютно не реален в «нормальных условиях»).
Так что вполне обоснованно говорить, что все эти осужденные и были людьми, обвиненными в бунте 1967 года.

Во всем виноват мировой империализм

Карабая Калтаева:
— Нам в милицию сообщили, что следствие выявило зачинщиков бунта. Оказалось, что в одной из автоколонн работал… агент английской разведки. Он был фронтовик, бывший подполковник, но во время войны попал в плен. А освободили его союзнические войска, которые и передали его нашим. Но сначала он был завербован английской разведкой. Следствие установило это так: в тот же день, когда в Чимкенте начались беспорядки, об этом сообщило английское радио…

Сообщили о результатах официального расследования причин чимкентского бунта исключительно среди силовых и партийных структур советского аппарата. Конечно, найти крайних было необходимо. И в разгар «холодной» войны зачинщиками чимкентского бунта могли быть только «агенты иностранных разведок». Но, видимо, советское руководство уже тогда хорошо понимало, что подобными толкованиями можно «кормить» в лучшем случае работников госаппарата. Для публики же, тем более чимкентцев, подобная трактовка не выдерживала никакой критики. Поэтому для общественности всякая информация по чимкентскому бунту осталась просто совершенно засекреченной.

Тем не менее государственный аппарат сделал необходимые выводы. «Контора Глубокого Бурения» в те дни провела одно из самых тщательных и доскональных расследований причин бунта. Причем не только среди участников, но и по другую сторону баррикад. Практически все руководство Чимкентского УВД было снято и уволено со своих должностей по самым нелицеприятным статьям. Многие из гаишников и милиционеров оказались на скамье подсудимых по обвинениям в преступлениях, совершенных ими задолго до июня 67-го. В чимкентскую милицию «для усиления кадров» было переведено на работу огромное количество чекистов.

Еще одно абсолютно засекреченное имя — «агент английской разведки», якобы организовавший бунт в Чимкенте в 1967 году. По словам К. Калтаева, он был сразу же вывезен за пределы Чимкента, где его судили. Каким был срок — все это покрыто завесой тайны. Вместе с ним пособниками в организации бунта якобы были признаны еще около десяти человек, которых на БТР в сопровождении усиленной охраны конвоировали в Ташкент, где и прошел закрытый суд. Их имена и судьбы также неизвестны.
Ни один из участников чимкентского бунта не был реабилитирован, так как все они совершали в совокупности и уголовные деяния, которые были доказаны судом, и реабилитации не подлежали…

Источник