Фарид Сейфуль-Мулюков – внук Гали Ахмедовича Яушева… История Ташкентцы

Пишет Олег Николаевич.

После рассказа об одном из богатейших людей Ташкента Юсуфе Давыдове мне захотелось рассказать и о других незаурядных бизнесменах, работавших в Туркестане в дореволюционный период, чьи имена на слуху у любителей старины… и когда я начал собирать факты о знаменитом купце Яушеве, чей торговый пассаж украшал центральную улицу нашего города, оказалось, что род его не угас и его потомки были людьми заметными и очень известны… Далее об одном из них…, ну а о купце Яушеве – это будет продолжение…

Встречался этот известный всей нашей стране — и не только ей — журналист-международник с президентами, королями, премьерами и множеством других самых разных людей. Они были ему интересны. Но его блистательные фильмы-репортажи и фильмы-исповеди, статьи и книги не стали бы таковыми, если бы он и сам не был интересен своим героям…

Люди старшего и среднего поколений знали его в лицо. И воспринимали если и не как члена семьи или соседа, то уж, во всяком случае, как доброго знакомого.

Фарид Мустафьевич Сейфуль-Мулюков – журналист — международник. Элита профессионального сообщества. Предмет зависти студентов факультетов журналистики… Его биография настолько многопланова и насыщена событиями, что без «объективки» не обойтись…

Итак, он родился 19 ноября 1930 года в городе Ташкенте. Отец, Мустафа Камалетдинович, стал жертвой сталинских репрессий. Посмертно реабилитирован в 1957-м.
После войны Фарид Мустафьевич поступил в Московский институт востоковедения, который с отличием закончил в 1954 году. После окончания института работал в журнале «Международная жизнь», затем в Издательстве восточной литературы и в журнале «Современный Восток». В 1959 году Сейфуль-Мулюков был приглашён на работу в Гостелерадио. Прошёл путь от комментатора до собственного корреспондента в странах Ближнего Востока. Стал одним из творческих создателей радиопрограммы «Маяк». В 1964 году был назначен политическим обозревателем Центрального телевидения и радиовещания. В конце 60-х — начале 70-х заведовал корпунктом в Ливане. Побывал во многих странах Ближнего и Среднего Востока, в странах Азии и Европы. Подготовил сотни репортажей с мест событий. В 1990 году — заведующий корпунктом Советского телевидения и радио в Швейцарии. По возвращении в Москву возглавил творческое объединение «Евразия» телерадиокомпании «Останкино», а впоследствии — т/о «Международные программы», освещавшее становление СНГ и внешнюю политику новой России.
…Встречался с главами государств, видными общественными деятелями, в частности, с первым президентом Египта Насером, королем Иордании Хусейном, палестинским лидером Арафатом, президентом Сирии Асадом, руководителями Афганистана Тараки и Наджибуллой, духовным лидером Ирана Хомейни, первым президентом Кипра архиепископом Макариосом, кубинским вождем Кастро…

Далее отрывки из его интервью, рассказ только о том, что может быть интересно знать о нашем земляке и его предках:

… Для меня начало «восточной» темы — это довоенный Ташкент, где жила наша семья. Очень хорошо помню этот город с его разноязычием, ярким колоритом, живописными стариками. Это по сути жемчужина советского Востока. Так же, как и великие города Бухара и Самарканд. Самые ранние мои годы прошли в тесном соприкосновении с мусульманской культурой. Узбеки-мусульмане её сохраняли, несмотря на идеологизацию общественной жизни. Мы, ребятишки, бывали на праздниках, свадьбах. В мечеть я, правда, не ходил (семья у нас была светская).
Мы в семье говорили на татарском. Мои родители — татары. В Ташкент приехал в свое время, возвратившись из недолгой эмиграции, мой дедушка по маминой линии Гали Ахмедович Яушев…

Дедушка Фарида Мустафьевича был личностью незаурядной…

Далее приведем отрывок из книги Е.Скобелкина и И.Шамсутдинова «Возвращаясь к прошлому» об истории древнего городка Троицка, некогда основанного в Оренбургском крае в качестве головной крепости («российский ударный кулак, нацеленный в сторону «киргиз-кайсацкой орды»):

…»Первоначальное накопление капитала строилось, как правило, на обмане. Исключение составляли купцы, которым нежданно — негаданно повезло, как, например, основателю купеческого рода Яушевых. Ему посчастливилось найти в пустыне ларец с драгоценностями… Среди камышовых зарослей и болотной хляби поднялось сверкающее зеркальными стеклами, громадное по тем временам сооружение — «Торговый пассаж братьев Яушевых»… Десятки, сотни тысяч рублей приносили братьям их оптово-розничные магазины в Ташкенте, Кульдже и Чимкенте, в Челябинске, Кустанае и Казани. Ощутимыми источниками были для Яушевых собственные чайные и хлопковые плантации, кожевенные, хлопкоочистительные и мыловаренные заводы. Не в убыток работали и паровые мельницы…

Пассаж Яушевых на Ирджарской улице в центре Ташкента.

Немало было среди благотворителей подлинных патриотов города. Это можно отнести в первую очередь к купцам первой гильдии братьям Яушевым, на чьи деньги содержались школа и татаро-башкирская библиотека «Наджат»… На хорошем счету была в Троицке магометанская девичья школа, располагавшаяся по Татарскому переулку».

Пассаж Яушевых в центре Троицка.

…Ну а потом, в революцию, с купцами и благотворителями Яушевыми случилось то, чего и следовало ожидать. Имущество было национализировано, лишились всего нажитого. Да и сами едва уцелели. Гражданская война была безжалостной везде. И особенно в Троицке, который непрестанно переходил из рук в руки. То белые, то красные, то белочехи. Во время одного из таких захватов белые казаки поставили всю семью к стенке. Знаете, на стенах жилища Яушевых везде были начертаны изречения из Корана, такая затейливая арабская вязь. Безграмотные парни, казаки, и озверели: ах вы, жиды! Мы сейчас вас… Мгновение оставалось жить. И тут появляется офицер, чех. Ему днём раньше в доме у деда рану перевязали. Вы что, кричит, это не евреи, это татары-мусульмане! Вот после этой безумной сцены, когда все чудом избежали расстрела, они и эмигрировали. По Китайско-восточной железной дороге (КВЖД) через Харбин отправились в Японию. Шёл восемнадцатый год. Жили там пару лет, а потом дедушка написал на родину: разрешите вернуться, я ничего против Советской власти не замышлял, ни в каких антисоветских организациях не участвовал. Ему разрешили, и он обосновался с семьей в Ташкенте. Конечно, надломленный уже был человек. Прожил недолго. Когда умер, полгорода его хоронило. Очень его уважали…

Интересный эпизод, с ним связанный. В июне 1992 года я был в Татарстане на I Всемирном конгрессе татар. Побывал в Арском районе и разговорился с главой администрации (фамилию, к сожалению, забыл). Слово за слово, и когда он узнал, что я из рода Яушевых, буквально подпрыгнул. Мой дед, говорит, был главным конюхом у твоего. И рассказывал, как Гали Ахмедович, большой знаток коневодства, приходил в конюшню и батистовым голландским платком промокал пот у лошадей.

Мой отец родился в 1887 году в Оренбурге. И вопреки воле родителя ещё мальчишкой отправился вместе с братом в Одессу. Закончили коммерческое училище и устроились юнгами на торговое судно, курсировавшее между Одессой и Стамбулом. Из Турции уехали в Германию, где поступили в Берлинский университет. Мой дядя учился на врача, а отец изучал восточную филологию. Он был полиглотом: знал турецкий, персидский, арабский, немецкий, английский языки. Вернулись ещё до Первой мировой, поселились в Тифлисе. Отец вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию, принадлежал к меньшевистскому её крылу. После гражданской войны вышел из партии и уехал в Ташкент. Занимался переводческой деятельностью. Женился. Моя мама, Разия Галиевна, была младше его на 18 лет. Но это не помешало им создать очень хорошую, крепкую семью.
Никогда не забуду, как в августе 38-го (мама тогда уехала в Евпаторию лечиться, а мы вместе с отцом и моим старшим братом Адгемом остались одни), часа в три ночи, раздался страшный стук в дверь. Пришли три человека в кожаных куртках. Разбудили нас всех, перерыли квартиру вверх дном, забрали все отцовские рукописи, документы, семейные ценности. И увели его…
Отец сказал мне с братом, что это недоразумение, скоро всё выяснится и что всё будет хорошо. Обнял нас. И ушёл. Больше мы его никогда не видели. В 1957 году его реабилитировали. Конечно, пришлось за это бороться: я писал в военную прокуратуру Туркестанского военного округа. А много лет спустя, уже будучи известным журналистом, я смог ознакомиться с протоколами его допросов и увидеть письмо того, по чьему доносу произошёл арест. Отца обвиняли в том, что он был турецким и немецким шпионом (как же иначе? он же одно время жил в Турции и Германии). Никаких признаний от него не дождались. Был сослан в лагерь под Ташкентом, в Ялангач («Голое место»). Один из солагерников остался жив и встречался с моей мамой. Он рассказал, что папа заболел мучительной кишечной болезнью (ведь пили воду из арыков, куда сливались нечистоты) и очень скоро умер. Тяжело умирал. Я был в тех местах. И привёз оттуда глиняный горшок с землёй. Этот горшок похоронил в могиле мамы на Татарском кладбище в Москве…
Как я выдержал читая протоколы допросов? С огромным трудом. Это было состояние, ну, не безумия, но дикого нервного напряжения. Колесо истории со всей яростью прошлось по нашей семье, впрочем, как и по миллионам других. У нас в роду пятеро погибло в лагерях: отец, три его брата, брат матери. Десять лет провела на Соловках и её сестра. Правда, вернулась и прожила 96 лет…

После ареста Мустафы Камалетдиновича мы остались почти нищими. Мама как дочь бывшего миллионера высшее образование получить не смогла. Окончила какие-то счетоводческие курсы, работала в госбанке. Во время войны особенно бедствовали. Она тогда освоила рукоделие, а мы, мальчишки, как могли, помогали. У брата даже неплохо получалось…

Как мы, дети «врага народа», могли поступить в такой престижный вуз? Ну, это всё-таки не МГУ и не Институт международных отношений. Восток тогда ещё не стал «предметом политики». И в наш институт брали даже детей «бывших». Отец Примакова тоже был репрессирован…
Наше учебное заведение (до революции — знаменитый Лазаревский институт, где готовили кадры отечественных востоковедов) дало нам невероятно много. Богатейшая библиотека, замечательные преподаватели. Например, Клавдия Викторовна Оде-Васильева, родившаяся в самом Назарете. Я учился на арабском отделении Ближневосточного факультета. Мой интерес к этому региону зародился, как я уже говорил, ещё в детстве. Благодаря окружению, но в первую очередь — отцу. От него у меня остались две книги, которые свято храню по сей день. Это очень ценный рукописный Коран и изданная в конце XIX века «Жизнь Мухаммеда». Мне близок исламский мир с его великолепной культурой, его непростой историей, на арене которой пересеклись интересы многих держав.
Ближе к завершению моей учёбы в обществе начали происходить какие-то ещё незримые, подспудные сдвиги. Умер Сталин. К слову, как и многие, я чуть не был раздавлен толпой на Трубной площади во время его похорон. Арестовали Берию. Что-то такое забрезжило. Вроде как среди студёной зимы подул тёплый весенний ветерок. Люди стали чуть свободнее держаться, меньше оглядываться. Хотя, конечно, по-прежнему знали рамки дозволенного. Например, мы, будущие журналисты, твердо усвоили, что нельзя ругать Советскую власть, хвалить её врагов, унижать её друзей. Международникам надлежало активно освещать освободительную борьбу народов, разоблачать империализм.

В конце 40-х — начале 50-х и в арабском мире, и в Юго-Восточной Азии, и в Африке начало бурно развиваться антиколониальное движение. И у нас в стране безостановочно, друг за другом, следовали обсуждения текущих вопросов: то марокканского, то египетского и так далее. А специалистов в данной области было наперечёт. Вот помню, в октябре 1953-го, как говорится, прямо с улицы я пошёл в популярную газету «Вечерняя Москва». Понёс свою статью с «оригинальным» названием «Марокканский народ не встанет на колени». Заведующий международным отделом принял её на «ура»: это то, что нам надо. Когда статья, пописанная «Ф.Мулюков» (фамилию Сейфуль-Мулюков сочли слишком длинной), была опубликована, я обегал все киоски и накупил как можно больше номеров. С гордостью показывал газету друзьям. Потом публиковался в «Московском комсомольце», «Московской правде», той же «Вечерке», в журнале «Московский колхозник»…
Подошло время распределения. Я получил диплом с отличием по специальности «Страновед по арабским странам со знанием арабского и французского языков». У выпускников имелось несколько вариантов: МИД, КГБ, военная разведка, Внешторг. Всё это для меня отпадало. Везде требовалось безупречное, по меркам времени, происхождение. И тут мой друг Павел Демченко, с которым мы дружим до сих пор (а он, счастливчик, работал тогда в «Правде») говорит: «Фарид, открывается новый журнал «Международная жизнь». Попробуй туда».

Во главе журнала стоял академик Хвостов, историк с мировым именем, начальник Архивного управления МИДа СССР. Он меня после короткого рандеву (какими языками владеете? какими источниками пользуетесь? и т.п.) принял на работу. Я писал сам, перепроверял факты в авторских статьях, редактировал. Однажды даже кое-что поправил в рукописи самого Хвостова. Он меня вызвал в свой рабочий кабинет в МИДе. Ну, думаю, всё — уволит! Прихожу, он сидит за столом, уткнувшись в бумаги. Поднял голову, и сразу вопрос: кто главный редактор — вы или я? Вы, отвечаю. А почему же тогда вы меня поправляете? Что-то я стал объяснять. Но уже понял, что не уволит. Более того, в конце разговора он выглядел вполне довольным. Мол, не ошибся, взял в журнал хоть и молодого, но грамотного человека.

В мае 1958 года я был среди журналистов, сопровождающих президента Египта Насера во время его первого визита в Советский Союз. Он посетил много городов, в том числе Москву, Киев, Минск, мой любимый Ташкент. Интересовался абсолютно всем и во многом хорошо разбирался. Помню, на ташкентском текстильном комбинате ему показали оборудование, сказав, что это наисовременнейшее техническое достижение. А он только усмехнулся: как бы не так! Оборудование устаревшее, тридцатых годов. Сопровождающие с нашей стороны, естественно, это проглотили. Через год приезжал его заместитель маршал Амер, подписавший соглашение об участии СССР в строительстве высотной Асуанской плотины. Его я тоже сопровождал. В Кремле состоялась встреча с Хрущевым. Я, завершая шествие, поздоровался с ним. Он удивился: «Откуда вы так хорошо знаете русский?» — «Так я свой, Никита Сергеевич, я советский журналист». Хрущев хохотнул: «Тёмненький, за араба сойдёшь».
Как я уже сказал, президент Насер понравился. Король Иордании Хусейн. Очень тонкий человек. Президент Сирии Асад. Кстати, он окончил авиационное училище в Советском Союзе.

…Ясир Арафат… На этого бессменного палестинского лидера навесили немало уничтожающих ярлыков, и совершенно напрасно. Я не знаю другого политического деятеля на Ближнем Востоке, на долю которого выпало бы столько испытаний и который был бы способен оставаться самим собой. Причём он способен и корректировать свои взгляды. Моя первая встреча с ним происходила на палестинской военной базе «Ассал». Тогда Арафат говорил мне, что палестинцы рано или поздно добьются ликвидации Израиля. Сегодня он трактует главную цель иначе: достижение независимости Палестинского государства. У этого человека чутье на опасность. В 1982 году я встречался с ним в его штаб-квартире в Бейруте, и вдруг, прямо во время нашей беседы, вошёл секретарь и сообщил, что по закрытому прямому телефону позвонил какой-то журналист. Не говоря ни слова, Арафат взял меня за руку, и мы быстро покинули помещение. Через пару минут израильская авиация превратила штаб-квартиру в руины…
Девятого октября 1973 года, на третий день очередной войны на Ближнем Востоке, я был в Дамаске (до этого снимал сюжет на Голанских высотах), спешил в телецентр. Рядом крутились мальчишки, рассматривали сбитые израильские истребители. Хотел задержаться, но взглянул на часы и понял, что время поджимает. Оставил на стоянке машину, прошёл в здание, поднялся на второй этаж. И вдруг всё вокруг качнулось, как при землетрясении. Посыпалась штукатурка, взметнулся столб пыли и дыма. Бегом спускаюсь в вестибюль и вижу сквозь уцелевшую стеклянную стену свой сплющенный «пежо» (я его потом сфотографировал), а невдалеке тела тех мальчишек… Или в Афганистане, когда поднимались на вертолёте, про себя молились. Потому что пока он не набрал высоту, сбить его очень просто.

Как переживала моя жена Людмила Петровна все эти командировки. Я ведь в «горячих точках» жил без семьи, хотя какое-то время семья жила со мной. В Бейруте родилась моя младшая дочь Наташа. Однако через два года, когда начался первый раунд гражданской войны в Ливане и наш район попал в эпицентр военных действий, мне удалось вывезти своих на автомобиле. Мчались на бешеной скорости, очень боялись за детей…
Мне приходилось беседовать с президентами и королями, военачальниками и солдатами, миллионерами и бедняками, детьми и стариками. Представьте себе, мне помогала открывать дверь моя звучная фамилия Сейфуль-Мулюков, что означает в переводе с арабского «меч королей». Очень располагало моё знание языков. Через переводчика такой степени откровенности никогда не добьёшься. Да и потом любой человек чувствует, когда он по-настоящему тебе интересен. А мне все, с кем я встречался, были интересны…

Существует особый арабский этикет. Что-то по нашим представлениям совершенно невинное в арабском мире может быть расценено как невозможная дерзость. Мы всё же многое узнали об обычаях и традициях, ещё учась в институте. Повторюсь, у нас были многоопытные учителя. Скажем, мне с самого начала было ясно, что если приходишь к какому-нибудь шейху на Аравийском полуострове в гости, надо вежливо поклониться и молчать, пока первое слово не вымолвит хозяин. Он скажет: добро пожаловать! Как поживаете? Как доехали? Вот тогда и надо говорить…

В качестве основы рассказа о жизни Фарида Мустафьевича Сейфуль-Мулюкова – его интервью Ларисе Ровнянской из сети…