Мой полтинник. Часть 2. Школа выбирает тебя (продолжение) История

Пишет Айида Каипова. Все публикации смотрите по тегу Школа 50

Думаю, не все и не всегда было гладко с учителями. Вечно были проблемы с учителями музыки. Сначала уроки вел серьезный мужчина, играл на баяне, писали под диктовку слова песен. Это было очень однообразно, и никакой любви ни к музыке, ни к пению не вызывало. Человек он был добрый, относился к нам хорошо. Тетради по пению сдавались на проверку, их надо было вести  аккуратно, здесь мы похоже давали слабину. Еще много лет мы помнили и считали  «классикой жанра» его поистине бессмертную фразу: «Вы бы хоть тетради получше оформили, вон в 5б девочки все тетради цветочками обделали!»

После его увольнения  началась полная карусель, приходили молоденькие учительницы на месяц-другой, увольнялись, одна ушла в декретный отпуск. Заменяли кем могли. Помнится несколько уроков у нас вела женщина зрелого возраста, с которой мы разучивали песню «И на Марсе будут яблони цвести». Мне это вспоминается как полный маразм, потому что песня была безнадежно устаревшей даже для того времени.

Какую-то министерскую голову посетила совершенно затхлая мысль – организовать в каждой школе хор девочек, и ежегодно устраивать конкурс этих хоров. В качестве примера – ни много, ни мало – приводили Эстонию с ее вековыми певческими традициями и  республиканским певческим праздником. Идея, вполне достойная пятидесятых годов, обернулась для нас многомесячной каторгой. Никого не заботило наличие слуха и голоса. Никого не беспокоило, что половина детей жила очень далеко от школы. После уроков, (предупреждали под роспись), всем девочкам надо было ходить на занятия хора. Почему не мальчикам – для меня до сих пор загадка.

Вот с хормейстером нам, правда, повезло. Не знаю, где работала эта женщина, но точно не в школе. Звали ее, кажется, Светлана Александровна.

Ей действительно удалось с нами разучить три конкурсных песни, и мы выступали с ними сначала на районном, потом на городском конкурсах.

У каждого хора должна была быть своя форма. Чтобы было дешево и сердито, на заказали большие белые воротники с рюшкой, мы даже сдавали на них деньги. Воротник одевался поверх обычной школьной формы. Дальше городского конкурса мы не двинулись ко всеобщей радости. Неизвестно, сколько лет пришлось бы петь потом!. Все исполнявшиеся песни до сих пор намертво вколочены мне в башку вместе с мелодиями и раскладкой на голоса.

У каждого ученика есть свое везение на учителей. Кому-то попадаются подлинные Педагоги, кому-то – хорошие специалисты, кому-то – хорошие люди, что само по себе великая ценность. А мне кажется очень важным, чтобы каждому мальчику достался хотя бы один учитель, который стал бы образцом мужского поведения. А девочке – учительница – как образец женственности. Мне повезло. Моим классным руководителем стала Елена Аркадьевна Яровинская (Бостанжогло).

Сначала я познакомилась не с ней, а с ее сыном Мишей. Нас посадили за одну парту, когда наш класс окончательно сформировался в том первом памятном для меня учебном году. Миша был обычный живой мальчик, с обычными мальчишескими интересами. Но через все его слова и поступки проступало нечто, отличавшее его от многих других одноклассников. Это называют сначала хорошим воспитанием, а потом  — интеллигентностью.

В группе «Полтинник» кто-то из выпускников написал, что Елена Аркадьевна была похожа на Эдиту Пьеху. Внешнего сходства конечно нет. Сходство в элегантности.

Елена Аркадьевна была тем, что называют воплощенной женственностью. Мягкие движения, спокойный голос, невозможно было представить, чтобы она кричала, или раздражалась. Одежда классического покроя, аккуратная прическа, мягкие движения. Она преподавала немецкий язык, поэтому училась у нее только половина класса, и я в эту половину не входила.

У известного журналиста и педагога С.Л. Соловейчика в книге «Педагогика для всех» описан забавный и поучительный эпизод. Папа рассказывает сыну сказку, облокотившись о стол. И в середине рассказа замечает, что сын только делает вид, что слушает сказку, а сам все время пытается также облокотиться. Есть то, чему взрослый учит, а есть то, чему он в результате этого научает. Елена Аркадьевна учила немецкому языку, а научала быть женственной. На нынешних фотографиях, где она в возрасте, с внуками, — та же элегантность.

Уже став взрослой, я очень оценила ее простое и житейское отношение к тому, что называлось идеологией. В школе ожидалась какая-то  тотальная проверка. Помнится, мы пришли в класс на перемене. Елена Аркадьевна сидит и пишет что-то в тетрадке, и перед ней лежат несколько разных шариковых ручек. Мы спросили, что она пишет, и она сказала, что работу Ленинской комнаты тоже будут проверять, а в ней положено быть тетради учета проведенных воспитательных мероприятий. Вот, говорит она с легкой иронией над ситуацией и самой собой, — сижу и ручками разного цвета, задним числом, пишу якобы проводившиеся мероприятия.

Конечно, я не могу упомнить всех учителей, что работали в эти годы в школе. Тем более, что не все вели уроки в нашем классе. В любом случае – основной состав учителей –  личности, люди запомнившиеся на многие годы.

Лидия Мироновна Хмырова – учитель физкультуры, всегда в спортивной форме. Уверенная, волевая, говорила твердым тоном. И в этом твердом тоне – вдруг, нежданно, интонация мягкой заботы.

Хмырова Лидия Мироновна – учитель физкультуры. Фото с виньетки выпуска 1978 г.

Через много лет случайно встретила ее на Чиланзаре, она сразу же вспомнила мою фамилию. Мне и в голову не приходило, что она меня помнит, я была, что называется неспортивной. Все физкультурные навыки давались мне с огромным трудом, даже простейшие кувырки, а такие вещи как прыжки через коня, лазание по канату – хуже высшей математики.

Кабинет географии с портретами Лазарева и Беллинсгаузена (височки, зачесанные вперед). Глобусы, раскрашивание контурных карт. Географию у нас вела Клавдия Ивановна Сметанина. Она всегда отлично объясняла материал – это были интересные уроки. Ее дочь Света училась в нашем классе. Настоящая красавица славянского типа с толстой длинной косой. Красавицей была в детстве, красавица и сейчас, только повзрослевшая.

Узбекский язык не был в нашем классе любимым предметом. Вела его     Назык Усмановна — человек резкий, язвительный, требовательный, дисциплину устанавливала драконовскими методами. Помнится, во время урока кусочком мела в кого-то из болтунов кинула. Да и мы, наверное, хороши были. Она в свое время была учительницей будущей знаменитости, боксера Руфата Рискева, и как-то рассказала нам о нем. Знании языка, конечно, у нее было блестящим, но эмоционального тепла и близости в общении с ней не возникало.

Времена, по-прежнему, не выбирают, в них жили и живут. И с возрастом  поняла, что в них не всегда умирают. Бывает и так, что ты переживаешь их сход, смену времен. Сейчас время нашего школьного детства называют то периодом застоя, то временем стагнации. Тогда и слов таких не произносили. Однако, школа в обществе обычно один из самых консервативных социальных институтов. И все, что происходит в стране, отражается и в школе. А в стране была компанейщина.

В годы нашей учебы «на щите» была идея школьной профориентации. Нас водили на экскурсии на производство. Мы побывали на абразивном заводе, швейной фабрике «Юлдуз». Хорошо помню экскурсию на самолетостроительный завод, огромный цех, в котором помещалось сразу несколько самолетов. На этом предприятии был кабинет профориентации, что по тем временам, конечно, было современным. Открытием для меня стал «поход» в здание, соседствовавшее с школой — ГПТУ №4. Профильные кабинеты – кабинет метеорологии поразил большими фотографиями разных видов облаков. Помню экскурсионную поездку в Улугбек — в Институт ядерной физики. Экскурсия туда была «фишкой» спецшколы.

В городе начали создаваться УПК – межшкольные учебно-производственные комбинаты. Считалось, что каждый выпускник должен был за годы учебы в школе получить рабочую профессию. Зачем такие школы, как наша, включали в такую работу – непонятно до сих пор. Проводились бесконечные анкетирования и опросы  среди старшеклассников на тему «Кем быть?» Кем быть, если после восьмого класса в училища и техникумы уходили единицы, отсев был минимальный. А процент поступающих в вузы выпускников приближен к цифре 100? О каких рабочих профессиях речь? Однако, формировались учебные группы, девочки – учиться на секретарей-машинисток, ребят — еще на кого-то. Формировались-формировались, но до дела так и не дошло. Никаких машинисток. Учиться, учиться и учиться, — совсем «по-ленински».

Что сразу бросалось в глаза в школе – отсутствие интересной привлекательной внеклассной работы. В моей прежней школе эта жизнь била ключом  – какие-то праздники, бесконечные конкурсы, спектакли. Ничего этого не было здесь. Конечно, к праздникам классы что-то готовили, что-то проводили, но общей системы и души во всем этом не чувствовалось.

Не было хорошего зама по воспитательной работе, не было постоянной старшей вожатой – то их не было вообще, то пришедшие быстро увольнялись.

Я только из комментариев участников сайта (к первой части) поняла, что значило слово РИТМ на цветных стеклышках в учительской. Эти веселые стеклышки в солнечный день отбрасывали на бетонный пол коридора расцвеченные пятна. Но и продержались они очень недолго, уже через год стекла  закрасили стандартной светло-голубой краской, которой в школе красили все – стены, двери, парты.

Я думаю, что дело здесь не только в кадрах замов и вожатых. Как организовывать затейливую содержательную внеклассную школьную жизнь, когда бОльшая часть учеников живет в разных концах города. У кого-то музыкальные и спортшколы, кружки, у старшеклассников – репетиторы.

Спустя много лет мне довелось, правда, очень недолго, поработать в 145-й школе. Это было так узнаваемо – главное – учиться. Наверное, это особенность спецшкол.

Время шло, школа менялась внешне. Во дворе демонтировали трубу от котельной. Исчезли из классов парты старого образца – их сменили столы с приставными стульями. Менялась школа, менялись и мы. Росли.

Переход в старшие классы для меня тоже оказался не простым. Надо было определяться со специальностью. Выбора особенного не было. Математический класс я явно бы не потянула. Оставалось в физический – там свои сложности (для меня, разумеется). Обычных общеобразовательных классов не было.

Наш новый физический  9в получился сборным. Понемногу из всех бывших восьмых, и еще часть ребят пришла из других школ. Знакомились заново, сдружились заново.

У нынешних детей есть такой анекдот:
— Ты кто?
— Я – твоя добрая фея.
— А почему с топором?
— Да так, настроение что-то не очень…

Знающие — поймут. Это о моей третьей школьной фее. Классным руководителем нашего класса стала Софья Исаковна Цирлина. Мы называли себя с тех пор не иначе, как физическим классом с углубленным изучением истории КПСС.

Софья Исааковна Цирлина — учитель истории и обществоведения. Фото с виньетки выпуска 1978 г.

Дисциплина, строгость, требовательность, принципиальность и знание истории КПСС – на этих китах держалась Софья Исаковна. Парторг школы. Мы называли ее Софа, с ударением на втором слоге. Никакой сентиментальности, обращение как к взрослым. А по поводу истории КПСС, наверное, не у меня одной, школьных знаний предмета хватило потом на весь вузовский курс обучения. Пока история, как учебный предмет, не приобрела совсем другое наполнение.

Родительские собрания любила проводить вместе с учениками. Доставалось если не всем, то многим. Помню бездну классных бесед — о внешнем виде, о личной скромности, об успеваемости, разумеется.

Ее ротацизм доводил нас до исступления, когда на уроке Софья Исааковна произносила что-нибудь вроде «экспроприация экспроприаторов», народ тихо сползал под парты. Кто не сползал, тот был просто в ступоре.

У нее не было семьи и своих детей. Были племянники, которых она любила и поддерживала. Не знаю, насколько мы, ученики, могли ей заменять своих. В ней как будто было два человека, школьный и домашний. В личном общении, она, при всей строгости, относилась к нам по-матерински. Спустя несколько лет после школы, мы случайно встретились с ней на Энгельса. Она подробно расспросила меня о моих делах, Я с гордостью рассказала ей, что три месяца назад вышла замуж. Она очень внимательно, с пониманием, слушала, и сказала, как бы про себя: — Ну, три месяца это еще не срок. Такие люди слов на ветер не бросают — спустя еще несколько месяцев, я, как в холодную реку, вступила в затяжной бракоразводный процесс.

В десятом классе, на восьмое марта, она пригласила весь класс к себе домой, отметить праздник. Пришли не все, но было довольно уютно. В ее маленькой однокомнатной квартирке, мы расположились за столом, на стульях и диване. Угощались, болтали.

Два учителя занимали в нашей школьной жизни особенное, значительное место. Это учитель алгебры, и учитель физики.

В спецшколах есть учителя, которые своим трудом, стилем преподавания, а главное, результативностью обучения, составляют славу школы. Для «полтинника» таким был Борис Соломонович Шнейвайс. Личность совершенно легендарная. Участник Великой Отечественной войны. Один из лучших математиков города. Он проработал в школе много лет, и в наших глазах как будто связывал прошлое с настоящим. От него, например, мы услышали, что прежде школа была только для старших классов, и были классы с индексом «т».

Встреча Владимира Джанибекова в школе. Рядом – Борис Соломонович Шнейвайс. Фотография выложена Анатолием Ким в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники».

Уважение, уважение и уважение – вот что я чувствую, когда его вспоминаю.

Полноватый, в очках, лысый, подвижный. Мастерски вел свои предметы. Свободно обращался с пространством доски. Легким движением руки чертил мелом окружности. Его кабинет в торце коридора третьего этажа не имел никаких украшений, даже стандартных стендов, полагавшихся любому классу. Но по учебному напряжению атмосфера была несравнима с другими.

Необычно разговаривал. В начале четверти говорил, что скоро конец четверти. На наше «еще не скоро», называл количество недель и дней, оставшихся до каникул. Действительно оказывалось совсем немного. Учил доказывать теорему: — Дома выучите доказательство теоремы. Поставьте перед собой пустой стул и доказывайте ему теорему до тех пор, пока стул не поймет. Мы — тоже как-то старались:

— Используйте формулу приведения.
— А мы в привидения не верим!..

Физику преподавала Изабелла Григорьевна Волкова. Она никогда не казалась мне учителем, а слово «училка» по отношению к ней совершенно непредставимо. Речью, манерой поведения, она скорее напоминала не школьного человека, а научного сотрудника какого-нибудь НИИ. Методика преподавания совершенно отточенная. На уроках время как будто уплотнялось, выполнялась бездна заданий.

Волкова Изабелла Григорьевна – учитель физики. На экскурсии в Институте ядерной физики. Фото из личного архива.

Ее кабинет, тоже в конце коридора, но на втором этаже и не торцевой, был для нас совершенно обжитой территорией. Класс, лаборантская, шкафы с приборами – от первых динамометров (счастливые семиклашки, играются пружинками и грузиками!), электрические цепи, гигрометры, стопки учебников и решебников – Знаменский, Волькенштейн (в просторечии, Вольканутый). Заглянув как-то на последнюю страницу учебника, прочла, что Волькенштейн зовут Валентина Сергеевна. Мне это показалось очень логичным. Изабелла Григорьевна – женщина-физик, вот и автор задачника тоже женщина.

Она была очень проста в общении с учениками. Никаких скидок на детсткость. Занимаемся вполне взрослым делом, вот и отношения взрослые. На самом деле была человеком очень сердечным, помню, с каким интересом и тревогой узнавала, кто куда поступил, и как успехи в вузе.

По программе, последний месяц учебы в девятом классе отводился на самостоятельные лабораторные работы. В группах по три-четыре человека мы выполняли практические задания, которые потом оценивались. Это называлось физпрактикумом. Помню, как с Толиком и Савелием мы выполняли лабораторку по измерению влажности воздуха двумя способами. Сняли показания приборов, подсчитали. В обоих случаях получилось 36%. Посмотрели за окно – день был не то чтобы дождливый, но пасмурный. Решили, что влажность у нас получилось низковатая. Изабелла Григорьевна проверит – отметка будет соответствующая. Чтобы изменить результат, надо исказить показания приборов. Сказано – сделано. Показания подделали, влажность «догнали» до 74% и довольные сдали тетради. Отметка плохой не оказалось. А Савелий рассказал, что ехал домой в автобусе и услышал, как по радио сказали: «Температура воздуха…градусов. Влажность воздуха 36%».

Молодцы, нечего сказать.

В начале девяностых годов школа стала переформировываться в гимназию. При ней открылась воскресная школа для дошколят. Я привела туда записываться свою пятилетнюю дочь. Записывали в том самом классе физики и бывшей лаборантской. Теперь это был кабинет информатики, лаборантскую очистили от оборудования, отремонтировали. Комната оказалась большая, светлая. Меня как удар хватил. Я писала здесь на доске, я здесь дежурила, решала задачи и делала лабораторки, мы здесь бесились на переменах, списывали домашку – ни следа не осталось. Чужой мир, чужие лица, чужие стены. Как не было той, нашей жизни.

Так получилось, что в старших классах мы очень много времени проводили в классах «второй лестницы». На четвертом этаже был кабинет химии. Химии я в разных классах училась у трех разных учителей.

Сначала это была Анна Алексеевна. Простая в общении, открытая, контактная. Это был еще 7-8 класс, самое начало.

Наверное, самым необычным учителем химии была Кнара Арташесовна Новосельская. Одновременно женщина-цветок и женщина-бабочка, красавица, живая, фантазерка. Волосы пышно забранные вверх, щегольские платья.

Новосельская Кнара Арташесовна – учитель химии. Фото выложено Александром Ярошевским в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Химия в ее изложении была страной чудес глазами Алисы. Масса необычных придумок. Правило Гунда называлось «правилом трамвайчика» («Вы только смотрите где-нибудь так не скажите – Гунда, Гунда!»). Формула воды была интимным соединением водорода и кислорода в кустиках. Опыты должны были быть зрелищными, все должно играть красками («Я когда была помоложе, всегда на подоконниках в классе ставила высокие мензурки с цветными растворами!»). Такую химию невозможно было не любить. И любили, и в вузы еще как сдавали!

Попутно — масса житейских историй – как муж ее привез в Ташкент, а она не знала языка, и самостоятельно выучила узбекский, потому что ей казалось, что соседки-приятельницы всегда о ней говорят. Некоторые истории касались тем, на которые взрослые вообще не часто заговаривают с детьми.

Потом она тяжело заболела, перенесла операцию. Снова работала, потом уволилась.

Когда ее сменила Лилия Ирфановна Аметова, мне  некоторое время было трудно представить, что химию можно преподавать иначе. Что это обычный школьный предмет – задачи, формулы, вычисления. Лилия Ирфановна прекрасно общалась с ребятами, без фокусов, зрелищности и историй. С ней интересно было поболтать на перемене на разные темы. Но какое-то жуткое очарование предмета ушло навсегда.

Кстати, рядом с кабинетом химии, все в том же торце здания, был последний по номеру кабинет под номером 52. Это был кабинет истории. Мы занимались в нем давно и недолго, классе в пятом. Уроки истории вела Валентина Михайловна Охотникова, все уроки которой были как под копирку – прочесть следующий параграф и письменно ответить на вопросы. Этот кабинет был классной комнатой класса, пионерский отряд которого носил имя Ирины Шиманской. Ирина Шиманская – выпускница пятидесятой школы, герой Великой Отечественной войны. В классе был стенд, посвященный Ирине, биография, на стене висел большой портрет – большеглазая красивая девушка.

Летним вечером мы с сестрой шли по улице Есенина, по левой стороне, мимо двухэтажных домов. В одном из окон второго этажа зажгли электричество, и мы увидели в квартире на стене такой же портрет, что и в школе. Позже узнали, что там живет семья Ирины Шиманской.

На вступительном экзамене по истории (в институте) мне попался фантастически легкий билет. Первого вопроса я не помню, а второй звучал достаточно тривиально — «Героизм комсомольцев и молодежи в годы Великой Отечественной войны». Пока я рассказывала про обобщенную «молодежь» вкупе с комсомольцами, педагог явно скучал. А потом задал дополнительный вопрос, кого из местных героев я знаю. Рассказала ему о Шиманской. Ручаюсь, он эту фамилию до меня даже не слышал, но как доволен был ответом, прямо расцвел весь, «отлично» поставил.

Эти кабинеты по всей высоте второй лестницы, помнятся почему-то до сих пор. Наверное, потому, что два года старших классов в этих кабинетах проходила наша школярская жизнь. Время от времени мне снится один из них, но как незнакомый, чужой, как будто я попадаю туда впервые. Прославленный венский доктор утверждал, что повторяющееся сновидение – напоминание человеку о какой-то важной ситуации, которую он не осознает, или осознает, но не разрешает. Что там осталось, в той жизни, в тех комнатах, облик которых жив только в воспоминаниях нескольких сотен бывших учеников?..

Оксана Николаевна Лазарева, высокая статная женщина, преподавала экономическую географию. Любила задавать каторжные домашние задания – находить в центральных газетах сообщения об экономике того или иного региона и выклеивать их в специальную тетрадь.

Лазарева Оксана Николаевна – учитель географии. Фото выложено Александром Ярошевским в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Начальную военную подготовку вел Эльвир Алимович Бекмамедов. Человек он был военный, в педагогические тонкости не входил, и с первого урока мы узнавали, что «армия – это не комсомол, здесь не демократия, а единоначалие». Был фанатом гражданской обороны, работу свою выполнял от и до, начиная проверкой формы и галстуков у ребят, и заканчивая стрельбами в тире.

Эльвир Алимович Бекмамедов – учитель начальной военной подготовки. Фото выложено Александром Ярошевским в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Похоже, не лишен был человеческой слабости, хотя держался с нами всегда строго. Мы пытались умничать и изощряться с помощью древних как мир приколов: о пушке, положенной на бок, которая стреляет за угол; дискутировали сгодится ли человеку конский противогаз и т.п.

Узбекский язык в старших классах вела Галина Умаровна. Очень спокойная, стройная, с высокой прической – такую носила в школе только она.

Мукимова Галина Умаровна – учитель узбекского языка. Фото выложено Александром Ярошевским в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Из-за того, что в класс приходили каждый год новички, часть из них была из школ, где узбекский язык по каким-то причинам не преподавался. С ними начинали с нуля, то есть Галина Умаровна велела им обзавестись учебником для 5 класса, и начиналась нудьга, которую мы прошли уже несколько лет назад. Первые слова, первые фразы на языке, первые стандартные диалоги:
— Ким бугун навбатчи?

Поскольку практически в каждом классе учился хотя бы один человек по фамилии Ким, то ответ:
– Ким бугун навбатчи, — приобретал эзотерическую окраску, являя миру свой тайный смысл.

В учебнике узбекского языка для 10 класса был текст, мимо которого никто не мог пройти, учась в физическом классе, — о том, что телевидение было изобретено не в Америке, и не в Европе, а в Ташкенте. Мне всегда казалось странным, почему об этом надо узнавать из учебника по узбекскому, а не, скажем, по физике. Помнится, во времена изучения этого текста, мы спросили об этом у преподавателя радиоэлектроники (подробнее о нем чуть позже) Александра Андреевича. Он рассказал нам про телефот, и передаче изображение человека, который стоял на улице и махал шляпой.

По поводу радиоэлектроники. В старших классах, помимо бОльшего количества часов по физике и математике, были еще и спецпредметы. В физическом классе это была радиоэлектроника. Преподавал ее, как правило, не школьный учитель, а преподаватель института связи. В нашем случае это был Александр Андреевич Ильин. Молодой, с прекрасным чувством юмора. Между собой мы называли его Сан. Первая учебная тема по его предмету  была «Резисторы». Уроки радиоэлектроники были сдвоенными, и он два урока подряд рассказывал нам о резисторах, их характеристиках, маркировке. К концу второго урока Ира подняла руку и спросила: — Александр Андреевич, а что такое резисторы? Мы все засмеялись. На самом деле, она хотела узнать, как они выглядят. Он достал из брючного кармана горстку разных резисторов и показал их. К теме «Триоды» мы отпечатали на телеграфном бланке телеграмму с текстом «Грузите триоды бочками тчк братья Карамазовы», и незаметно положили ему телеграмму в карман плаща. Ему понравилось, и он потом расспрашивал, кто автор идеи.

Летом, после окончания девятого класса, мы проходили практику у него в лаборатории. Ездить в институт связи в июне было одно удовольствие. Во-первых, это дорога не в школу. Уже разнообразие. Во-вторых, рядом Парк Победы, и после занятий можно пойти купаться. Большое здание ТЭИСа, другая обстановка, другие люди, оборудование, на котором мы выполняли какие-то свои нехитрые ученические лабораторные работы. От этой практики у меня до сих пор осталось какое-то светлое чувство. Ты все еще ученик, но как будто уже совсем взрослый. После окончания школы, вместе с аттестатом, мы получили официальное свидетельство  том, что нам присваивается специальность  – лаборант радиоэлектроники. Не помню, чтобы оно мне в жизни пригодилось, но факт остается фактом – есть у меня и такая специальность.

Когда мы учились в десятом классе, в школе произошло необычное  событие. В очередном полете в космос участвовал бывший ученик нашей школы – Владимир Александрович Джанибеков.

Встреча с космонавтом Владимиром Александровичем Джанибековым в актовом зале школы. Фото из личного архива.

Его называли космонавтом гагаринского типа – светлые глаза, открытое лицо. Он и космонавт Гречко приехали в школу на встречу с учениками и учителями. Первой учительницей Джанибекова была та самая Любовь Семеновна, которая выучила в начальной школе и моих одноклассников. Встреча проходила в актовом зале, народу была уйма, по-моему все классы собрались. Держались космонавты очень просто, о космических полетах рассказывали интересно. Мне очень понравился Гречко. О школе Владимир Александрович отзывался очень тепло.

Конечно, я не знала всех учителей, работавших в школе в те годы, когда я училась. А тех, кто меня учил, не всех знала хорошо. Но я их помню, во мне живут их голоса.

Вот Борис Соломонович в первый день четверти говорит: — Ну что, скоро конец четверти!

Вот Игорь Владимирович идет по коридору, а в руках несет цветочный горшочек с необычно пушистым растением. Все спрашивают у него: — Игорь Владимирович, это что у Вас за цветок? – Сам не знаю, мне подарили, иду к Анне Павловне, сейчас спрошу.

Вот Софья Исааковна рассказывает о каких-то политиках, чьи взгляды то ли левели, то ли правели.

Вот Изабелла Григорьевна быстрым темпом диктует вопросы физдиктанта.

Вот Лидия Мироновна Хмырова, посмотрев, как я наконец закинула мяч в баскетбольную корзину, одобрительно говорит: — Ну вот, мы и тебя научили не бояться мяча.

Сколько всего было, разве все вспомнишь дословно.

Мне очень нравится, что в комментариях, разные участники сайта рассказывали о своих учителях из пятидесятой школы. И хочется здесь разместить еще несколько фотографий учителей, у которых я не училась, но о которых говорили читатели сайта. Знакомые имена: Суздальцева Лидия Ивановна, Юлий Моисеевич Шваб, Белла Львовна Рукина, Олег Борисович Перфилов и другие. Посмотрите на родные лица, а может, давно забытые лица, и ответьте себе на вопрос – что в Вас есть от каждого из них?

Олег Борисович Перфилов. Фотография выложена Юрием Гальцевым в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Мария Ильинична Каспарова, Анна Николаевна, Александра Алексеевна Машкова. Фотография выложена Михаилом Головиным в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Ломакин Е.И. – директор школы. Фото выложено Александром Ярошевским в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Рукина Бела Львовна – учитель немецкого языка. Фото выложено Александром Ярошевским в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Суздальцева Л. И. Фото выложено Александром Ярошевским в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники»

Шваб Юлий Мосеевич. Чтобы окончательно подвести черту под дискуссией (в комментариях к Этюдам о школе 50), приведу подпись под фотографией – «лучший учитель химии в городе». Так написал человек, выложивший снимок. Фотография выложена Юрием Гальцевым в группе «Полтинник» на сайте «Одноклассники».