Парк Тельмана Искусство Ташкентцы

— Хочешь, подкину тему? Напиши как мы с тобой Занимались «Логикой»!
— Ну, кому это интересно, кроме нас с тобой?

Из телефонного разговора между Вильнюсом и Хайфой.

Считалось, что в паркеТельмана торгуют пивом знаменитого на весь Ташкент шестого пивзавода.
Проверить это не представлялось возможным в силу того, обстоятельства, что пиво, разбавленное водой на треть, лично для меня, избалованного львовским бархатным, теряло вкус, запах и всякую национальную окраску.
В парке Тельмана в свое время «побывало» почти все население Советского Союза, правда, не все догадывались об этом.
В середине войны киношники избрали крутые, сбегающие вниз к Салару, склоны парка, в качестве натуры для съемок фильма «Два бойца».
Именно здесь, в парке Тельмана, Марк Бернес, взял в руки гитару и вспомнил про «шаланды, полные кефали».

В начале семидесятых территорию парка значительно урезали и немного запустили, что впрочем, придавало ему определенный шарм.
Рядом с парком находился наш опытный завод, и мы зачастую обедали именно там.
В местной чайхане, в так называемом, котлованчике готовили плов и шашлык.
Пол порции плова, три палочки шашлыка и кружка пива – совсем неплохой обед.
Спросите у любого Ташкентца.
Старший из нас, Слава Туровский, приступая к шашлыку традиционно, изрекал:
« А сейчас выполним полугодовую норму китайцев по мясу!»
В те времена никто из нас и подумать не мог о грядущем китайском экономическом чуде.
По Пекину бегали хунвейбины и простым китайцам, было совсем не до шашлыка.
Славу Туровского, выпускника Рижского института ГВФ, бросили к нам на прорыв.
До нашего КБ он, специалист по электрооборудованию самолетов, служил в ташкентском аэропорту.
Ему не повезло. Джип, ведомый им в темноте по полю, в погоне за неуправляемой стюардессой, заблудился и задел, стоящий на ремонте Ан.
Со Славы сняли красивую форму, пожурили и через некоторое время, он стал работать у нас, тоскливо провожая взглядом каждый пролетающий самолет.
Наша группа были заняты «Логикой».
И здесь следует сделать маленькое отступление, или, точнее, введение.

В конце семидесятого по дорогам Союза покатили первые «Жигули».
Помимо того, что советский потребитель наконец-то получил (выстоял в очереди, достал с переплатой, вымолил или вытребовал в профкоме) хоть и морально, к тому времени, устаревший, но все же европейский автомобиль, данное событие имело еще ряд интересных и значимых для СССР последствий.
Оборудование для автомобильного гиганта — ВАЗа поступало с Запада. Советские инженеры и рабочие вплотную приблизились к современным западным машиностроительным технологиям, организации производства и парку оборудования.
Ничего подобного, в таких масштабах давно не было, во всяком случае, после сорок пятого.
Для освоения западного производства, Минавтопром развернул по всему Союзу настоящую охоту за отечественными специалистами, способными освоить полученную технику и технологию.
На этой волне на «ВАЗ» попало и несколько специалистов из нашего КБ, занявших там ключевые посты в области металлургии и литейного производства. Таким образом, через некоторое время, мы получили возможность ознакомления с современным автомобильным производством вообще и литейным производством в частности.
Я не могу утверждать, что задачей наших инженеров было копирование западной техники.
Нашим, в принципе, совсем не плохим, специалистам следовало получить представление о путях и направлениях, методах и средствах, об уровне современного решения технологических задач.
Полученный импульс оказался достаточным для того, чтобы предпринять реальную попытку технического и технологического перевооружения литейного производства ряда заводов нашего Главка и министерства.
Я до этого не имевший никакого отношения к литейному производству, оказался в группе призванной осуществить эту задачу.
В наше КБ я попал в двадцатичетырехлетнем возрасте, будучи дипломированным специалистом и обладателем почетного пятого разряда по КИП и автоматике.
До этого я успел поработать на монтаже и пуско-наладке тепловых электростанций и в метрологической службе.
Основы профессии я постигал под руководством своих учителей Виктора Исааковича Аксенфельда и Леонида Иосифовича Балтера, практическая часть знаний и умение пришли уже в процессе работы.
Около года я проработал с интересным и необычным человеком – Неметом Лайошем.
Лайош – венгр из Пешта к началу сороковых годов успел проработать механиком в мастерских «BMW» в Будапеште и одновременно с этим изловчился получить квалификацию спортсмена-пилота.
Он болел небом и поступил на службу в ВВС Венгрии.
К середине войны, он, добровольцем в составе Люфтваффе воевал на «Мессершмите» против Красной Армии. Сбили его на Кубани.
В русском плену он задержался дольше остальных военнопленных.
Как гражданин Венгрии, он не попал под соглашение об освобождении немецких военнопленных и после того, как в пятидесятых уцелевшие немцы вернулись в Германию, его вместо Венгрии направили на спецпоселение в Северный Казахстан.
В шестидесятых он уже покинул Казахстан, восстановил венгерское гражданство, женился на русской, завел двух детишек, побывал в Венгрии, но все еще продолжал работать в Союзе, улаживая какие-то свои дела и готовясь к возвращению на родину.
Лайош руководил работами на монтаже блочного щита управления ГРЭС.
Он гонял на потрепанном мотоцикле ИЖ-49 и утверждал, что, если соскрести с него краску, то проступит надпись «DKW».
Нас он называл «союзниками», не стеснялся в выражениях, требовал исключительной аккуратности, точности в работе и дисциплины.
Мои отношения с ним сложились ровно, я в то время интересовался кино, упомянутое мной имя Золтана Фабри, растопило лед и расположило его ко мне.
«Школа Немета» приучила меня к пунктуальности и тщательной работе с технической документацией. Кроме, того, вопросы технической эстетики не было для Лайоша безразличными, и он методично, не стесняясь в выражениях, доносил свое понимание их до нас, «союзников».
Таким образом, определенный багаж у меня уже был.
При приеме на работу в Ташкенте, весь предыдущий опыт шел в зачет, но условно.
Начальник отдела автоматики и электроники Давид Исаакович Свердлин просмотрел мои документы, прочел все записи, включая оценки по спецдисциплинам, и начертал на моем заявлении: «Принять по четвертому разряду».
Возвращая мне документы, Давид Исаакович, пояснил: «Поработай пару месяцев, покажи себя».
Отдел располагался в главном корпусе объединения в самом центре Ташкента и занимал два больших просторных зала.
В одном из них расположились конструкторы со службой нормоконтроля, второй зал был отведен под лабораторию и производство.
Давид Исаакович был человеком современным и интересным. Увлекался альпинизмом, джазом, литературой, театром, писал диссертацию и умело руководил отделом, а впоследствии и службой.
Как человек, державший руку на пульсе технического прогресса, он оценил возможности, представившиеся нам в связи с работой по проектированию, изготовлению и внедрению оборудования в области литейного производства.
Тяжелые условия эксплуатации техники в литейках, запыленность, загазованность, проблематичный температурный режим, возможные вибрации оборудования подтолкнули его к освоению тогдашней новинки: бесконтактным элементам автоматики.
Честно говоря, не многие в нашей отрасли в те годы были готовы уйти от привычных релейно-контактных схем и пуститься в освоение нового и новое это вынести за стены КБ в производство.
К тому моменту, что я стал работать в КБ, отдел в принципе освоил проектирование и монтаж оборудования на магнитных логических элементах.
Я успел принять участие в работе над одной из линий на магнитной «Логике». Преодолев сложности наладки оборудования и запустив его, мы получили удивительно устойчивую и безотказную технику.
Условиями договора с заводом-заказчиком было предусмотрено, что мы в течение полугода будем вести эксплуатацию оборудования.
Это было логично, завод не располагал кадрами для обслуживания подобной техники.
За шесть месяцев работы наш второй блок не дал ни одного сбоя, все проблемы были на уровне механических повреждений внешних соединений и датчиков. Так как, первый блок этой же линии был также нашего производства, однако был изготовлен на традиционной релейно-контактной основе с применением командоаппарата — контроллера, нам представилась прекрасная возможность сравнения надежности и т.д.
Все сравнения были в пользу новой техники, и казалось, что возврата к старому нет.
К этому времени изготовитель «Логики» в подмосковном Калинине освоил транзисторную серию и, естественно, мы в дальнейшем проектировали и изготовляли линии и некоторые последующие разработки на «Логике-Т».
Новая серия внешне выгодно отличалась от предыдущей. Элементы стали компактнее и выглядели вполне современно: корпуса белого цвета, с четкой маркировкой различными цветами для элементов с различными функциями, конструкция предусматривала применений штепсельных разъемов вместо непосредственной пайки к элементу.
Во всяком случае, на стадии проектирования и монтажа мы почувствовали это преимущество.
Если в предыдущей магнитной «Логике» существовал достаточно муторный вопрос фазировки питания элементов, то сейчас все упростилось до элементарного уровня.
«Старые волки» отдела неохотно занимались «Логикой», она не «дышала»: не щелкала, на шипела и вообще внешне никак не обозначала своей работы.
Принимая меня на работу, Д.И. Свердлин заранее рассчитывал окунуть меня в новое дело.
Это был тот случай, когда недостаток предыдущего опыта обращается преимуществом в силу свободы от устоявшихся догм и правил.
Школа Немета не прошла даром, моя аккуратность в выполнении работ, дотошность в работе с документами, уровень подготовки были оценены.
Все это позволило возложить новый этап работы с «Логикой» на нашу группу, в которую кроме меня вошли еще двое сотрудников. Все мы были примерно одного возраста и уровня знаний, правда, мой производственный опыт был богаче, чем у остальных.
По окончании стадии проектирования новой линии на «Логике Т» последовал ее монтаж и наладка в лабораторных условиях с симуляцией работы.
Все вроде бы шло нормально.
Вскоре мы перевезли свое оборудование на наш опытный завод и приступили к монтажу и наладке.
Нас ждало разочарование.
Когда оборудование обросло кабелями, датчиками, исполнительными механизмами, и мы произвели пробный пуск, оказалось, что «Логика» — отдельно, а установка — отдельно.
Вот как вспоминает эти минуты мой тогдашний коллега Валера Шендеров: «… из-за сбоя в работе «Логики» обе тележки (с установленными на них, подогреваемыми газом формами, весом по 0,7 тонны, каждая – М.Ф.) одновременно пошли навстречу друг другу. Метал, скручивался в дугу и никто ничего не мог поделать. Страшная была картина. Двухпозиционную установку фактически собирали заново».
Едва удавалось проверить одну цепочку, тут же отказывали две другие. Элементы времени – таймеры работали вообще по своему усмотрению, игнорируя заложенные в схему блокировки.
В причинах мы разобрались достаточно быстро, а вот устранение их требовало определенных усилий и вложений.
Рекомендованные заводом-изготовителем «Логики» и использованные нами штепсельные разъемы, оказались крайне ненадежными и повсеместно симулировали отсутствие сигнала в то время, когда попросту имел место нечеткий контакт в разъеме.
Положение было критическим. И не в силу того, что заказчику срочно требовалась установка, скорее даже наоборот, а в силу того, что наше руководство успело разнести весть по соседям, а соседями нашими были узбекский Совмин и ЦК.
Знающие географию Ташкента, уже сообразили, ну а для москвичей: это примерно, как если бы наше головное КБ территориально находились на месте ГУМа, между Кремлем и Старой площадью.
Соседи собрались к нам с визитом, и весело нам не было.
За день до ожидаемого визита, приехал на своем «Москвиче» начальник отдела, привез красивую металлическую коробку, окрашенную молотковой эмалью. В крышке коробки мы установили десятка два тумблеров и столько же сигнальных лампочек, внутри поместили источник питания, и все это хозяйство через клемники нашего шкафа управления связали с исполнительными механизмами установки.
В результате мы получили возможность управлять механизмами вручную, напрямую, минуя всю нашу «Логику».
Так мы и представили высокому начальству работу, указав скромно, что идет отладка и управление ведется из симулятора команд.
После этого напряжение в работе спало, а через некоторое время было принято решение переделать весь монтаж, исключив разъемы, т.е. нам следовало произвести пайку непосредственно к ножкам элементов. Попутно возникли еще ряд вопросов принципиального характера.
Вот на этом этапе к нам и подключили ведущего инженера Славу Туровского, только что пришедшего работать в наш отдел.
Слава быстро вник в суть дела, оценил объем работ, схемные решения и пришел к заключению о целесообразности выполнения работы заново, включая проектную часть.
«В самолете так никогда бы не сделали!» бурчал он, перелистывая техдокументацию.
«Мы здесь самолет не строим!» вяло возражали наши проектировщики.
Всю работу мы выполнили в достаточно короткие сроки.
Под руководством Славы схема стала намного проще, при формировании пульта управления, появилась авиационная эргономика и логика.
К отладке в условиях нашего опытного завода мы заново приступили через два месяца.
Лето подошло к концу. Парк Тельмана осиротел, студенты соседних с ним стройфака и музыкального училища уехали на хлопок.
Мы регулярно выполняли норму китайцев по мясу, пиво стало чуть погуще, а сами обеды-планерки спокойнее.
Дела наши шли нормально, по графику.
Вскоре установка была признана работоспособной. Мы произвели демонтаж, а к новому семьдесят второму году поставили ее в литейном цехе завода-заказчика.
При окончательной отладке возникли новые неприятности, появилось множество наводок и как их следствие – ложные команды.
Слава снова включился в нашу работу. Он привез с собой на завод кучу конденсаторов и резисторов, мы методично в течение нескольких дней впаивали в схему Т-образные фильтры.
Об этом этапе работы Валера вспоминает: «в конце отладки, схема которую мы с тобой паяли, стала похожа на ёлку увешанную игрушками».
В итоге, схема заработала безупречно. Установка получилась вовсе не плохой. Она уступала своему датскому прототипу по габаритам и внешнему виду, но за два часа работы выполняла двухсменный объем тяжелой, изнурительной работы при неизменном качестве продукции.
Это был несомненный успех.
После итогового совещания и подписания приемного акта, поздно вечером, я не забрав свои инструменты и приборы, запертые в шкафу управления установки, уехал домой.
Мы ждали продолжения, казалось, что старые комплектующие канут в Лету.
Но, впереди были перемены.
Произошли кадровые изменения в жизни нашего отдела.
Первым сорвался Слава Туровский. Он перешел на более оплачиваемую и менее обременительную работу, стал усиленно интересоваться английским и скупать советскую оптику.
Тематику бесконтактной «Логики» в нашем отделе передали моему ровеснику и другу Янеку Лифицу, который в то время разрывался между кандидатской и КВНом. В свое время он был успешным капитаном Ташкентского политехнического и как настоящий КВНщик воспринял ситуацию и перспективы с юмором.
Мой коллега по монтажу и наладке, друг по жизни Валера Шендеров, вдруг оказался нужным в Советской Армии и через непродолжительное время обнаружил себя в Кушке.
В результате интриг, подковерной возни и соперничества за лидерство в КБ и простой зависти к успешному человеку, убрали нашего начальника Давида Исааковича.
Людям, заполнившим образовавшийся вакуум в руководстве отдела инициатива и наша «Логика» были ни к чему.
Я покрутился немного и перешел в соседний отдел, заниматься эксплуатацией множительной техники.
Лет через пять-шесть, я уже в другой должности, оказался на заводе, где в свое время мы занимались «технической революцией».
После совещания, я поинтересовался судьбой нашей установки.
Зам. главного пожал плечами:
«Работает. В первую смену. Без проблем. Хочешь посмотреть?»
Я не поленился и пошел в литейку.
Энергетик цеха открыл по моей просьбе шкаф управления.
Забытые, в свое время, мной в второпях, инструменты и старенький тестер ТЛ-4 лежали нетронутыми.
За прошедшие годы не возникло ни одной необходимости открыть шкаф.
Прямо, как японский автомобиль в лучшие времена!
Почти все участники этого пионерского, в семидесятые годы, занятия дошли по жизни до наших дней.
Слава Туровский стал Самуэлем, обосновался в Нью-Джерси и исправно посещает одну из местных престижных синагог.
Валера Шендеров сменил место жительства на Вильнюс и стал
бегло разбираться в тонкостях католицизма.
С Янеком Лифицем связь пропала. Думаю, что он продолжает мыслить по КВНовски, а говорит уже давно по-английски.
Давид Исаакович Свердлин, стал участником большой алии, основал в Израильской электрической компании лабораторию надежности, но не выдержал гонки и обрел вечный покой в Хайфе.
Здание нашего КБ в центре Ташкента снесли и на месте его высадили голубые елочки и разбили цветники.
Завод «Ташсельмаш» — флагман машиностроения в Средней Азии, с которого и началось внедрение «Логики» в Узбекистане исчез и на его месте сейчас парк.
«Логика» уже давно стала раритетом и на смену ей пришли программируемые контроллеры.
Парк Тельмана, разбитый немецкими политэмигрантами в 1934 году, переименован в парк Мирзо Улугбека и в нем ежегодно проводится «Сабантуй».
Говорят, там весело!
У меня нет оснований не верить этому.

Марк Фукс. источник.