Ташкент Искусство

Автор Андрей Тошев

(отрывок из романа «Сад желаний»)

А узбечки красивые, – сделал вывод Славик после получаса прогулки по городу.
Навстречу друзьям, действительно, то и дело попадались стайки симпатичных девушек.

— Только, я смотрю, узбеков и русских в одной компании не встретишь.

— Нет, бывает. Редко, правда.

— А как в школе учатся, в институте?

— Отдельные школы. Если смешанные, то в них классы отдельные. Так же и в институте: узбекские потоки и европейские.

— И обучение на разных языках?

— Ну да.

— А ты в какой школе учился, Руст?

— В чисто русской.

— И это по жизни разделение такое?

— В общем, да. Хотя, на работе все смешиваются. Опять-таки, куда работать попадёшь.

— А русских много в Ташкенте?

— Больше половины. Ну не только русских, европейцев.

Славику многое было в диковинку: надписи на двух языках в метро

(«Илтимос суянмангиз» — «Просьба, не прислоняться»), узбечки разных возрастов в пёстрых национальных платьях и коротеньких штанах, бородатые старцы, сидящие на скамейках, подложив под себя ноги.

— Да, интересный город! – восклицал он.

— Красивый, – гордился Стерхов, заслоняя собой заплёванную шёлухой от семечек остановку.

Они спустились в метро. Станция «Авиастроительная» замыкала одну из веток ташкентского метрополитена, которых всего было две. Когда-то директор авиазавода, депутат Верховного Совета СССР, влиятельный человек Виктор Николаевич Сивец добился в Москве финансирования, и метро довели до завода. Но он умер, и продолжение ветки до городка авиастроителей пробивать было уже некому. Вот и ездили авиастроители до завода на автобусах, а кому нужно было дальше в город, пересаживались на метро.

Рустам со Славиком доехали до станции «Площадь Ленина». Площадь с таким названием имелась в каждом городе Советского Союза. В Ташкенте она была одной из самых больших в стране. Но привлекала людей она не своими размерами (километра три в длину), не исполинским памятником вождю мирового пролетариата, а разбитыми по обеим сторонам тенистыми парками и шикарными фонтанами, в которых с мая по сентябрь плескались дети, под которыми даже взрослым можно было походить, и никто бы не сделал замечание.

— Вот главная площадь Узбекистана.

— Грандиозно, больше, чем Красная.

— Здесь мы топали на демонстрациях. Прикинь, в девятом классе нас целый месяц вместо занятий заставляли сюда приезжать репетировать первомайский марш с флагами. Человек пятьсот, наверное, из разных школ города. Целый месяц муштровали, форму выдали: коричневые штаны, белую футболку и белые тапочки. Мы их перед выступлением зубной пастой чистили. Но на демонстрации мы всё равно спутались перед трибунами. Потом флаги сдали и пошли купаться в Анхор. Первого мая!

— Куда пошли купаться?

В Анхор, речка такая здесь рядом протекает в бетонных берегах. А вон видишь, вечный огонь. Пост номер один. Стояли здесь как-то классом, меняли друг друга в карауле. Блин, шесть лет уже прошло.

— А сейчас мы куда идём?

— Просто гуляем. Если туда пойдём, к ЦУМу выйдем. Вот здание Совета министров, вот кинотеатр «Искра». Там, кстати, сегодня «Забытая мелодия для флейты» идёт, я в газете прочитал. Давай сходим.

Они прошли к кинотеатру, но рязановского фильма на афишах не обнаружили. На вопрос: «А где «флейта»? — в кассе ответили. — Отменили».

— Вот так-то, – посетовал Стерхов, – это тебе не Москва. Не понравилось какому-то баю, и сняли фильм с проката.

Весь день они прогуляли по центру города, а на рынок так и не попали. Зато были в ЦУМе, где Лебедев купил себе тюбетейку в качестве сувенира.

—————————————————————————————— —-

Поход на Алайский базар занял целый день. И это притом, что в начале весны ещё нет изобилия фруктов, которого все приезжие так жаждут на восточных базарах. Только в мае появляются первые божественные плоды: алая сахарная клубника и сладкая, как губы любимой, крупная бордовая черешня. Затем, в июне, базары уже будут радовать разнообразием: урюк и абрикосы, вишня и первые арбузы, нежнейшие ягоды тутовника и инжира, которые жителям России совсем неизвестны, поскольку их туда невозможно довезти, не испортив. В июле появятся персики. Ах, какие в Средней Азии персики! Размером с головку новорожденного младенца и душистые-душистые. А вкуснейшие груши, а виноград! Нигде в мире нет такого сладкого винограда. Особенно бесподобный вкус у дамского пальчика и кишмиша. А дыни! Это не сахар и даже не мёд, это божественный нектар.

Когда Рустам видел огромные развалы арбузов и дынь, которые образуются в Ташкенте летом не только на рынках, а на любом мало-мальски проходном перекрёстке, ему всегда вспоминалось детство. Набегавшись за день на улице под жарким азиатским солнцем, он приходил домой, где почти всегда имелась порезанная аккуратными ломтиками дыня. Рустам пил, смаковал её сочную мякоть, нектар тёк по рукам до локтей, откуда капал на пол, а с подбородка стекал на грудь и живот, оставляя жёлтые дорожки на покрытом слоем уличной пыли детском теле. А пальцы потом слипались, и невозможно их было разъединить: столько сахара в узбекских дынях.

С мая по ноябрь плодоносят оазисы Средней Азии. Завершается этот фруктово-ягодный фейерверк поздними гранатами, айвой и хурмой. Однако начало апреля, фруктов не было. Только-только стала появляться первая редиска, в которой совсем нет витаминов, но которая радует всех потому, что первая. Но базар, конечно, никогда не пустует. Картошку, лук, морковь, тыкву и зелень, а также местную зелёную редьку здесь можно купить круглый год. Разнообразные орешки — от простого жареного арахиса до изысканного солёного миндаля — всегда в изобилии. Семечки продают тазами. Развалы сухофруктов. Пряности и специи – это отдельная тема. Многие из них европейцы никогда и не видели. Откуда они на ташкентских рынках – загадка. Официально в СССР эти товары не импортировались. Свежие душистые лепёшки, испечённые в тандыре (глиняная печь) очень вкусны, особенно пока горячие. А если лепёшку обмакнуть в свежий каймак (густая сметана), то можно проглотить вместе с пальцами. Рис на ташкентских базарах свой, узбекский, как и крупный горох, который не разваливается на две половинки, как и маш – незнакомая европейцам крупа. А вот гречка, в основном, привозная. Масло не подсолнечное, а хлопковое. Даже нерафинированное оно не имеет запаха, и чаще всего плов готовят на нём. Правда, на бараньем курдюке плов вкуснее. (У среднеазиатских баранов сзади находится так называемый курдюк, состоящий из жира. Это резервный источник питания для животного, как горбы для верблюда)

Старые узбеки продают на базаре ножи, выкованные где-то в кишлачных кузницах, к ним — кожаные ножны, тюбетейки и кушаки (пояса для подвязывания халата). Рядом приторговывают насваем – прессованным табаком вперемежку с известью. Его кладут под язык, известь прожигает слизистую, и никотин попадает сразу в кровь.

Долго гуляли Рустам со Славиком по базару. Лебедеву всё было интересно.

— Руст, а почему морковка такая жёлтая?

— Здесь такая. Красная тоже есть.

— А почему её нарезанной продают?

— Это для плова.

— Слушай, а что домой лучше купить, в гостинец?

— Эх, жалко, не сезон. Сейчас, конечно, базар не тот, что летом или осенью. Фруктов нет, арбузов, дынь нет. Что же тебе купить? А вот, сушёную дыню возьми. Орешков купим сейчас обязательно. Курт! Вот что возьми для прикола.

— А что это?

— Пойдём, пойдём. Где-то он здесь должен быть. А вот, курт. Неча пул булади? – заговорил Рустам с продавщицей – узбечкой.

Йигирма тийин.

— Олти бир сум буладими?

— Ол.

Стерхов отдал женщине рубль, она насыпала в приготовленный кулёк из газеты шесть белых шариков и протянула ему.

— Угощайся, Славик.

— Это что? – спросил Лебедев, c опаской беря один шарик.

— Курт.

— И как его едят?

— Закидываешь в рот и разжёвываешь. Давай, не бойся, не отравишься.

Славик с сомнением покрутив шарик перед носом, положил его в рот и начал жевать. Лицо его тут же скорчилось в кислую страдальческую гримасу.

— Руст, гад, это что, извёстка, что ли? – еле промямлил он сведённым оскоминой ртом.

— Да нет, это сушёное, солёное кислое молоко. Способ хранения молочных продуктов.

Стерхов откусил от твёрдого шарика маленький кусочек.

— А, кислый какой. Извини, Славик, я пошутить хотел, – сказал он, с сочувствием глядя на друга. — Его потихоньку едят. С пивом хорошо.

Не желая под настороженными взглядами продавцов выплёвывать эту странную еду, Лебедев мужественно дожевал и проглотил курт.

Чем-то срочно надо запить.

Пойдём в чайхану.

Как и во всём, в системе общественного питания Ташкента наблюдалось раздвоение на национальное и европейское. Существовали столовые, где люди сидели на стульях за столами. Там подавали блюда и узбекские и русские. Борщ, конечно, редко где делали, но пельмени бывали почти всегда. Однако какой кайф можно получить в столовой? Так, напихать в себя еды, не самой вкусной. Другое дело — чайхана. На русский это переводится как чайная комната. Но настоящая чайхана чаще располагается не в комнате, а на улице, вернее во дворике, закрытом со всех сторон строениями и забором, но под открытым небом, или в тени деревьев и виноградника. Благо, климат позволяет принимать пишу на улице девять месяцев в году.

В настоящей чайхане сидят не за столом, а за дастарханом. Дастархан накрывают на айване (а дома – на полу). Айван – это большая квадратная деревянная тахта на металлических ножках, покрытая ковром или покрывалом. Сидят на нём по-узбекски, с ногами, без обуви. В чайхане подают блюда только местные: жидкие шурпу, лагман или машхурду, шашлык из говядины, баранины или из печени, люля-кебаб, и, конечно, плов. Существуют десятки рецептов плова: простой, праздничный, свадебный, с горохом и с чесноком, с айвой и с изюмом, с фасолью, с голубцами из виноградных листьев и даже с яйцами. Спиртные напитки обычно отсутствуют, пьют только чай — чёрный или зелёный — из маленьких чайничков. Понятия «заварной чайник» в Узбекистане нет, чай там кипятком не разбавляют.

В чайханах еду готовят мужчины. Среди посетителей женщин тоже нет. Узбеки, как и многие мусульмане, делят с женщинами постель, но не стол. И молодёжь здесь бывает не так часто. Может быть поэтому, в чайханах царят умиротворение, спокойствие и даже нирвана. Это место эмоциональной разгрузки. Разговаривают здесь негромко, размеренно, держа в руке пиалу с горячим чаем, из которой отхлёбывают маленькими глотками. Иногда просто молчат, слушая журчание воды в арыке. Мир вокруг могут сотрясать войны и катаклизмы, но в чайхане размеренное течение времени не нарушится. Перед началом трапезы часто произносят молитву, благодарят Всевышнего за то, что дал пищу, после окончания произносят «Аллаху акбар» и прикрывают лицо руками.

Европеец, впервые попавший в чайхану, может себя почувствовать неуютно, потому что попадёт в самую, что ни на есть, национальную среду. Зная это, Рустам не повёл Славика на айван, а усадил за обычный столик в углу уютного дворика чайханы, подальше от посторонних взглядов. Сам принёс две косы (большая пиала) наваристой машхурды, две большие самсы, два чайника и пару лепёшек. Заказал ещё четыре палочки шашлыка, но потом понял, что погорячился. Первое блюдо было очень сытным.

— Как, ты говоришь, это называется? – интересовался Лебедев.

— Машхурда. Я подумал: плов ты у нас ел настоящий узбекский, шурпу тоже приготовим, а машхурду можем не успеть. Поэтому взял.

— Вкусно, а из чего приготовлено?

— Из маша, вот эта зелёная крупа так называется – с рисом. И мясо.

— Классно, Руст, мне нравится в Ташкенте.

Славик с удовольствием подставлял лицо нежаркому ещё солнцу, пробивающемуся через молодую апрельскую листву.

— Знаешь, а я вчера Марине предложение сделал, – произнёс Рустам, как будто только что вспомнил об этом.

— Ну ты даёшь! – искренне удивился Славик. — А почему не раньше, не в Москве?

— Да… так уж получилось, – промямлил Рустам.

Впервые, может быть, в жизни он подумал про себя, какой он замкнутый человек. За последние месяцы он столько пережил в душе, а об этом никто не знал. Даже близкий друг, даже Марина. Боже, как человек одинок!

— Знаешь, сомневался до конца. Боялся… — решил открыться Стерхов.

— Чего боялся-то?

— Не то, чтобы боялся. Жалел об упущенных возможностях. А вдруг лучше встречу, красивее?

Лебедев не отвечал, настроившись на долгую исповедь друга. Но Рустам помрачнел и замолчал.

— Знаешь, Руст, я так думаю, – решил поддержать его Славик, — нет предела совершенству. На какой бы красивой девушке ты не женился, завтра можешь встретить ещё красивее. Так что надо решиться однажды, и будь что будет. А там лучше, хуже — полосами пойдёт. В конце концов, красота – не самое главное. На всех красавиц не найдётся. И потом, после ЗАГСа жизнь не заканчивается.

Стерхов улыбнулся.

— Ты прав, Славик. Но всё же, что-то сидит во мне, что-то мешает… Не знаю, я и сейчас продолжаю сомневаться. Так же и с Ольгой было. Помнишь, я тебе рассказывал?

— Да, ты тот раз мрачнее тучи приехал.

Тут принесли шашлык, и Славик воскликнул:

— Руст, я не потяну!