Последнее интервью Ташкентцы

Пишет Саша Иванюженко

…Сначала мы долго искали его мундштук. Без сигареты — какой разговор? Перевернули вверх дном маленькую квартирку, еле нашли.

Теперь можно и поговорить. На столе осенний виноград, в пиалах зеленый чай с жасмином, за балконом уличный шум, а на горизонте едва уловимые очертания Чимгана.

В этом доме не чувствуешь себя чужим и случайным. Даже если пришел впервые. Здесь просто и спокойно, хорошо и тепло. Сейчас придет Инна Глебовна, — вышла за хлопковым маслом в махаллю. И принесет для журналиста шоколадку.

— Александр Аркадьевич, а как вы с Инной Глебовной познакомились?
— Как познакомились… После армии поработал в Кызылкумах, на Памире. Но тогда уже понимал, что не мое это! Поступил в университет, на отделение журналистики. Начал искать работу. На факультете подсказали сходить в университетскую многотиражку, обратиться к ответ-секретарю. Это была Инна. Устроился туда секретарем-машинистом, ну не было другой штатной единицы! На сорок рублей… Но дело в том, что в эту саму первую встречу Инна проводила меня на полпролета лестницы. С тех пор мы вместе. Уже 48 лет.

— Александр Аркадьевич, а Истинная Поэзия…Какая она?
— Она не для стадионов. Это не разговор с толпой. Это общение один на один, даже когда проходит творческий вечер. Это разговор с каждым, кто пришел. Я на своих вечерах прошу, чтобы в зале горел свет. Мне нужно видеть глаза каждого, — чтобы было живое общение. И еще неизвестно, кто больше получает от этих встреч, — я или люди, которые ко мне пришли. У них глаза горят! От них можно заряжаться! А истинная это поэзия или нет… Я в это не лезу, не берусь судить, нет ответа. Сейчас многие пишут стихи. Я в Ташкенте знаю около шестисот поэтов. Находят мой номер телефона, несут свои стихи, родители просят оценить своих детишек, которые там что-то написали. Говорят, что вот соседям прочитали, соседи плакали. Это довод. Но я же не преподаватель. Да и писать стихи не научишь.

— Да, я помню ту историю, о том, как Вы по доброте душевной поправили (читай – переписали) стихи одного поэта, и их напечатали. И как тот заболел звездной болезнью и уж было в Москву собрался, покорять талантом…
— Графомания это диагноз. Сейчас появилась масса молодых поэтов. Я не знаю, как это называется — андеграунд, новая волна? Умные ребята. Но стихи их читать невозможно. Они какие-то заумные. Но есть достойные авторы! Из молодежи – Вика Осадченко, например. Это поколение ломает традиции, экспериментирует с формой. Но дело ведь не в форме — в содержании! В душе самого стихотворения. Я никогда не говорю – вот это хорошо, а вот это плохо, ну, разумеется, если не откровенная ерунда. Есть погрешности – скажу, объясню почему, но всегда оговариваюсь – я не Саваоф, могу ошибаться. Стихи специально не напишешь. Нет, я смогу написать, есть опыт! Зарифмую строчки, и это будут стихи, и неплохие. Но настоящее — это когда человек себе не врет – ни кистью, ни пером, ни лицом. Настоящее приходит из другого измерения. И человек становится инструментом в чьих-то руках. Просто пропускает через себя поток. Стихи идут не от человека, а от кого-то, кто говорит с людьми посредством человека, понимаешь? Все люди рождаются со своим призванием. Но далеко не все его находят.

— А как найти? Как находить призвание?
— Не знаю. Тут нет ответа. Ну, у меня нет. Как кому повезет, и, конечно же, душевный труд должен быть — для поиска этого призвания. Не найдешь – то это как жить без души. Говорят — бездушный человек. А как так? Без души никто не рождается! Другое дело, что ее можно утратить, не отработав свое призвание, занимаясь не своим делом…

— Вас жизнь еще удивляет?
— Устал я уже удивляться. Чем больше живу, тем меньше ее понимаю. Все одно и то же — веками. Если бы на каждого умного по дураку, тогда бы было все хорошо — все поровну и справедливо. А пока на каждого умного по тысяче дураков. Да что говорить… Послушай-ка лучше анекдот — едут два еврея в трамвае. Напротив негр сидит, еврейскую газету читает… Один еврей другому: « Изя, посмотри! Ему мало того, что он негр…».

(мы смеемся)

— А Вы себя считаете русским или евреем?
– Да я наполовину еврей. Наполовину русский. Моя мама Анастасия Александровна родилась в Москве, и юность в Москве провела. А отец Аркадий Львович родился в Гатчине.

— Александр Аркадьевич, Вас все любят. Как вы относитесь к собственной славе?
— Я с этим давно уже разобрался. Слава вообще вещь посмертная. При жизни есть успех и/или известность. Художник, композитор, писатель, — достойны ли они славы, это определяется потом. Оценку дает время. А я пока жив.

— Вы любите Ташкент.
— «Люблю» не то слово. Я тут родился. «Где б меня по свету не мотало, умирать сюда я приползу…». Город это не дома, не мосты, не дороги. Это его люди. Его аура. Это воздух, которым дышали Ахматова, Раневская, Толстой, Булгакова…Я дышу этим воздухом. Просыпаюсь и вижу Чимган, на рассвете, когда еще нет дымки, он виден так четко! Нет, наверное, не объяснить, что такое любовь к этому городу. Жаль только, что мы теряем духовность, становимся обществом потребления. Что сделал человек с животным миром? Что с природой? Природа мстит? Посмотри, сколько катаклизмов! Возьмут ли нас в новый ковчег, где каждой твари по паре? Или обойдутся без нас? Вот видишь, вопросов с тобой у нас много, а ответов…

Один человек сказал умную вещь. Есть два глобальных вопроса – Кто виноват? и Что делать?

Кто виноват? Жизнь. Что делать? Жить. И задаваться вопросами. И искать ответы.

***

Восточный двор с кривой луною.
В саду чуть слышный разговор.
За садом ночь в долины зноя
прохладу льет с ледовых гор.

Пьет поле, утоляя жажду,
вздыхает, отходя ко сну.
Вот так, бог даст, и я однажды
Порой полуночной вздохну.

Пусть мало радостей бывало,
зато светила мне всегда
в проломе старого дувала
моя  - не чья-нибудь - звезда.

Омой же сердце мне, прохлада.
И я, что было не кляня,
усну, как поле после дня.
А что еще на свете надо?

Ночью, 14 октября Александр Аркадьевич от нас ушел. Утром сотни людей открыли его стихи, в надежде еще раз его услышать. И Поэт, вдруг увидевший нас всех сразу, и каждого по отдельности, наверное, улыбнулся.

Надеемся, что света в этом зале было достаточно.

Источник.