Правда ли, что среднеазиатский соперник Чингизхана прятался в лепрозории? История

Александр Райков

Данная публикация родилась спонтанно благодаря моей вики-работе. Буквально вчера я обнаружил, что в Википедии давно существует статья об острове Ашур-ада. С этим названием я познакомился в книге Г. А. Хидоятова «Моя родная история» [1]: именно здесь умирал в нищете разгромленный монголами, потерявший всё среднеазиатский владыка Алаэтдин Мухаммед II, который некогда сколотил империю от Сырдарьи до Западного Ирана и, в общем-то небеспочвенно возомнил себя «Александром Македонским Вторым». Надо сказать, вики-статья об острове была небольшой, убогой и вовсе ничего не сообщала об этих событиях — а расширение маленькой статьи вдвое позволяет предлагать её в рубрику «Знаете ли Вы?» для заглавной страницы. Разумеется, я не упустил возможность познакомить тысячи читателей со столь интересным контрастом, и перенёс туда абзац о бегстве и смерти из статьи про Ала-ад-дина Мухаммада II. Когда-то я же проставлял там сноску на Г.А.Хидоятова, что дети былого владыки Среднего Востока, говорят, даже не нашли ему материи для савана.

Но том же абзаце упоминалось, что Ашурада выступала колонией прокажённых — это было добавлено без источников ещё до меня, а у Хидоятова такая подробность отсутствовала. Надо сказать, когда я впервые прочёл эту информацию в статье о самом хорезмшахе, она не вызвала у меня подозрений, я даже сверстал формулировку парадокса для рубрики: «Александр Македонский II в полной нищете умер в лепрозории от пневмонии». Но анонсируемые на заглавной странице материалы должны иметь авторитетную сноску на каждый любопытный факт.

В полной уверенности, что найду такое подтверждение в какой-нибудь другой литературе, я сегодня пошёл в гуглбуки. Выдавало всевозможную недавнюю литературу, главным образом, малоавторитетную. К слову, расскажу всем: если Вы читаете глянцевую книгу, изданную с середины 2000-х годов, то она может быть не лучше Википедии, потому что сама по ней и написана. Я неоднократно встречал такие «легализации» кривых вики-сведений, не снабжённых источниками: почему-то во всех старых книгах сообщается несколько иначе, а вот книги, изданные после вики-статьи — как под копирку. То есть вики-автор когда-то не удосужился себя проверить — и породил плеяду писак, которые не погнушались повторять за ним (только википедист-то по умолчанию доброволец-дилетант, и того не отрицает, а кто-то потом срывает гонорары за откровенную халтуру).

Впрочем, здесь ситуация была несколько иной: наряду с явным и сомнительным новоделом выдало, например, книги Льва Гумилёва: «Хорезмшах погиб во время побега на острове, где находилась колония прокаженных…» [2], «Сам Мухаммед II Гази, надломленный борьбой и постоянными поражениями, умер вколонии прокаженныхна острове в Каспийском море (1221)» [3]. Однако ссылаться на, мягко говоря, неоднозначного историка, мне не хотелось; кроме того, Гумилёв сообщает год смерти Алаэтдина Мухаммада, отвергнутый Бартольдом (см. ниже)

Дальнейший гуглёж вывел на знаменитый исторический роман Василия Яна «Чингисхан» [4]:

Теперь у Хорезм-шаха были порваны последние связи с его родиной и с вечно недовольными бунтующими подданными. Ему больше не угрожали ни татарские набеги, ни мрачная тень рыжего Чингиз-хана. Сюда уже не доберутся мчавшиеся по пятам Мухаммеда неутомимые Джебэ и Субудай.

Здесь, среди беспредельной морской равнины, можно будет с горечью вспомнить прошлое, спокойно оценить настоящее и не торопясь обдумать будущее. На целый месяц Хорезм-шах обеспечен едой: астрабадский правитель поставил в лощине между песчаными холмами войлочную юрту, прислал котел, мешок риса, бараньего сала, кожаное ведро, топор и другие необходимые вещи.

Теперь шах станет дервишем; он сам будет варить себе ежедневную пищу. Лодка была уже совсем далеко, а Мухаммед все еще стоял, погруженный в думы. Потом лег па сухой горячий песок и задремал, пригретый солнцем и обвеваемый легким морским ветром.

Шорох и шепот заставили шаха очнуться. Ему послышались слова: «Он большой, он сильный…”

Чьи голоса могли прозвучать на этом пустынном острове? Опять враги? Шах очнулся. На бугре, среди кустов седой травы, мелькнула и сейчас же скрылась голова в черной овчинной шапке. У Мухаммеда с собой не было оружия, — лук, стрелы и топор находились в юрте. Шах быстро поднялся на бугор. Несколько человек в отрепьях, босоногие, бежали через глинистую площадку, и среди них неуклюже ковыляло на четырех обрубках какое-то страшное существо».

Я приказал астрабадскому правителю доставить меня на совершенно пустынный остров! Откуда эти люди?”

С тревогой Мухаммед направился к своей юрте. Над нею вился дымок. На площадке перед юртой полукругом сидело около десяти чудовищ. Что это были за лица, почти потерявшие подобие человека? Распухшие, красные львиные морды, с огромными нарывами и язвами.

— Кто ты? — закричал один из сидевших. — Зачем ты прибыл сюда? Нас отовсюду изгоняют, и мы заняли этот остров.

— А кто вы?

— Мы — проклятые Аллахом. Сегодня мы приехали на этот остров и здесь будем рыбачить.

— Разве ты не видишь? Мы все прокаженные; еще живые, мы разваливаемся, как мертвецы. Смотри, вот у этого отвалились все пальцы. У этого отпали ступни ног и руки до локтей, и он ходит на четвереньках, как медведь. У этого вытек глаз, а у этого распался язык, и он стал немым…

Мухаммед молчал и думал с тоской о лодке, которая черной точкой удалялась к далекому берегу.

— Мы все молились, чтобы Аллах помог нам. Он пожалел нас и прислал тебя.

— Чем же я могу помочь вам?

Один из сидевших встал. Он казался сильнее и выше других и в руке держал топор.
— Я шейх нашего братства, и здесь, в царстве проклятых, все должны мне повиноваться. Кто не выполнит моего приказа, будет убит. Ты здоров и крепок. Мы тебя принимаем в нашу общину, и ты будешь таскать сети, носить воду и дрова. Не все из нас могут делать это. В этой юрте, посланной нам аллахом, мы нашли котел, рис, муку, кувшин с маслом и баранье сало. Теперь ты будешь жить с нами и снимешь свою одежду; ее мы будем носить все по очереди, а тебе одежда не нужна.
Мухаммед повернулся и, задыхаясь, побежал к берегу. Прокаженные пошли за ним и, собравшись на вершине бугра, наблюдали. Хорезм-шах прошел на песчаную косу, собрал там сухие ветки, выброшенные морем, сложил костер и разжег огонь. Столб густого дыма, клубясь, потянулся к небу.

“Этот дым увидят с берега, сюда приплывет лодка и увезет меня обратно на землю, — бормотал Мухаммед и думал только о лодке, которая затерялась в туманной дали.

— Пусть там война, пусть там рыщут татарские всадники, но там живые, здоровые люди. Они враждуют, страдают, плачут, смеются, и жить среди них будет радостью после этого острова живых мертвецов».

Через пятнадцать дней, согласно обещанию, к острову приплыла лодка. В ней прибыл с несколькими джигитами полководец Хорезм-шаха Тимур-Мелик. Не сразу удалось найти Хорезм-шаха. Он лежал на берегу, совершенно обнаженный. На голове у него сидела ворона и клевала глаза.

Тимур-Мелик обошел остров и нашел спрятавшихся в кустах испуганных прокаженных. Он спросил их, что случилось на острове. Они рассказали:
— Мы видели, что все приехавшие в лодке кланялись до земли этому человеку, оставшемуся на нашем острове, и называли его падишахом. А мы хорошо знаем от стариков, что если прокаженный наденет платье, в котором ходил шах или султан, то больной станет здоровым и раны его залечатся. Только поэтому мы сняли платье с этого человека. Мы звали его обедать с нами, приносили ему еду, но он отказывался есть, все время жег костер и лежал вот так молча, как сейчас. Все его одежды целы. Мы убедились, что этот человек не был султаном, потому что никто из нас не выздоровел.

— Позволь, мы перебьем их! — воскликнул один джигит.

— Только не нашими саблями, чтобы не запачкать светлые клинки их отравленной кровью, — ответил другой воин и пронзил стрелой живот шейха прокаженных. Тот с отчаянным криком бросился бежать, а за ним побежали и все остальные прокаженные.

— Оставьте их! — крикнул Тимур-Мелик. — Они уже наказаны Аллахом. Я гораздо несчастнее их! Всю жизнь я дрался за величие шахов Хорезма. Я проливал свою кровь, веря, что Хорезм-шах Мухаммед — новый непобедимый Искендер и что в день народного горя он поведет бесстрашные мусульманские войска к славным победам. Теперь мне стыдно моих ран, мне жаль юных лет, бесполезно потраченных на защиту лживого миража пустыни. Вот лежит тот, кто имел огромное войско и мог покорить вселенную, а теперь он не в силах пошевельнуть рукой, чтобы отогнать ворону. Он лежит, всеми забытый, не имея шаровар, чтобы прикрыть наготу, и горсти родной земли для своей могилы. Довольно мне быть воином! У меня не хватит слез, чтобы смыть горькие ошибки, которые жгут меня…

Тимур-Мелик выхватил свою кривую саблю, наступил на нее ногой и переломил. Он сам обернул тело Хорезм-шаха тканью своего тюрбана и прочел над ним единственную короткую молитву, которую знал. Джигиты вырыли ножами в песке яму и похоронили в ней труп Хорезм-шаха Мухаммеда, бывшего самым могущественным из мусульманских владык и окончившего свою жизнь бесславно, как дрожащий под ножом мясника козленок.

Тимур-Мелик покинул остров и отправился со своими джигитами на поиски султана Джелаль эд-Дина, чтобы рассказать ему о смерти его отца. Говорят, что потом много лет он скитался простым дервишем, бродя по Аравии, Ирану и Индии (примечание: Некоторые историки рассказывают, что спустя много лет Тимур-Мелик вернулся в Среднюю Азию в одежде нищего дервиша. В Ходженте его узнал тот монгол, которому он в битве пробил стрелой глаз. Монгольский правитель округа приказал привести к себе Тимур-Мелика и за гордую, непреклонную речь казнил его).

Надо сказать, произведение Василия Яна не просто дополняет исторические факты художественным вымыслом, но и вовсе отходит от известных историкам фактов. Процитирую великолепную книгу В.В.Бартольда «Туркестан в эпоху монгольского нашествия» [5]:

Вопреки рассказам Ибн ал-Асира, Джувейни и Несеви, едва ли подлежит сомнению, что монголы в окрестностях Хамадана окончательно потеряли след султана и что на своем пути к берегу Каспийского моря и на острове, где он кончил свою жизнь, султан уже не подвергался преследованию. Остров был расположен так близко от берега, что, по словам самого Несеви, мазандеранцы каждый день приносили султану пищу и другие предметы. Не подлежит сомнению, что в мазандеранских гаванях монголы нашли бы достаточное количество лодок, чтобы добраться до своего врага, особенно при вражде к хорезмшаху местных князей. О действиях татар мы знаем, что они из Хамадана пошли обратно к Зенджану и Казвину и разрушили эти города; по Джувейни, они, кроме того, разбили хорезмийское войско под начальством Бег-тегина и Кюч-Бука-хана. Уже в начале зимы они вторглись в Азербайджан, где разграбили Ардебиль, а при усилении холодов удалились к берегу Каспийского моря, в Муган, и по дороге имели столкновение с грузинами. Ко времени прибытия татар к берегу моря султана уже не было в живых.
Остров, где укрылся султан, был расположен близ приморского города Абескуна, находившегося в трех днях пути от города Гургана, т. е. недалеко от устья реки Гурген; возможно, что имеется в виду остров Ашур-Адэ. Сколько времени провел султан на острове, неизвестно; по рассказу его спутников, с которыми впоследствии беседовал Несеви, он уже при приезде на остров страдал воспалением легких в такой степени, что не было надежды на его выздоровление. В последние дни своей жизни он щедро наградил почетными должностями и земельными наделами лиц, оказывавших ему услуги; конечно, эти награды в то время не имели реального значения, но, если верить Несеви, все эти грамоты впоследствии были утверждены Джелаль ад-дином. Точной даты смерти султана мы в первоисточниках не находим; как дата Раверти (шавваль 617/декабрь 1220 г.), так и дата А. Мюллера (15 зу-л-ка’да 617/11 января 1221 г.), по-видимому, заимствованы из позднейших компиляций. Первая дата, во всяком случае, более вероятна, так как в январе 1221 г. уже началась, по словам -Несеви, на что было купить ему саван и что один из его спутников пожертвовал для этого свою рубашку.

Для большей точности, приведу также цитату из переведённого первоисточника «Жизнеописание султана Джалал-ад-дина Манкбурны» Шихабаддина Мухаммада ан-Несеви [6]:

Они рассказали мне: «Прибыв на остров, он очень обрадовался этому и пребывал здесь одиноким изгнанником, не владея ни полученным по наследству, ни вновь приобретенным. А болезнь его все усиливалась. Среди жителей Мазандарана были люди, которые приносили ему еду и то, чего ему хотелось.

Он как-то сказал: “Иной раз мне хочется, чтобы у меня был конь, который пасся бы вокруг этого моего шатра”. — Для него был разбит небольшой шатер. — Когда об этом услышалмаликТадж ад-Дин [ал-]Хасан— а он был одним изсарханговсултана и возвысился до санамаликапри Джалал ад-Дине, который воздал ему должное милостями и щедротами за его службу султану в эти дни и дал ему во владение Астрабад с его округами и крепостями, — он подарил султану буланого коня».

А в прежние времена старший конюший султана эмир Ихтийар ад-Дин — у него было собрано тридцать тысяч коней — говорил, бывало: «А если я захочу, то доведу их количество до шестидесяти тысяч и не истрачу ни одного динара или дирхема. Достаточно мне для этого призвать от каждого табуна (душар) лошадей султана, имеющихся в стране, по одному чабану, и число коней еще увеличится на тридцать тысяч». Пусть вдумчивый судит, насколько различны эти два положения, и извлечет уроки! Да!

Если кто-нибудь в эти дни приносил немного съестного или что-либо другое, он писал для него указ о высокой должности или о значительном владенииикта.Нередко такой человек сам брался писать грамоту, так как у султана не было тех, кто бы писал «островные указы». Все это были скорее послания на имя Джалал ад-Дина. И когда он появился [в стране] и грамоты предъявили ему, он утвердил их полностью. А если у кого-нибудь был нож или полотенце либо же [иной] знак султана, обозначавшийиктаили должность, то Джалал ад-Дин целовал эту вещь, принимал и подписывал распоряжение об этом.

Когда султана здесь, на острове, настигла смертьи дни его для завершения его долга [перед Аллахом] истекли, его омыли близкие слуги —чавушШамс ад-Дин Махмуд ибн Йалаг и старший постельничий Мукарраб ад-Дин, имевший титул главного конюшего. У султана не было даже савана, в который его можно было бы завернуть. Тогда упомянутый Шамс ад-Дин завернул его в саван из своей рубахи. Он был похоронен на острове, и было это в шестьсот семнадцатом году.

Итак, у Алаэтдина Мухаммада не были разорваны все связи с внешним миром, и он был вовсе не настолько беспомощен, чтобы горстка прокажённых могла его раздеть. Положение хорезмшаха на Абескуне-Ашураде лучше сравнить с положением Гитлера в фюрербункере: да, он жалко скрывался в убежище, покуда военные соперники продолжали отвоёвывать земли его былой сверхдержавы, но он не только оставался хозяином в небольшом пространстве, но и сохранял какой-то остаточный авторитет вовне, проводя назначения силой одного своего имени. Ну, или с положением Горбачёва после Беловежских соглашений — уже политического банкрота, но номинально ещё главного человека страны, символически поддерживающего государственную деятельность пачками наградных указов (правда, султан это делал из менее благородных побуждений, чем Михаил Сергеевич).

Если верить также летописи Рашид-ад-Дина [7], на острове Алаэтдин Мухаммад принял, как показала дальнейшая история, уже не пустословное решение о наследнике (в романе В.Яна это происходит перед отплытием) и даже получал свежие новости о ходе войны… впрочем, лучше бы он их не слыхал:

Кроме того, не стоит воображать беглого хорезмшаха таким уж дервишем. Как мы читаем, у ан-Несеви, в ответ на прихоть Алаэтдина ему был прислан конь; при нём, видимо, имелись роскошно выделанные вещи вроде вензельных ножей и полотенец (ведь получается, что их раздача заменяла жалованные грамоты, т.е. велась уже на острове). Безусловно, слова о нищете следует воспринимать лишь в сравнении с былым могуществом, да и богатствами в прямом смысле этого слова [6]:

Во время этого своего перехода в Ирак султан прибыл в Бистам. Он позвал меня к себе и велел [кому-то] принести десять сундуков. А затем спросил: “Знаешь ли ты, что в них?” Я сказал: “Султан более сведущ в этом”. Он сказал: “Все это драгоценные камни, которым нет цены. Известна стоимость только этих двух, — он указал на два из них. — В них столько драгоценностей, что их стоимость равняется хараджу всей земли”.

Кроме того, султана, видимо, сопровождала прислуга, ведь в контексте его смерти упоминаются имена чавуша и постельничего. Если уж они омывали труп повелителя, было бы странно их отсутствие в предыдущие дни, тем более, невзятие на корабль. К тому же хорезмшах отправлялся в убежище уже с тяжелой пневмонией, не подавая надежд, и будь он даже способен обслужить себя здоровым, — то в такой момент безусловно нуждался в уходе. Тот факт, что ранее историк говорит о его островном одиночестве, я полагаю, связан с мировосприятием самого средневекового летописца, в глазах которого слуги, видимо, не являлись «людьми».

Что касается невозможности достать материю для савана, то тут скорее уместен вопрос: а откуда же её взять или купить на безлюдном острове в море? Как свидетельствует Несеви, вестовой отдал на саван свою рубаху — может, и не самая роскошная одежда, но, во всяком случае, позволившая со всем достоинством совершить погребальный обряд. Кроме того, обратите внимание, что хоронил владыку вовсе не Тимур Малик, которому приписал это деяние Василий Ян. Замечу, что Тимур Малик в принципе не мог увидеться с шахом на Абескуне, ни с живым, ни с мёртвым. С лета 1220 года он более полугода оборонял осаждённый Гургандж, где и встретил прибывших уже от покойного хорезмшаха наследников [7].

Тем самым, книгу Василия Яна, по крайней мере, в части эпизода с островными прятками, следует считать ну очень так художественной. В свете подробностей не такой уж обездоленной кончины хорезмшаха, общество прокажённых вокруг него кажется невероятным. Неужели ещё лояльные сторонники не могли очистить для султана остров? В конце концов, и вестовыми-чавушами служили младшие воинские чины [5, прим. 34]. А уж прокажённые были столь запуганными и забитыми людьми, что их обратило бы в бегство, надо полагать, одно появление носителя какой-либо власти.

А что имеется супротив лепрозория? Как можно было убедиться, о прокажённых ни словом не сказано в фундаментальном сочинении Бартольда. Ничего подобного не сообщает и Зия Буниятов — азербайджанский историк, печально известный своими антиармянскими фальсификациями, но вместе с тем по заслугам удостоенный звания почётного гражданина Ургенча, благодаря монументальному труду о династии Ануштегинидов [8]:

Когда монголы вышли к побережью Каспия, хорезмшах сел на корабль и отплыл от берега. Монголы бросились в воду, но судну удалось уйти. Хорезмшах высадился на острове Ашур-Ада, неподалеку от устья реки Гурган и порта Абаскун.

Вскоре хорезмшах заболел от горя и лишений. Горько сетуя на судьбу, хорезмшах говорил: «Из всех областей земли, которыми владели, не осталось у нас даже и двух локтей, чтобы выкопать себе могилу».. Перед смертью хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммад отменил принятое под давлением матери решение о назначении престолонаследником Кутб ад-Дина Узлаг-шаха. Узнав, что Теркен-хатун попала в плен, хорезмшах вызвал к себе старшего сына Джалал ад-Дина и двух других сыновей — Узлаг-шаха и Ак-шаха и сказал им: «Узы власти порвались, устои державы ослаблены и разрушены. Стало ясно, какие цели у этого врага: его когти и зубы крепко вцепились в страну. Отомстить за меня может лишь мой сын Манкбурны. И вот я назначаю его наследником престола» [99].

Хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммад умер в шаввале 617 г.х. (декабрь 1220 г.) и был похоронен на острове. У некогда величайшего владыки мира «не было даже савана, в который его можно было бы завернуть» [100].

И далее:

Так бесславно закончил жизнь «величайший владыка вселенной хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммад, владевший землями кара-хитаев, Мавераннахром, Хорезмом, Исфаханом, Мазандараном, Керманом, Мекраном, Кешем, Газной, Гуром, Бамйаном, Отраром, Азербайджаном, Арраном, Ираком, Сиджистаном, Фарсом, Табаристаном и Джурджаном. Владения его простирались до Индии, страны тюрок и Китая. Хутба с его именем читалась с минбаров Дербенда и Ширвана, Хорасана и других земель и городов» [102].

О бегстве на каспийский остров говорили два блестящих историка узбекского и таджикского народов — Г.А.Хидоятов и Б.А.Гафуров, и оба они не пишут про лепрозорий:

Покинутый приближёнными, преследуемый монголами, султан Мухаммад бежал на остров Ашурада на Каспийском море и умер здесь в полной нищете в декабре 1220 г., назначив наследником старшего сына Джалалэтдина. Говорят, что его сыновья не смогли даже найти материала для савана отцу. [6]

…Мухаммед бежал в пределы Ирана — в Табаристан, где скрывался на одном из островов Каспийского моря и уже ничего не предпринимал для организации борьбы с монгольским нашествием [9].

Не говорит такого и автор монографии «О военном искусстве при Чингисхане и Тамерлане» М. И. Иванин, на которого частично опирался Бартольд [10]:

Наконец, молчат о том средневековые первоисточники, которые я сумел достать в Интернете: выше я приводил ан-Несеви, а вот упоминания у Ибн ал-Асира [11]:

Хорезмшах дошел до гавани на Море Табаристана, известной под названием Абаскун, а у него была там крепость [на острове] в море. Как только он и его люди сели на суда, прибыли татары. Увидев, что хорезмшах уже вышел в море, они остановились на берегу. Отчаявшись настичь хорезмшаха, они потом ушли обратно…

И далее:

После прибытия в ту упомянутую крепость, хорезмшах скончался в ней.

Ибн ал-Асир вовсе утверждает, что на острове находилась крепость, что явно не вяжется с резервацией «проклятых Аллахом».

К сожалению, я не смог найти в Интернете полный или хотя бы охватывающий монгольское завоевание текст книги Джузджани (вроде бы есть английский перевод Раверти). В то же время проверить информацию о лепрозории в контексте смерти Алаэтдина Мухаммада стоило бы и по-английски, ведь владыка Среднего Востока и главный соперник Чингисхана — фигура отнюдь не локального масштаба, и его подробные биографии существуют и на иностранных языках.

Так вот. Варьируя запросы «leprosy» с годом смерти султана, словами «Khwarazm» или «shah» я не обнаружил совершенно ничего.

Резюмирую. Никакие изувеченные лепрой калеки, я уверен, не омрачали последние дни «Александра Македонского II». Почти наверняка это — художественный вымысел исторического романа Василия Яна, довольно сильно отходящего от реальной истории. Во всяком случае, мне не удалось найти каких-либо более ранних упоминаний лепры в контексте бегства хорезмшаха. Рискну даже предположить, почему Василия Яна посетила такая фантазия: он сам съездил на остров прокажённых, в его время существовавший на Мангышлаке [12]. Возможно, даже писателю рассказали где-то там предание, что в подобном безрадостном месте окончил путь некогда великий завоеватель — ну как же в Средней Азии без легенд? Один википедист говорил мне, что побывав в 10 городах Узбекистана, он во всех десяти слушал от гидов: «А Вы знаете, что именно у нас изобрели плов?!».

Полагаю, из художественного произведения вымысел был заимствован сверхэрудированным, но известным своей нечистоплотностью историком Львом Гумилёвым — а оттуда уже пошёл массово гулять по историческим и публицистическим изданиям.

Если я не прав — буду искренне благодарен всем за источники, которые это покажут.

Райков Александр

Использованная литература:

• Хидоятов Г.А. Моя родная история. — Т.: «Укитувчи», 1990. С. 142-143
• Гумилёв Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. — М.: «АСТ», 2008. С. 485
• Гумилёв Л.Н. От Руси к России. Поиски вымышленного царства. — М.: «Вече», 2009. С. 61.
• Ян В. Чингисхан // Глава четвёртая. На острове Абескунского моря. — «Litres», 2014
• Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. Том I. — М.: «Издательство восточной литературы», 1963. С. 493-494.
• Ан-Несеви, Ш. М. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны. (http://www.vostlit.info/Texts/rus8/Nasawi_2/text2.phtml?id=1763)
• Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. Том I. Книга первая / Перевод с персидского Л.А.Хетагурова. Редакция и примечания проф. А.А.Семенова. — Москва — Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 1952.
• Буниятов З. М.Государство Хорезмшахов-ануштегинидов, 1097—1231.— М.: «Наука». Главная редакция восточной литературы, 1986. С. 148
• Гафуров Б. Г.Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. Книга II.— Душанбе: Ирфон, 1989.С. 181.
• Иванин М.И. О военном искуствѣ и завоеваніях монголо-тартар и средне-азіятских народов при Чингис-ханѣ и Тамерланѣ. — СПб.: Типографія товарищества «Общественная польза», 1875. С. 66-67
• Ибн ал-Асир. Ал-Камил фи-т-та’рих («Полный свод истории») / избранные отрывки / Перевод с арабского языка, примечания и комментарии П.Г.Булгакова. Дополнения к переводу, примечаниям и комментариям, введение и указатели Ш.С.Камолиддина. Ташкент — Цюрих, 2005. С. 367-368.
• М.В. Янчевецкий. Писатель-историк В.Ян. Очерк творчества. — М.: «Детская литература», 1977. С. 23.