РЕВОЛЮЦИЯ НАОБОРОТ. Средняя Азия между падением царской империи и образованием СССР История

Игорь Клишин прислал отрывок, касающийся Ташкента, из книги Marco Buttino. La rivoluzione capovolta. L’asia centrale tra il crollo dell’impero zarista e la formazione dell’urss
Марко Буттино. РЕВОЛЮЦИЯ НАОБОРОТ. Средняя Азия между падением царской империи и образованием СССР

Перевод с итальянского Николая Охотина
Послесловие Альберто Мазоэро

Ташкент

Ташкент — самый большой город Туркестана и главный русский город в Азии. За полстолетия колонизации численность населения выросла более чем втрое: перед Первой мировой войной в городе жили около 250 000 человек. Иммигранты из Европы, в основном русские, а также украинцы и поляки, составляют сообщество численностью около 70 000 человек. Большая их часть прибыла благодаря открытию двух железнодорожных линий, связавших Ташкент с Россией.

В мусульманских кварталах преобладает население, говорящее на тюркских языках: большинство сартов и узбеков, но также и татары, киргизы, казахи. В меньшинстве находятся несколько сотен таджиков и компактная группа бухарских евреев.

Этот город становится центром нашего интереса не только благодаря своему положению колониальной столицы, то есть места, где принимаются решения по всему Туркестану, но также и потому, что это основное средоточие иммигрантов и мусульманского населения.

Эти два сообщества проживают в городе бок о бок, и их взаимоотношения являются важным объектом наблюдения, дающим возможность понять, как уравновешивались социальные отношения, лежащие в основе колониального пакта всего Туркестана. Таким образом, нам необходимо исследовать город с близкого расстояния. Мы внедримся вначале в кварталы нового, «европейского», города, затем в мусульманские — старого. Мы обнаружим дистанцированность и соприкосновение, даже наблюдая лишь людей на улицах, базары и дома.

Наше первое знакомство с Ташкентом происходит на вокзале. Как и следовало ожидать, это не самое привлекательное место в городе, но, с другой стороны, здесь неплохо чувствуется городская атмосфера. В спокойные часы вокзал заполнен русскими солдатами, следующими в свои казармы, военными, сопровождающими армейские грузы; немало пассажиров из европейской части России, усталых   после   многодневного   путешествия, среди них попадаются и крестьяне, и деловые люди; очень много местных, с ближайших станций, нагруженных сельхозпродуктами для продажи на городских базарах. Достаточно скоро это многоликое спокойствие исчезнет, поток товаров иссякнет, а между европейцами и мусульманами вспыхнут ожесточенные конфликты.

Покинув вокзал и встретив по дороге другие признаки военного присутствия русских (многочисленные казармы), мы движемся к городу.

В центре европейских кварталов находится площадь Кауфмана. Это большое пространство, усаженное деревьями, куда стекаются широкие прямые улицы. В центре площади высится обелиск, надпись посвящена русскому генералу — «завоевателю Самарканда в 1868 и Хивинского ханства в 1873. Константин Петрович фон Кауфман — фигура легендарная. О нем говорят как о знаменосце русской боевой славы, он символ того периода, когда администрация функционировала хорошо и чиновники не были замешаны в постоянных скандалах.

Ему новый город обязан своим развитием. Когда Кауфман прибыл в Ташкент, через два года после его завоевания, русские уже обосновались за пределами стен старого города. Они завладели крепостью — бывшим жилищем ташкентского бека и его войска — и расположили там часть отрядов, построили казармы, ряд общественных зданий и около двухсот частных домов. Тем самым там уже существовала небольшая русская община, состоящая почти исключительно из солдат: рядовые жили в казармах, офицеры имели свои дома.

Кауфман привез с собой толпу чиновников и за два года выстроил еще пятьсот домов. Новый город зарождался на ничейной территории, на землях крепости и участках (садовых и огородных), которые администрация выкупила у их владельцев.

Европейские кварталы разрослись и к 1909 году насчитывали уже 3000 домов10. Ташкент быстро становился огромным городом, не столько по населению, сколько по территории, почти сравнявшейся с московской. Низкая плотность населения новых кварталов очевидна даже без статистических данных: дома здесь невелики, и очень много зелени. Строения сложены из кирпича и отштукарены; за редкими исключениями все они одноэтажные, что повышало их надежность в виду частых землетрясений в Ташкенте. Почти около каждого дома есть сад, а иногда даже пруд, где в хорошую погоду купаются. Улицы, широкие и прямые, усажены деревьями, есть несколько парков, везде проложены каналы.

Работы по благоустройству, почти безостановочные, превратили русские кварталы в современный город. Улицы, в большинстве своем мощеные, ночью освещаются керосиновыми фонарями. Построена телефонная сеть, объединяющая общественные учреждения и приличное число абонентов. В домах есть водопровод и электричество. Совсем недавно электрический трамвай заменил старый, на конной тяге.

Казалось, русские стремятся, чтобы сразу бросалось в глаза их отличие от окружающего общества. Посетивший город сразу отметит многочисленные церкви и здания в русском стиле, увидит улицы, названные в честь русских героев (как правило, генералов — Кауфмана, Черняева и других), встретит на этих улицах мужчин в мундирах и женщин, одетых по европейской моде. Это городская элита, демонстрирующая свою принадлежность к петроградско-московскому обществу, и мало что ее связывает с таким азиатским городом, как Ташкент.

Шайлер, американец, бывавший в Ташкенте в 70-х годах XIX века, упоминает светскую жизнь города. Одним из центров притяжения была резиденция губернатора. Естественно, это был самый красивый дворец в городе, окруженный   огромным парком.

В конце 1917 года эта белая дворцовая постройка стала зданием Советов, местом разнообразных собраний, по-прежнему символизирующим русскую власть. Во времена Шайлера дворец посещали сливки городского общества. Два или три раза в год здесь давали балы, на которых появлялись генералы и высшее офицерство с женами, приглашались также авторитетные представители мусульманского общества. Русские выставляли напоказ «хорошие манеры» с чрезмерным рвением, возможно, даже наводившим оторопь на их гостей. Этикет был еще более жестким, чем в Петербурге. Приемы устраивались зимой, иначе и быть не могло, так как летом город вымирал: спасаясь от жары, все перемещались на загородные дачи или в горы, где наслаждались сном в юртах — походных палатках кочевых казахов.

Были также и более общедоступные развлечения, правда, не в самом дворце, а в губернаторском парке. Три раза в неделю все ворота открывались для публики, играл оркестр. Это был повод встречи для русских, допускалась и мусульманская публика, которая, судя по всему, очень любила слушать оркестр. Иногда исполнялась музыка на местные мотивы, чтобы доставить особое удовольствие гостям. Европейский мир, безусловно, был особенно притягателен для местного населения, особенно для тех, кто имел какие-то деловые контакты с русскими. Обиход русской элиты не претерпел существенных изменений в эти годы, несмотря на дистанцированность от Петербурга и устоявшиеся контакты с местным обществом.

В 1908 году в Ташкент прибывает граф Пален во главе комиссии, отправленной из Петербурга для проверки туркестанской администрации. На вокзале его встречали губернатор и армейские генералы, русские городские власти и консулы иностранных государств, присутствовали также влиятельные члены местного общества и представители киргизской, еврейской, афганской и персидской общин. Затем был дан прием в губернаторском дворце. Пален упоминает о мужчинах в мундирах со звездами и украшениями, женщинах в вечерних туалетах и сверкающих драгоценностях, с цветами в волосах. Атмосфера, пишет он, такая же, какую можно наблюдать в Петербурге, Берлине, Вене или Париже. К банкету было составлено типично русское меню (естественно, написанное по-французски) — вино и шампанское из Европы, икра, водка. Кофе подавали в парке, официанты — мусульмане в традиционных одеждах.

Люди, допущенные к губернатору, составляли лишь небольшую группу, но культ «хороших манер» не был только их чертой. Конечно, эти проявления выглядели несколько кричащими, зачастую афишировались людьми, сбежавшими в Ташкент от кредиторов или от каких-то неурядиц, или военными, делающими быструю карьеру и стремящимися к пенсии, или чиновниками, приобретавшими славу в коррупционных скандалах, или опять же отставными военными, пробующими себя в сомнительного свойства коммерции. Многие из них не намеревались оставаться в Ташкенте надолго, полагая себя еще (или уже) в России и не имея, как правило, ни малейшего интереса к местному обществу. Например, широко практиковались встречи военных обществ — с балами, вечеринками для приглашенных, с карточными играми, в основном азартными18. В большой моде был театр: несколько лет подряд, с тех пор как заработала железная дорога, Общество любителей драматического искусства с большим успехом организовывало гастроли лучших театральных трупп из России. Разумеется, все демонстрировали приверженность к сохранению таких фундаментальных ценностей, как служение царю и православная вера. На первой зиждился престиж армии, вторая демонстрировала народную религиозность, живое чувство, о чем свидетельствовали многочисленные православные церкви по всему городу.

Русское сообщество за годы, прошедшие с момента открытия железнодорожного сообщения, давшего стимул массовой иммиграции, претерпело довольно глубокие изменения, стало более разнообразным и сложным. В первые десятилетия XIX века присутствие русских было в основном военным, затем военные остались в меньшинстве. В 1908 году, как сообщает статистика, европейское население состояло на две пятых из людей благородных сословий, духовенства, купцов и мелкой буржуазии (приходится извиняться за упрощение); еще две пятых составляли люди крестьянского происхождения, которые, по всей видимости ожидая земель для возделывания, жили в городе, выполняя разную ручную работу; солдаты не превышали оставшейся одной пятой.

Заметным признаком русского делового мира были банки и коммерческие предприятия. Можно наблюдать их присутствие, проходя по центральным улицам — улице Романовского и Кауфманскому проспекту, где располагаются лучшие магазины. Здесь продаются товары, импортированные из России, предметы роскоши из-за границы — европейская и даже американская одежда, французские бильярды, немецкое пиво, итальянские масло и вино… В центре также находятся гостиницы, где останавливаются купцы и путешествующие дельцы. Самые обеспеченные из них живут в «Большой Московской», где есть отдельные обеденные кабинеты, бильярд, бальная зала, открытая до двух ночи, турецкая баня; прочие довольствуются «Россией» или «Европой».

В конторах, типографиях и на нескольких городских фабриках мы обнаруживаем рабочих-иммигрантов. Главная концентрация рабочих наблюдается на стройке железной дороги, куда принимают практически только русских. В начале века там работало около двух тысяч человек, прочие русские, несколько сотен, были заняты на электростанции, на обеспечении трамвайного транспорта; еще меньший процент приходился на квалифицированную работу на фабриках по очистке хлопка (черную работу там выполняли местные), в типографиях и т.п.22 Железная дорога доставляла в город массу разнорабочих (предположительно большинство из 15 000 переписанных в 1908 году — с крестьянским происхождением), вызывая переизбыток предложения русских рабочих рук. Речь шла о рабочих «голодных, оборванных и нуждающихся в общественном призрении». Их присутствие с трудом поддавалось интеграции, а избыточное предложение низкооплачиваемой рабочей силы сказывалось в понижении их оплаты. Масштабные забастовки в Ташкенте 1905 года в большой степени были вызваны этой ситуацией.

Ритуалы и традиции высших слоев русского сообщества служили отличительным признаком не только в сравнении с мусульманским населением города, но и с относительно растущей массой бедных и ищущих удачи иммигрантов. В то время как офицерство и новая буржуазия ходили по салонам и театрам, массы, состоящие из солдат, рабочих в ожидании работы и крестьян, предпочитали посещать трактиры. В свое время их местом был базар в самом центре города, где в кабаках, которые держали отставные офицеры низших чинов или жены действующих офицеров, продавали вино и пиво. Есть подозрение, что в этой зоне сосредоточивалась проституция, процветавшая с появлением русских солдат: в конце века в городе насчитывалось уже больше тысячи проституток, среди которых около семидесяти были европейского происхождения. На пороге войны это место носило название «Воскресенский базар» и в праздничные дни служило местом встречи горожан из европейских кварталов, в особенности солдат в увольнительной. И в обозреваемое нами время оно известно под именем «пьяный базар», хотя теперь таковым не является, поскольку уже несколько лет, как власти закрыли все кабаки. Закрытие, похоже, было вызвано стремлением защитить моральный дух армии, а также, вероятно, попыткой избежать столкновений между солдатами и молодыми мусульманами, пристрастившимися к выпивке не меньше русских. Пьяницы, однако, не исчезли совсем, они нашли себе другие кабаки (в городе нет в них недостатка). Впрочем, даже и без кабаков площадь остается местом большого скопления людей, поскольку является основным торговым центром нового города, а теперь еще и служит центральным пунктом отправки электрических трамваев. Кроме того, как и раньше, здесь работает импровизированная «биржа труда», рынок рабочих рук, где каждое утро собираются в большом количестве люди, ищущие поденную работу. Среди них много недавно прибывших русских колонистов.

Новые кварталы населены отнюдь не только европейцами, там имеется постоянная составляющая неславянских жителей, около десяти тысяч человек, проживающих постоянно, — приблизительно четверть гражданского населения этой части города. Среди них богатые мусульманские купцы, поселившиеся в европейских кварталах, — у них дома западного типа, но женские комнаты не имеют окон на улицу, как и в домах в старом городе. Многие деловые люди и авторитетные мусульмане, проживающие в старом городе, часто бывают в новом и вхожи даже в самые уважаемые дома. Даже мусульмане из низших слоев появляются в новом городе, так как вся грязная работа делается ими. Люди в черных или цветных чапанах, с тюрбанами на голове убирают улицы или строят дома, каждая небедная русская семья держит их для выполнения работы по дому. Другие трудятся, часто посезонно, на маленьких фабриках. Русские нанимают их из-за готовности работать за деньги меньшие, чем европейцы, несмотря на то, что сталкиваются потом со сложностями из-за отсутствия общего языка и необходимости прибегать к помощи переводчиков. Русские не могут служить такого рода посредниками, только мусульмане, обычно татары, которые извлекают из своего знания языков возможность оказывать влияние как на работников, так и на работодателей. Русские делают коммерцию, но не могут избежать сложившихся неоднозначных отношений, и поэтому не доверяют мусульманам. Недоверие принимает легкие формы, когда собеседник принадлежит к высшим классам местного общества, но с обычными мусульманами отношения сводятся до необходимого минимума. Вплоть до последних нескольких лет, когда еще ходили конки, первый ряд сидений в вагонах был предназначен для европейцев. Они готовы были платить вдвое за билет, только бы не сидеть рядом с мусульманами, которые, по их мнению, не очень стремились к чистоте и опрятности.

Наиболее часто в европейских кварталах встречались мусульманские мастеровые и базарные торговцы. Торговали чем угодно — фруктами, зеленью, другими продуктами питания. Торговцы делают бизнес и заботятся о том, чтобы у них в лавках были все товары, которые могут купить русские. На главном базаре есть даже мечеть, место встречи и отправления культа для мастеровых и розничных торговцев. В новом городе находится пятнадцать мест культа для мусульман, но это «молельные дома» при частных жилищах. У восточных евреев, тоже торговцев, есть своя синагога (не путать с синагогой евреев-иммигрантов: обе построены в 1896 году). Общность религии, очевидно, не обеспечивает настолько прочную связь, что­бы преодолевать существующие барьеры между европейцами и восточными людьми.

Оставим «Воскресенский базар» и пойдем по дороге мимо крепости, которая прежде была резиденцией Кокандского хана, дойдем до того места, где раньше были ворота в старый город. Это всего несколько шагов, но для пущего погружения можем сесть на трамвай. Одна из веток идет как раз сквозь мусульманские кварталы.