Мирон Пенсон. «На волне памяти…». Часть четвёртая История Ташкентцы

…Для многих людей слово «киностудия» ассоциируется с богемой. Но это не совсем так. Не зря появилось в лексиконе слово «киноиндустрия». Киностудия – это сплав творчества и производства. Взаимоотношения людей на этом производстве далеки от мифа о «красивой жизни». Киностудия – сложная система, где творческий процесс переплетается с техническим, и разделить их невозможно. Даже по названиям цехов можно понять разнообразие кинопроизводства: отдел декоративно-технического строительства – ОДТС, цех точной механики, осветительный цех, цех подготовки съемки, цех реквизита, костюмерный цех, звукоцех, монтажный цех, можно перечислить еще многие подразделения, входящие в состав киностудии, все они важны, без них невозможно снимать фильм. Но есть один цех, тоже технический, но он является как бы сердцем киностудии. Это цех обработки пленки. Усилия всех – и режиссера-постановщика, и сценариста, и кинооператора, и художника, и актера, и бутафора, и декоратора, и осветителя соединяются в «кадрике» кинопленки, которая передается в цех обработки. Метр чистой кинопленки стоит копейки, но то, что он сумел зафиксировать, становится бесценным. На всех киностудиях цех обработки пленки – приоритетный цех, потому что в его стенах производится конечный продукт – готовый кинофильм. «Узбекфильм» не был исключением.

Начальником ЦОПа работал Алик Обидов. Он закончил Московский технологический институт, получил назначение в Ташкент на какое-то химическое производство, но пришел работать на студию. Может быть потому, что на «Узбекфильме» работал его отец, заслуженный артист Узбекистана, кинорежиссер Джавад Обидов. Творческие гены отца позволили Алику Обидову соединить техническое образование с творческим началом. Его кабинет в цехе обработки пленки превратился в маленький творческий клуб, в котором собирались режиссеры, сценаристы, операторы, художники. Там всегда были стакан чая и чашка кофе. Но когда творческие споры разгорались, можно было глотнуть и более горячительного напитка. Эльер Ишмухамедов, Одельша Агишев, Али (или Алик, как мы его называли) Хамраев. Они олицетворяли в то время молодое узбекское кино. И всегда их можно было найти в цехе обработки пленки. Бесконечное общение Обидова с творческими людьми заставило Алика забывать подчас о своих обязанностях начальника цеха и большую часть времени отдавать творчеству. Он пытался писать сценарии, пытался снимать фильм. Его также увлекла работа над фотокнигами. Обидов только начинал осваивать «азы» фотографического дела, но у него было огромное желание показать на фотографиях мир, увиденный его глазами. Десятки тысяч километров мы проехали с Обидовым. Во время моей работы над фотокнигами Алик брал отпуска на студии, прилетал ко мне, а дальше мы работали вместе.

Пик нашей совместной фотографической деятельности приходился на время работы ташкентских кинофестивалей. Наши московские друзья из Госкино СССР связали нас с фирмой «Кодак», которая проводила свою рекламную компанию в рамках кинофестивалей. Фирма предоставляла огромное количество фотоматериалов, фотобумаги, фотопленки, химии для их обработки. Специальные конверты для упаковки фотографий. Для нас это была престижная и интересная работа. Алик Обидов возглавлял этот проект. Он давал задания людям, реально ориентируясь на их возможности. Он знал, на что способен тот или иной работник.

Принципиальность и организованность Обидова передавались его сотрудникам. В Ташкенте обрабатывались цветные пленки почти со всего региона – из Казахстана, Таджикистана, Киргизии. На студию приезжали их представители и начальник ЦОПа Обидов завоевывал их симпатии, и многие из них предлагали кроме технического еще и творческое сотрудничество. По сценариям, написанным Аликом Обидовым, было создано много документальных и мультипликационных фильмов. «Творческий клуб» в его кабинете был благодатной средой для этой работы. И Одельша Агишев, и Эльер Ишмухамедов, и Алик Хамраев с радостью помогали Обидову в его творчестве начинающего сценариста и режиссера. Лучшей работой Алика Обидова, снятой на киностудии «Узбектелефильм», была картина «Один из первых», рассказывающая о человеке, первым в республике удостоенном почетного звания «Народный художник Узбекистана». Это был Варшам Никитович Еремян – главный художник киностудии «Узбекфильм». Как Роман Кармен никогда не расставался с кинокамерой, так Варшам Никитович был неразлучен с блокнотом – тысячи, десятки тысяч набросков и этюдов оставил художник. Варшам Никитович любил и хорошо знал узбекскую архитектуру. Декорации, которые строил Еремян в павильонах киностудии, отличались удивительной правдой. Еремян ненавидел бутафорию. В те годы пробивались магистрали и сносились дома в старом городе. Варшам Еремян вытаскивал из-под обломков старинные двери, остатки резных колон, потолочные балки, наличники – его интересовало все: и железные цепочки ручной работы, и металлические запорные кольца на дверях. Он подбирал выброшенные кумганы, самовары, подносы и все это перевозил на киностудию. Собранный Еремяном антиквариат мог бы стать украшением любого этнографического музея. Но киностудия, которая в те годы располагалась в мечети Шейхантаур переезжала на новую территорию, и тогдашним горе-руководителям казалось, что незачем перевозить этот «хлам», эту «рухлядь» в новые хоромы. Шейхантаур разрушили – он мешал движению по вновь пробитой магистрали, и под обломками Шейхантаура оказались бесценные сокровища народного творчества, собранные Варшамом Еремяном. Варшам Никитович учился в Москве во ВХУТЕМАСе. После окончания мастерской он не вернулся на свою родину в Карабах, а отправился в город, который был Меккой многих художников, посвятивших свое творчество Востоку – город Самарканд. Поначалу жилось очень трудно. Варшам Никитович был разнорабочим, а свободное время он посвящал холсту и мольберту. Однажды его пригласили в Самаркандский реввоенсовет и попросили написать картину «Революция в Самарканде», за которую пообещали кучу денег. Через несколько дней Еремян принес «высоким» заказчикам свое произведение. Это был огромный холст в золотой багетной раме, на которую Еремян истратил последние деньги. На холсте раскинулась искусно написанная площадь Регистан, заполненная людьми. Горячее узбекское солнце освещало загорелые лица людей, единых в своем революционном порыве. Над толпой развевались на ветру кумачовые полотнища. С левой стороны полотна Варшам Еремян написал с предельной достоверностью правительственную трибуну, на которой с известным жестом – протянутой рукой стоял человек, немного похожий на председателя реввоенсовета, рядом с ним в национальных одеждах, опоясанные патронташами, увешанные карабинами и саблями военачальники, на их лицах – торжество победы. На переднем плане правой части полотна Варшам написал портрет солдата, который внимательно глядел на выступающего. В руках у него была трехлинейная винтовка. Но держал он ее почему-то штыком вниз. Картина не влезала в двери ревкома, и Варшаму Никитичу пришлось сдавать ее заказчикам во дворе. Собралось все главное начальство. Еремян торжественно развернул картину. Начальство долго и пристально рассматривало ее. Потом «самый главный» сказал:

– Ах, что ж вы, Варшам Никитович, такая замечательная картина! Так все великолепно: лица революционные, лозунги все правильные, но вот солдат на переднем плане? Его что, не учили, или он не воевал? Ну кто винтовку держит штыком вниз! Вы тоже хорош, Варшам Никитович, таких простых вещей не знаете!

– Простите, пожалуйста, в армии не служил, вот черт и попутал, – стал оправдываться Еремян, – Я исправлю это…

Гордый за свою бдительность председатель сказал снисходительно:

– Ну ладно, первый раз прощаем. Исправьте и приносите.

Еремян забрал картину, и на другой день, когда он принес ее в реввоенсовет, «нерадивый» солдат «исправился» и держал винтовку штыком вверх.

– Вот это другое дело, – сказал начальник.

Он дал команду, Еремян получил не только оговоренную сумму, но и премию, о которой распорядился председатель.

Варшам Никитович, рассказывая эту историю, всегда хохотал до упаду, ведь солдата с перевернутым штыком он нарисовал нарочно – это была его «подсадная утка», как сказали бы охотники.

– Понимаешь, – говорил он, – сколько было бы придирок, если бы не этот перевернутый штык…

Перевернутый еремяновский штык мне часто приходилось брать на вооружение. Официально на фильме «Один из первых» работали три человека: сценарист Олег Обидов, режиссер Юрий Бзаров, оператор Мирон Пенсон. Но на самом деле фильм делали бескорыстно все друзья Варшама Никитича, его ученики, его соратники.

В комбинерном цехе снимались художественные полотна Еремяна. Операторы цеха комбинированных съемок Михаил Пономарев и Владимир Морозов сняли картины не формально, а с большой любовью. Титры сделал Ной Захарович Рабинович – выдающийся художник-шрифтовик и мультипликатор. Звукооператор Нариман Шадиев прослушал сотни фонограмм, выбирая музыкальное сопровождение. С некоторой настороженностью за идейное содержание будущего фильма семья Еремяна представила его личный архив – первый путевой альбом Варшама Еремяна, который он вел на своей родине. Что ни страница, то шедевр – портреты, написанные пером, архитектурные композиции, наброски пейзажей. И на каждой странице записи мыслей и ощущений, которые были с Варшамом Никитовичем тогда. Многие его высказывания абсолютно современны, Варшам Еремян был человеком будущего. На одной из страниц были какие-то каракули, отдаленно напоминающие то ли баранов, то ли верблюдов, то ли еще каких-то животных. Варшам Никитович записал, что рисунок принадлежит мальчику Агзаму из селения Бахмал. Давая перо в руки маленького Агзама, Варшам Никитович старался разглядеть способность к творчеству. Может быть, это был первый урок в его жизни, но Еремян до конца своих дней был уверен, что людей без таланта не бывает. Важно, чтобы каждый человек сумел реализовать его. Варшам Никитович был замечательным педагогом, он воспитал целую плеяду кинохудожников: Эммануила Калантарова, Валентина Синиченко, Евгения Пушина и многих-многих других.

Алик Обидов записал очень много интервью. О нем вспоминали патриарх советского кино Виктор Шкловский, известный русский сценарист Алексей Спешнев, о Варшаме Никитовиче рассказывал Валентин Синиченко, о нем говорил известнейший советский художник, сокурсник Еремяна по ВХУТЕМАСу Василий Чуйков. Особенно проникновенно вспоминал о Варшаме Еремяне Камиль Ярматов. Творческая судьба этих двух художников переплеталась, она оборвалась, когда Варшам Никитович ушел из жизни.

Съемочная группа фильма «Один из первых» побывала в Самарканде. Мы старались найти те места, которые Еремян перенес на свои полотна. Но Варшам Никитович мало писал знаменитые памятники, которые были на виду и на слуху у художников, приезжавших в Самарканд за восточной экзотикой. Варшам Никитович пешком прошел по древнему Афросиабу. Он накапливал в блокноте и в своей душе те чувства уважения к памяти безвестных мастеров, создавших уникальные творения на этой земле. Бесконечные походы с этюдником впоследствии превратились в богатейшую творческую кладовую, из которой черпал вдохновение кинохудожник Варшам Еремян. На одной из страниц «Путевого блокнота» Еремяна была нарисована красивая мечеть, мы долго не могли ее найти. Архитектурные детали мечети просматривались на одном из эскизов к фильму «Алишер Навои», к одному из центральных эпизодов фильма «Сад поэтов». Камиль Ярматович сказал, что эпизод снимался где-то под Самаркандом, но он точно не помнит того места. Самаркандские старожилы подсказали, что некоторые съемки велись в мечети Ходжи Ахрара. И вот мы на месте – тот же хауз, та же тысячелетняя чинара, великолепная старинная мечеть и удивительная тишина. Может быть такая же, как и тогда, пятьсот лет назад, когда звучал здесь голос Алишера Навои. Камиль Ярматов бесконечно доверял вкусу Еремяна и рассказывал, что когда Варшам Никитович привез его в Ходжи Ахрар, то не сказал, какой эпизод задумал снимать здесь, но стоило Ярматову переступить порог этой мечети, он понял, что вошел в «Сад поэтов».

В визире камеры, которая глядела на тысячелетнюю чинару, в странном переплетении ветвей то возникал, то исчезал облик Еремяна, а ветер, перебирая листья, все повторял и повторял:

– Вар-ш-а-а-м!.. Вар-ш-а-а-м!..

Камиль Ярматович рассказывал, что для эпизода встречи Хусейна Байкары с Алишером Навои Варшам Никитович предложил покрасить белоснежный зал дворца в черный цвет. Он предложил одеть Хусейна Байкару в черную одежду, а Алишера Навои во все белое. Прошло более полувека – фильм «Алишер Навои» стал частью золотого фонда мирового кино. И шагает по экранам мира в ослепительно белых одеждах Алишер Навои в черном зале мракобесия. Слова Алишера Навои: «Как жаль, что я всю жизнь нес лампаду перед слепым…», – приобретают особый, неповторимый смысл в придуманном Варшамом Еремяном мире… Фильм о художнике шел много раз по узбекскому телевидению. Наверное, такова уж сущность таланта – чем больше рассматриваешь произведение, тем больше оно открывает все новые и новые грани. Наша группа была счастлива прикоснуться к творчеству Варшама Еремяна и отдать посильную дань его памяти.

В негативном архиве Макса Пенсона есть фотопортрет Варшама Еремяна. Он сидит в кресле с самокруткой в руке. Колечко дыма зависло на уровне его широко раскрытых глаз, глядящих прямо в объектив. Фотография выполнена в темных тонах – темный фон, темное кресло, загорелое лицо и только сверкающие глаза, да колечко дыма. Таким увидел его Макс Пенсон.

Судьба подарила им знакомство друг с другом…

В жизни ничего не бывает случайного.

После одной из съемок встречи руководителя Узбекистана с детьми мы подарили ему фотокнигу Валерия Стигнеева «Человек. Его дело».

Автор сумел найти необычайное публицистическое сопоставление фотографий. В книге были представлены фотографии рук Ойстраха и рук рабочего, знаменитого хирурга и прославленного сталевара. Интересное сопоставление человека и его дела. Очень добрая книжка в необычном ракурсе показывала, раскрывала человеческую суть вдохновения, человеческую суть творчества.

В книгу была вложена записка, что хлопкоробы Узбекистана – великие труженики, великие мастера своего дела. Они достойны того, чтобы и о них была создана подобная фотокнига. Положительная реакция последовала незамедлительно, буквально на следующий день…

Но тут вдруг на меня нашло чувство страха: с чего начать работу над книгой? И вот тогда, может быть, впервые я засел за отцовские негативы. Под руку попалась коробка с надписью «хлопководство». В ней были собраны материалы, которые он снимал по хлопку, но никогда не печатал.

На одной из фотографий два русских землемера отмеряли делянку. А дехканин наклонился, и у него было странное выражение лица. Недоверия и надежды, что ему сейчас дадут клочок земли. На другой фотографии шли люди и на своих плечах тянули мешки с хлопком на большие бунты. Отец терпеливо снимал весь процесс подготовки хлопковых семян. Как их замачивают, потом проращивают в маленьких баночках, а затем высаживают крохотные ростки на большое поле, потом окучивают кетменями, а вслед уже конной упряжкой.

То есть, все то, что осталось в архиве отца, было совершенно уникальным материалом. Ко времени работы над фотокнигой в Узбекистане засевалось хлопком почти 4 миллиона гектаров земли. Отец благодаря художнической интуиции почувствовал, что присутствует при зарождении очень важного дела, которое через несколько десятилетий превратится в механизированную отрасль сельского хозяйства. Сейчас никому в голову не придет, что вручную можно покорить столь необъятное пространство и вырастить больше 4-5 миллионов тонн хлопка. Так пришло название первой главы «Первый миллион». Она была вся построена на исторических фотографиях Макса Пенсона. Вторая глава получила название «Золотые руки», далее шла глава «Хлопок и промышленность». Потому что без промышленности, которая должна была обеспечивать хлопководство машинами, развивать его было невозможно. Возникла необходимость и в главе «Хлопок и наука». Была отдельная глава «Вода – это жизнь». Потому что при поливном земледелии в Узбекистане, вода – это основа основ. Вода помогла оживить миллионы гектаров и выращивать на этих землях богатые урожаи сельхозкультур. И завершала книжку глава «Хлопок – наше богатство». И это, действительно, было так. Благополучие Узбекистана было построено на том, что республика выращивает хлопок. Во всяком случае, это говорилось в то время, и мы все верили, что это так.

С хлопком люди связывали все свои надежды, все свои чаяния. Однажды ранней весной пошел сильный дождь. Дело было в одном из совхозов под Кокандом. Люди были готовы своим телом закрыть всходы хлопка от дождя. И когда на другое утро выглянуло солнце, то все вышли на поле с маленькими кетменями. И мужчины, и женщины, и дети. Все вышли сами, без принуждения, чтобы разрыхлить землю и дать возможность крохотным росточкам хлопка вырваться вверх.

Почему так волновала эта тема? Может быть, она передалась по наследству от отца. На тысячах, десятках тысяч фотографий Макс Пенсон пытался передать столь удивительное отношение людей к своему труду.

Отец снимал, как поднимались первые всходы. Его камера запечатлела и момент, когда считали коробочки на каждом кусте, и первую раскрывшуюся коробочку. А на одной из ранних фотографий воспроизведена сцена сдачи хлопка приемщику. На весах – обыкновенной деревянной палке – с одной стороны подвешивалась гиря, а с другой стороны привязывался мешок с хлопком. Приемщик взвешивал хлопок. И стояла очередь в несколько человек. Их лица были сведены, как судорогой, напряженным ожиданием. От того, сколько они сдадут хлопка, зависела судьба всей семьи.

Фотографию можно рассматривать бесконечно. Потому что все время находишь в ней что-то новое, удивительное, историческое и глубинное. Взять хотя бы изображение женщины. Ее фигура и лицо скрыты паранджой. Видны только глаза. На голове тюк с хлопком. И невольно задумываешься о ее судьбе. Что заставило ее выйти на поле наравне с мужчинами: раннее вдовство или беспросветная нищета, когда уже не приходится считаться с приличиями, и женщина вынуждена заниматься тяжелой поденной работой. Но, несмотря на все невзгоды судьбы, в ее облике, в ее глазах столько достоинства, что она вызывает и уважение, и интерес. Вспомнились слова Константина Симонова. Он однажды сказал, что человек, который смотрит в визир своего фотоаппарата, глядит в историю. Ранняя отцовская фотография, где сдают хлопок, это подлинная история. Остановленное мгновение правды. Мгновение времени…

Комментариев пока нет, вы можете стать первым комментатором.

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.