Боцман с крейсера «Киров» История

Фахим Ильясов.

Боцман. Коренной житель Ташкента, после школы отслуживший на крейсере «Киров», Балтийский Флот. Порт приписки крейсера, город Кронштадт. Правда, место службы не боцманская команда, а камбуз, должность — корабельный кок. Звание — главстаршина. Своё имя Боцман, он получил ещё будучи школьником не только за любовь к морю и чтению произведений писателей — маринистов, но и за то, что где — то в пятом классе носил настоящую тельняшку. Детство и юность провел на Кукче, на улице Амангельды (кто не знает, то это почти рядом с морем). Учился в школе № 40, а после восьмого класса перевелся в школу, находящуюся у трамвайно — троллейбусной остановки «Театральная». Школа находилась во дворе, сразу за полукруглым зданием, в котором расположились ювелирный магазин «Рубин» и отделение почты № 100. После службы в ВМФ, Боцман закончил Политехнический институт в Ташкенте, вечернее отделение.

Боцмана, совсем неожиданно для него, официально пригласили в гости в Америку. Пригласили не друзья, с которыми он учился в школе или в Политехническом институте, и с которыми он готовился к экзаменам, ухаживал за девушками и напропалую кутил по выходным, а сейчас, иногда, даже переписывался. Пригласила не двоюродная сестра, уже давно обосновавшаяся в Штатах, с которой он играл в детстве в их доме на Кукче. А до службы в армии, водил её в кинотеатры, на дни рождения друзей и на концерты в Свердлова. А звала его в гости, причем уже несколько лет подряд как в письмах, так и по телефону, его давняя любовь. А давеча, она прислала Боцману официальное приглашение на специальной, высокого качества, бумаге с гербовыми печатями. В восьмидесятые годы Боцмана и ту необыкновенно притягательную девушку схлестнула судьба. Кажется, он провел с ней месяцев пять или шесть, а может быть и больше. Вроде бы то лето и осень 1987 года были совсем недавно, но сколько всего за это время поменялось. Боцман, тем летом, самозабвенно увлекался винами всех марок, особенно сухих, но не брезговал и сорокоградусным «Беляковым». С работы он ушел в неоплачиваемый отпуск ещё в мае. Боцману надоело пахать за «дутых» инженеров бездельников, родственников директора организации где он работал. Боцман хотел вообще уволиться с работы, но директор предложил ему отдохнуть столько, сколько ему позволят его финансы. Боцман, до ухода в долгосрочный отпуск (три месяца положенного отпуска и три месяца за свой счет), двенадцать лет проработал начальником ПТО на одном из многочисленных предприятий Ташкента. А в отпуске за эти двенадцать лет, был всего пять или шесть раз. В начале того памятного лета, которое он решил посвятить отдыху на даче и дегустации всех имевшихся в наличии марок вин, начиная от полупустых прилавков магазинов «Продтовары» Кибрая, Чирчика, Газалкента, и до «Сельпо» в Сайлыке (Акташ), Боцман сделал перерыв в работе дегустатора и поехал на улицу Шота Руставели. Надо было проводить своего одноклассника по школе на «Театральной» Мишу Розенберга и его семью на ПМЖ в США. Процентов пятьдесят одноклассников Боцмана по школе на «Театральной» имели запись в графе национальность — «Отец Юрист». Миша Розенберг был одним из последних, оставшихся в Ташкенте сыновей «Юриста», из числа одноклассников.

С той женщиной, родственницей жены Миши Розенберга, он познакомился на проводах Мишани. Провожали семью Розенбергов два дня. Дарья, так звали эту девушку, в первый же вечер пошла домой к Боцману, а на следующий день они уже вдвоем поехали в аэропорт, чтобы проводить Розенбергов. Боцман, после развода с супругой и раздела трехкомнатной квартиры
на Ц — 2, оказался в однокомнатной «хрущевке» за кинотеатром «Чайка» на Чиланзаре. Но он ни о чем не жалел, а просто наслаждался свободой от жены. Боцман безумно любил свою дочь и поэтому, в первое время после развода, он ночами рыдал в подушку от тоски по ней и жалости к себе. Постепенно тоска приглушилась, а дочь, он часто забирал к себе на выходные. Бывшую жену он старался не видеть вообще. Проводив Мишу и его немногочисленную семью, состоявшую всего лишь из пятнадцати человек, включая родственников жены и матери Миши, Боцман и Дарья отправились на его дачу.

Дача Боцмана находилась в Кибрае, и состояла из небольшого домика, маленькой бани и аккуратной кухоньки. Кухонька примыкала к небольшой застекленной террасе. Терраса же являлась летней столовой и прихожей одновременно. Все удобства были во дворе. Часть участка Боцмана из десяти соток, давно использовал под личный огород его нахальный и жадный сосед Турды, изредка выделяя Боцману небольшие тарелки с помидорами и огурцами. Боцман не возражал, он вообще был неприхотлив в быту и покладист в работе. Поэтому на нём и «ездило» руководство. Сам Боцман никаких сельхоз работ на даче не производил. На даче он отдыхал за чтением книг, купанием в речке и готовкой разных блюд. Хотя, честно говоря, угостить кулинарными изысками было особенно некого, не считая Турды и ещё двух — трех соседей — отставников. Самого Боцмана в его саду, вполне устраивали несколько старых деревьев, среди них была огромная и ветвистая урючина, дающая урожай один раз в два года. Росла яблоня, практически, не дающая плодов, было сливовое дерево с ломающимися ветками от изобилия крупных, черных и сладких слив. Да есть ещё вишня, но с такими мелкими вишенками, что даже Турды не хотел собирать с неё ягоды. Кроме вышеупомянутых фруктовых деревьев, в саду росли небольшие персиковые деревья и неплохо плодоносили. Сосед Турды даже умудрялся продавать на базаре эти персики, правда, в отсутствие Боцмана. В который раз перечитывая письмо Дарьи, Боцмана, вдруг, так обожгло изнутри в области сердца, что он, аж, покрылся испариной, ведь он, пожалуй, провел самое лучшее время в своей жизни именно с Дарьей.

Сперва ему хотелось ответить ей также, как ответил муж известной советской писательницы Веры Пановой, которого звали Дар. Дар после смерти Веры Пановой переехал жить в Израиль.

» На приглашение писателя эмигранта Сергея Довлатова приехать к нему в гости в США, ДАР имевший смешную и даже вызывающую фамилию, вернее псевдоним ДАР, а история псевдонима такова. Человека звали Давид Яковлевич Ривкин, инициалы Д.Я.Р. он так и подписывался — ДЯР, затем все стали называть его Дар»,

Так вот, на приглашение С. Довлатова, Давид Яковлевич ответил так:
» Вы спрашиваете, не могу ли я приехать в Нью-Йорк. Не могу по двум причинам.
1. Не на что.
2. Не знаю что делать в Америке без денег, без языка и без эрекции.
Все три ингредиента ( деньги, английский язык и эрекция) взаимозаменяемы, но если не иметь ни одного из них, то, по всей видимости, надо сидеть дома». (С. Довлатов).

А на Боцмана неудержимо нахлынули воспоминания о том периоде жизни с этой удивительно доброй и интеллигентной феминой.
Он заново начал переживать в своих воспоминаниях те несколько месяцев жизни с Дарьей, их разговоры и молчания, когда не хотелось прерывать сладостные моменты взаимопонимая и полного единения ненужными словами. Или наоборот, когда они, прерывая друга друга, безудержно разговаривали на самые различные темы. Он помнил всё до мельчайших подробностей, начиная от ночных поездок с Дарьей на «Жигулях» к знакомым сторожам магазинов за вином, а также сигаретами для Дарьи (сам Боцман не курил), до отрывков которые она ему цитировала из стихов Блока, Ахматовой, Цветаевой, Ахмадулиной и Мандельштама. Дарья, также, под настроение, особенно при глажке рубашек Боцмана, напевала куплеты из репертуара Пугачевой, «ABBA», «The Beatles» и других песен. Она не готовила ему бутерброды по утрам, но стирала его рубашки и джинсы. Он вспоминал, как помогал Дарье подравнивать ножницами её густые волосы, спадающие до плеч. А Дарья любила сама купать Боцмана в бане, намыливала все тело Боцмана шампунью, затем терла его мочалкой приговаривая, что даже Кащей был более упитан по сравнению с ним. После процесса намыливания, она смывала воду с тела Боцмана окатывая его теплой водой из шайки. Искупав и выпроводив Боцмана из бани, она долго нежилась на верхней полке. Выходила Дарья из бани укутавшись в простыню и шла прямо в постель.

Боцман очень жалел в такие моменты, что он не художник, чтобы запечатлеть неземную красоту Дарьи. Распаренное и покрасневшее тело Дарьи излучало обаяние и божественную женственную притягательность. Именно перед такой чувственной эротичностью женщины, мужчины теряли головы и бросали к её ногам весь мир. Ну если не весь мир, то хотя бы её небольшую часть. Боцман заваривал чай, клал на поднос пиалушку с горным медом, фрукты, конфеты и коробку ленинградского зефира (Бог весть, каким образом очутившейся на прилавке магазина в Газалкенте). После бани они долго пили чай, прерывая чаепитие любовными утехами. Чай остывал, Боцман заваривал свежий чай и не давал Дарье возможности не то что самой что — то сделать, а вообще вставать с постели. Боцман сам все приносил из кухни и сам же всё убирал. Боцман кормил её с ложечки медом, подносил ей фрукты, подавал салфетки, а следы от меда и фруктов на её губах стирал долгими поцелуями. А под утро, когда Дарья засыпала, Боцман шел на кухню и начинал готовить любимые Дарьей вареники с творогом. Готовя пищу на кухне, Боцман вспоминал свою флотскую жизнь. Ему было привычно вставать рано утром.

Во время службы на корабле, он вставал в пять утра, на час раньше слов дежурного по кораблю. — «Подъем. Команде строиться на верхней палубе для проведения утренней зарядки». Боцману надо было заготовить десятки килограммов разных продуктов, чтобы успеть приготовить обед к 13.00, а ужин к 18.00 для всей команды крейсера «Киров». Команда крейсера состояла из 850 моряков.
Боцману в его работе, помогали дежурные по камбузу, но все равно, Боцману самому надо было проследить, чтобы эти салаги, они же помощники коков, не напутали чего — либо. Дарья, после бани вставала поздно, а точнее к часу дня, проснувшись, она снова шла в ещё не остывшую баню, купалась и закутавшись уже в банный халат Боцмана шла завтракать. Боцман умел удивлять её кулинарными изысками.
Он баловал её разносолами, и удивлял умением вкусно готовить.

Боцман как наяву видел красивое лицо Дарьи, её упругое и загорелое тело, ухоженные руки и стройные ноги. Но более всего Боцмана очаровывали глаза Дарьи, всегда искрящиеся радостью и добротой. А карие глаза Дарьи выражали самую большую радость при виде самого Боцмана. Боцман и Дарья впервые увидев друг друга в квартире Розенбергов, и едва взглянув друг другу в глаза, уже не могли оторвать свои взгляды. Бывшая жена никогда не показывала Боцману своих эмоций. Да и в глаза друг друга они смотрели очень редко. Вспоминания в миллионый раз время проведенное с Дарьей, до Боцмана дошло как до жирафа, что нечего мучиться тоской по Дарье, а надо просто принять решение как мужчина и срочно ехать к ней.
Боцман страшился только одного, стать обузой Дарье в чужой стране.
Он собирался ехать в Америку без языка, без денег, но зато с эрекцией. Имея этот самый необходимый для мужчины ингредиент, он ответил Дарье согласием приехать к ней. Под словом приехать, и Дарья и Боцман, имели в виду приехать не в гости, а насовсем, то есть переехать.

В период знакомства с Боцманом, Дарья не работала. Уволившись с работы из НПО «Технолог», она должна была уехать насовсем из начинающего пустеть Ташкента в Москву. Родственники Дарьи уговаривали её эмигрировать в Америку. Но Дарья колебалась между Москвой и Штатами. Москва ей была ближе во всем, там жила её тетя и некоторые дальние родственники.
Там разговаривали на родном ей русском языке, В Москве ей должны были предложить работу.

В Москве у Дарьи жила тетя по маминой линии, а в Америке две сестры, родная Белла и двоюродная Дина (дочь московской тети). Боцману было тридцать четыре года, Дарье двадцать семь. Она тоже была в разводе. Но в отличие от Боцмана у неё не было детей. Боцман, считая, что роман с Дарьей будет непродолжительным, практически, не уговаривал её остаться. Переезд Дарьи в Москву затянулся, из — за внезапно обрушившейся на неё цунами любви. Цунами подхватило, закружило и отнесло её сперва в «однушку» за кинотеатром «Чайка», а затем девятибальные волны неугасимой страсти бросили её с Боцманом в неухоженую, похожую на хижину дяди Тома, дачу в Кибрае. На этой самой лучшей в мире даче, они с Боцманом предавались любви до осени. Дарья готова была жить в кибрайской хижине дяди Тома, под названием дача, хоть всю жизнь, лишь бы Боцман был рядом с ней. Но Боцман, ещё до конца не зализавший раны после тяжелого бракоразводного процесса, молчал и ни на что не намекал. Дарья сходившая с ума от любви к нему, никак не высказывалась на эту тему.
Дарья была умна и интеллигентна, она всё понимала. В глубине души она знала, что время работает на неё, просто не мог такой однолюб как Боцман размениваться на других женщин. А в том, что Боцман её любит, Дарья ни капельки не сомневалась. Дарья, как и все умные девушки, уже через несколько дней понимала Боцмана лучше, чем он сам себя. В мечтах она строила планы на будущее, чтобы пригласить его в Москву.

В начале декабря того же года, Дарья все же уехала в Москву. В Москве, по большому знакомству, Дарье предложили работу во Всесоюзной Государственной Библиотеке Иностранной Литературы, в отделе научно — технической — литературы. Должность МНС. Пригодилось её знание английского. На самого Боцмана после отъезда Дарьи, свалилось много чего, и в основном неприятного. Во — первых, кончились деньги, Боцман весной занял энную сумму для покупки новой машины. Он хотел продать «Жигули 2111» и купить взамен «Жигули 2106». Но он растратил занятые деньги за период короткого, но романтичного лета и осени того года. Во — вторых, жена подала в суд на Боцмана из — за того, что он просрочил с платежами алиментов. Это при том, что Боцман кроме алиментов и так давал деньги для дочери, а когда он забирал дочь, то баловал её неимоверно. Потом заболела мать. Боцман назанимал денег для её лечения. Положил мать лечиться в больницу, а после её выздоровления, Боцман отправил её сразу на два месяца в один из санаториев Кисловодска.

А ему самому надо было срочно возвращаться на работу, чтобы возвращать долги. Мечты о поисках нового места работы, так и остались мечтами. Но Боцман ни о чем не жалел. Он продал машину, немного денег отослал Дарье, вернул большую часть долга, часть суммы дал бывшей жене, но на раздачу всех долгов денег от машины не хватило. Боцман всё время думал, что вот и настало время платить по счетам за небольшой кусочек счастья выпавший ему с Дарьей. Переписка с Дарьей происходила редко. Вернее, сама Дарья часто писала ему письма, а Боцман изредка отвечал.
Не был он любителем эпистолярного жанра. Боцману легче было позвонить Дарье, чем написать ей. Боцман никогда не спрашивал её о личной жизни. Он просто боялся услышать, что у неё кто -то появился. Во время телефонных разговоров он интересовался только тем, что было интересно Дарье, а сам рассказывал ей о Ташкенте, об изменениях происходящих в городе, о жизни нескольких общих знакомых, о репертуарах в театре «Ильхом», ГАБТ имени Навои и театре Горького, о книжных новинках, о сереньких играх «Пахтакора», о даче, на которую он просто перестал ездить, после продажи автомобиля.

Боцман вернулся работать на свое старое место. Прошло ещё несколько месяцев, неожиданно Боцмана вызвали в ЦК партии УзССР и предложили поехать в командировку в Сирийскую Арабскую Республику. Правда, должность предложили совсем не по его специальности. Но Боцман испытывавший очень серьёзные материальные затруднения сразу согласился ехать в Сирию, работать там на любой должности и по любой специальности. Один из зав. секторов ЦК КПСС УзССР был дядей его бывшей жены, с которым у Боцмана всегда были отличные отношения, а с его сыном Сарваром, Боцман учился в институте и перед сессиями подтягивал того к экзаменам. Вот этот дядя бывшей жены Боцмана, зная о непростом характере своей племянницы и материальном положении Боцмана, организовал ему командировку в Сирию. Боцман, по прежнему, работал в отделе за троих, а племянники директора предприятия Улугбек и Даврон (подчиненные Боцмана), появлялись в офисе, только, по утрам. Улугбек и Даврон пили чай с парвардой, шутили с девушками в бухгалтерии и секретаршей в приемной директора. Затем показывались на глаза родного дяди (директора), и ровно в 10.00 исчезали на весь день. Шустрые племянники появлялись в офисе лишь к концу рабочего дня, и часто вместе с дядей.

Начальник ПТО Боцман, хотел уже набить физиономию одному из племянников за то, что тот не выполнял свою работу вообще, а в конкретном случае задание самого директора. Из-за этого нахлебника, Боцману пришлось провести три субботы подряд на работе, ведь директор спрашивал за работу с Боцмана, а не с племянников. Боцман, естественно, сам выполнил всю работу порученную родственнику директора. Ему нельзя было ни спорить с племянниками директора, ни доказывать что — то самому директору. Он элементарно мог сорвать будущую командировку в Сирию.

Перед отъездом в Сирию, Боцман специально прилетел в Москву на десять дней раньше, чтобы провести это время с Дарьей. Это была московская медовая декада для Боцмана и Дарьи. Они никуда и не ходили, театры Москвы были закрыты, а труппы распущены в отпуск до середины сентября. Лето выдалось дождливым и поэтому никуда не хотелось выходить из дома. Правда, один раз они всё таки выехали в центр Москвы на экскурсию в Кремль, а после прошлись по ГУМу, где купили Боцману финские туфли. А тетя Дарьи, уже на второй день начала симпатизировать Боцману готовившему на кухне плов и манты, говоря Дарье, что Боцман хоть и не их кровей, но человек очень хороший. Дарья, только, счастливо улыбалась, как Боцману, так и своей родной тете Асе, у которой она жила. Тетя Ася никуда и не думала отпускать от себя Дарью, дочь её старшей
сестры (одно время Дарья подумывала снять квартиру и жить отдельно). На третий день, тетя Ася сообщила ребятам, что ей надо съездить к подруге на дачу в Нахабино. Счастливые Дарья и Боцман остались одни. Но декада состоит всего из десяти дней и пролетела она мгновенно. На одиннадцатый день Дарья поехала в аэропорт Шереметьево, проводить Боцмана. Рейсом «Аэрофлота» Боцман улетел в Дамаск. В Дамаске, Боцман сдал финансовый аттестат в офисе «Сельхозпромэкспорта», Аппарата Советника по экономическим вопросам посольства СССР в САР, получил подъемные и вместе с встретившим его переводчиком уехал на стареньком «РАФИКЕ» в Алеппо.

В городе Алеппо, Боцман работал инженером по снабжению на контракте Минводхоза УзССР.
В этом красивом, белом и солнечном городе он немного отошел от проблем связанных с болезнью матери и бывшей женой. Живя в Сирии, Боцман научился готовить разнообразные арабские и турецкие блюда, ему как бывшему корабельному коку, готовившему на весь крейсер, а это 850 человек личного состава, кулинария была была всегда интересна. Но все три года работы в Сирии у него перед глазами стояла Дарья. Даже теплое и ласковое Средиземное море, с его пляжами под названием » Белые Пески» за портовым городом Латтакия, куда он с коллегами ездил на поезде из Алеппо по выходным, не могло даже на миг смыть своими изумрудными волнами образ его Дарьи. Нежась на белоснежном и бархатном средиземнорском пляже, закрывая глаза и отключаясь от всего на свете, Боцман слушал голос моря. Под звуки всплесков морской волны прибиваемой к пляжу, он переносился на дачу в Кибрае, где голос Дарьи читал ему отрывки из стихов или нашептывал ему слова любви. В такие минуты предавания мечтам и воспоминаниям о Дарье, Боцман корил себя за то, что не уговорил Дарью остаться в Ташкенте. Работая в Сирии, Боцман так сильно скучал по Дарье, что даже начал писать ей письма.

Перед отъездом в Сирию, Боцман уговорил жену брата поухаживать за мамой. За это Боцман пообещал отблагодарить её после возвращения из Сирии. В Сирии он пробыл три года, и вернулся в Союз, аккурат в день начала ГКЧП.

Боцман, в тот же день сел на скорый поезд Москва — Ташкент и через двое с небольшим суток уже был в Ташкенте. Дядя Боцмана ( младший брат его матери) успел купить ему автомобиль «Жигули — 2106» на чеки Внешэкономбанка за месяц до закрытия сети магазинов «Березка». Больше всех новой машине Боцмана радовалась его мама. Уж как она гордилась сыном работавшим заграницей и присылавшим ей с оказией небольшие подарки и сувениры, что эту материнскую радость невозможно описать несколькими строчками. Она мечтала о том, что Боцман на новой мащине будет возить её в гости к родственникам и подругам. И может быть, благодаря Аллаху и возращению сына из-за границы, у неё наконец — то перестанут болеть ноги. Увидев больную маму, Боцман понял, что мечты о поездке к Дарье, придется отложить. Дарья все понимала, но она сама была ещё в статусе новобранца. Ей самой надо было вписываться в непривычную американскую жизнь. И уже потихонечку начинать переходить из статуса вновь прибывшего эммигранта, в статус гражданина США. А этот процесс занимал много лет.

После распада СССР, Боцман стал избегать новоявленных бизнесменов и лжемагнатов из числа приятелей и даже родственников. От них за версту несло криминалом. Родное предприятие, где Боцман работал до и после возвращения из загранкомандировки, начало приходить в упадок. Не хватало металла и других материалов для выпуска изделий. Боцман мотался по России выискивая неликвиды нужных материалов для организации производства товаров на комбинате.

И вроде бы работа снова стала налаживаться, но в это время в республике отменили конвертацию. Тем не менее, они как — то выкручивались до начала двухтысячного года. Племянник директора Улугбек, сам стал директором комбината вместо дяди, умершего в начале девяностых годов. А Боцмана, сразу после его возвращения из Сирии, назначили главным инженером предприятия. Дарья, с весны 1991 года уже жила в США и часто звонила Боцману. После телефонных разговоров с ней, Боцман долгое время ощущал какой — то внутренний подъём. Боцман пробовал по телефону уговорить Дарью вернуться в Ташкент,
на что Дарья ему ответила, — » Вот когда получу гражданство, тогда вместе сядем и подумаем над нашим будущим».
В такие моменты Боцман был готов сворачивать горы. В начале девяностых годов, Дарья никак не могла приехать к нему. Она сама была необустроенна, были проблемы с работой и жильем. Боцман даже пару раз посылал ей с оказией несколько тысяч долларов. Все свои сбережения.

В 2000 году, на предприятии где работал Боцман, закрылись почти все цеха связанные по работе с металлом. Главный инженер Боцман и директор Улугбек предпринимали всё, что могли. Однако, на комбинате, из ста пятидесяти небольших цехов, сохранился лишь десяток — другой, правда крупных.
Заработков не стало. Улугбек, как единственный хозяин предприятия, начал потихонечку распродавать цеха предприятия вместе с землей, не ставя никого в известность и выделяя небольшие суммы от продажи Боцману и другим начальникам цехов. 51% акций комбината принадлежали Улугбеку, 15% Боцману и остальными владели несколько начальников цехов. О факте распродажи предприятия знали все сотрудники, но молчали. Один Боцман высказывал Улугбеку всё, что он о нём думает. Но последний лишь вежливо улыбался, да ещё успокаивал Боцмана, говоря, что всё будет хорошо.

В середине двухтысячного года, Боцман, продал по дешевке директору комбината свои акции и уволился с комбината. Он ушел на вольные хлеба. Боцман стал рядовым «бомбилой», а зарабатывать стал даже поболее, чем на родном предприятии в последние годы.

Боцман не употреблял алкоголь со дня отъезда Дарьи. Он воздерживался почти пятнадцать лет, но в тот день, когда он принял решение уехать к Дарье в штат Мэн, где она жила (Сама Дарья, по настоянию сестер, переехала из Москвы в США,
когда Боцман ещё работал в Сирии), Боцман от переизбытка чувств немного выпил, всего — то граммов двести коньяка. Но этого было достаточно, чтобы он опьянел. Переполненный чувствами любви и счастья от того, что его, мужчину, перешагнувшего полсотни лет, ещё кто — то любит и ждёт, Боцман, слегка неровной походкой шёл пешком от друга живущего на Кукче к себе на Яна Рудзутака. После командировки в Сирию, Боцман купил «двушку» в кирпичном доме на Яна Рудзутака, это на первом квартале Чиланзара. А свою «однушку за кинотеатром «Чайка», он подарил жене брата в благодарность за то, что она смотрела за матерью Боцмана. И хотя она к тому времени, уже была в разводе с его братом, Боцман своему слову не изменил. Мать Боцмана поддержала решение Боцмана подарить квартиру снохе. После развода брата с женой, мать Боцмана на все семейные торжества приглашала бывшую жену своего старшего сына, ставшей для неё родным человеком за двадцать с лишним лет жизни. А новую жену брата, мама Боцмана никогда не приглашала, естественно, что в таком случае, и сам брат не приходил к матери. Увы, но мать Боцмана, проболев несколько лет, скончалась за год до этих событий. Квартиру матери на Ц-2, оставленную Боцману, он переписал на свою дочь. Не захотел он переезжать в центр города, уютная, спокойная и зеленая улица Яна Рудзутака (кстати, уже почти центр города), ему нравилась гораздо больше улицы Гоголя. И самая главная причина, нелюбви к Ц-2, наверное, была в том, что там рядом жила его бывшая жена. Вот с ней — то Боцман, никогда не хотел бы пересекаться, даже гипотетически.

Боцман шел по пыльной и основательно разбитой дороге кукчинских окрестностей, уже начинающей пересекаться с не менее пыльными актепинскими тропами из подобия асфальта. Он шёл насвистывая мелодию песни из репертуара Энгельберда Хампердинка «There was a boy, a very strange enchanted boy». Эту песню под названием «Nature boy», первым исполнил Нат Кинг Коул, но Боцман считал, что Энгельберд Хампердинк поет её лучше Ната Кинга, и даже самого Фрэнка Синатры. Около оврага, на скрещивании бывших улиц Исаакяна и Аносова, недалеко от чайханы Уринбой — ока, Боцмана остановили двое местных парней, явно употреблявших наркотики. Причем не легкие, вроде марихуаны, а какие — то другие, совсем уж дурманящие разум человека. Иначе они не привязались бы к взрослому человеку. Эти места были известны тем, что там, в темное время суток, годами не горели лампочки Ильича.
Даже имеющаяся возле оврага автозаправка, работала только до темноты, а на ночь она просто закрывалась. Двоим бездельникам испытывавшим наркотический приступ сил и экстаз от своей безнаказанности, не понравился счастливый вид Боцмана. Они просто решили, что этот прохожий не имеет права на счастье. Они нагло остановили этого чужака, мол, как он смеет ходить по их махалле, и принялись сперва придираться и толкать его, а когда Боцман ответил одному из них, наркоманы придя в ярость от такого наглого поступка чужака, стали избивать нетрезвого Боцмана сперва кулаками, а когда Боцман упал, пинать его ногами. Проезжавшие мимо автомобили замедляли ход и водители просили угомониться наркоманов. Но никто из водителей не вышел на помощь. Остановилась машина в которой ехали муж с женой, ровесники Боцмана. Бандиты увидев натиск женщины и её мужа испугавшись убежали. Но женщина узнала одного из наркоманов, она же вызвала милицию и всё рассказала милиционерам. Затем, не доверяя родной милиции, эти благородная семейная пара, сама отвезла Боцмана в первую горбольницу, где он провалялся более месяца. Благо, что главврач оказался братом одного из многочисленных приятелей Боцмана, и ему организовали хорошее лечение. После избиения, у Боцмана были сломаны два ребра, разорвана нижняя губа, сломан передний зуб, отбиты до крови обе руки, все лицо и тело были в гематомах. Но врачи, более всего, опасались последствий от неприятного сотрясения мозга. Слава Богу, всё обошлось.

Через две недели к Боцману прилетела Дарья из США и пробыла с ним в больнице до самой выписки. Боцман резко сдал. Осунулся и все время чувствовал внутри, какую — то щемящую боль и, горечь от обиды. Не помогало даже чувство самоиронии, он пытался шутить с Дарьей, что это мол, Всевышний его наказал за то, что он уже пятнадцать лет любит Дарью и всё никак не женится на ней. Но злость на тех наркоманов походила на морские волны, то есть, были периоды прилива и периоды отлива. Дарья успокаивала его, и только её присутствие удерживало Боцмана от мыслей о мщении. То, что этих наркоманов сперва забрала милиция, а потом отпустила, Боцмана абсолютно не трогало, он был сыном Ташкента, и знал все местные порядки и расклады. Через три — четыре месяца, чувство мщения постепенно улеглось, но горечь в душе осталась в Боцмане навсегда.

Дарья оформила ему все выездные документы, на это ушло ещё несколько месяцев. Удивительно, но в сугубо официальном консульском отделе посольства США, к Дарье и Боцману отнеслись с большим вниманием и пониманием. Синяки на лице, перевязанные руки и небольшая хромота Боцмана вызвали сочувствие даже у строгих сотрудников консульства. Очень помогло то, что Боцман несколько месяцев подряд, работая «бомбилой», ездил за продуктами на базар и супермаркеты с женой одного высокопоставленного чиновника из посольства США в Ташкенте. Муж этой американки тоже замолвил словечко за Боцмана. Дарья и Боцман расписавшись в ЗАГСе Чиланзарского района Ташкента уехали в США. Правда, Боцман уехал уже не в гости к своему короткому, но первому и последнему пронзительному летне — осеннему счастью по имени Дарья, а уехал с любимой женой, Дарьей Викторовной Азбель — Нуритдиновой. А Дарья возвращалась в Америку не с тем веселым и начитанным любителем сухого вина, а с серьезным, слегка постаревшим, поседевшим, но таким же дорогим и единственным для неё человеком, своим мужем Боцманом — Батыром Аббасовичем Нуритдиновым.

Неуходящая горечь внутри Боцмана, уже давно перемешанная с ностальгией, напоминает о себе при вестях из Ташкента, и хотя он уже более десяти лет живет в Америке, тем не менее, он с большой иронией и даже долей сарказма воспринимает многие новости с Родины, пропуская их через свои, ему одному ведомые фильтры памяти.

Боцман работает поваром в одном из многочисленных арабских ресторанов. Работой он доволен, работа нелегкая, но неплохо оплачиваемая. После работы Боцман сразу едет домой, ему как воздух необходимо ощутить присутствие Дарьи. В моменты возвращения Боцмана с работы ничего особенного не происходит, просто, двое не очень молодых людей долго стоят обнявшись в прихожей, и в эти моменты, они сами не зная того, подпитывают друг друга так необходимыми им жизненными соками, бальзамом и нектаром любви. Таким образом они снова и снова наполняют друга друга любовью и теплом за ту долгую разлуку, случившуюся с ними после счастливого лета проведенного в садах Кибрая, в «однушке» Боцмана и на квартире матери Дарьи за ЦУМом. Та любовь и бесстыдно неутолимая страсть к интиму друг с другом в том незабываемом 1987 году, а также последовавшая за нею разлука на долгие годы, настолько сблизила этих двоих, не слишком удачливых в своих прошлых семейных жизнях, что они боялись упустить даже минуты жизни друг без друга.

Тех двоих наркоманов избивших Боцмана не посадили. Они, а точнее их родители, откупились.
Им дали по десять лет срока через два года, когда во время очередного рейда милиции поймали за торговлю наркотиками. Один из них умер в тюрьме. Второй, кстати, оказавшийся сыном одного из бывших кукчинских соседей Боцмана по улице Амангельды, освободился через четыре года по амнистии. Освободившись, парень вроде бы одумался, женился, стал работать и даже восстановился в ВУЗе.

Семья Боцмана уехала с улицы Амангельды давным — давно, сразу после окончания Боцманом восьмого класса. Родители продали дом и купили две квартиры на Ц-2. В одной жили родители и Боцман, а другая предназначалась старшему брату Боцмана.

Послесловие.

Овраг разъединяющий Кукчу с Актепой погубил немало жизней, а речка, протекающая внизу оврага, унесла немало тел сброшенных туда после убийств. Кукчинские ребята, часто не успевавшие на последний трамвай
№ 11, следовавший из Актепе на Кукчу, или просто загулявшие далеко за полночь, частенько, чтобы сократить дорогу, переправлялись пешком через овраг на «свою землю». Если идти по улице Есенина от Актепе к оврагу, то пробравшись через сады, огороды и буераки, вы попадете к спуску в овраг, внизу оврага течет быстрая речка и через неё есть небольшое подобие мостика. Эти места в семидесятых — девяностых годах, особенно ночью, были весьма и весьма опасными. Там, в семидесятые — восьмидесятые годы собирались выпивающие хулиганы, которые попросту избивали человека и забирали у него все ценное. Затем их сменили молодые и безбашенные наркоманы, эти отморозки, тоже избивали и грабили людей, но могли и скинуть в речку — «Тухлянку» человека, переходящего овраг, предварительно ограбив его.
Двоюродный брат Боцмана, тоже бывший моряк, в начале восьмидесятых годов пропал без вести. Родители пропавшего парня были старыми и малообразованными людьми, они и не знали что делать, он был их единственным сыном. Милиция успокаивала родителей, но сама, попросту, никого и не искала. Отец, потерявшегося двоюродного брата Боцмана с горя тронулся умом. Старый и больной человек за семьдесят лет, ранее, практически, не употреблявший алкоголь, он начал выпивать и просить милостыню у мечети на Кукче. Через пару лет он умер. Через много лет, один из хулиганов семидесятых — восьмидесятых годов, ставший законченным бандитом в девяностых годах, кому — то из своих признался, что это он убил двоюродного брата Боцмана и скинул труп в речку за то, что тот, когда — то, ударил его, попавшегося на попытке ограбления девушки переходящей через тот самый речной мостик в овраге. Кузен Боцмана, шедший домой через этот самый овраг увидел, что кто — то пристает к девушке и спас её от ограбления. А бандит запомнил спасителя девушки и затаил на него злобу. И ведь все они, Боцман, его покойный кузен, один из наркоманов избивавших Боцмана, тот самый бандит и душегуб убивший его кузена, когда — то жили на кукчинской улице Амангельды, заканчивающейся как раз недалеко от того самого оврага. Не оправдала улица Амангельды свое название (Вернулся целым и невредимым), наверное поэтому её и переименовали. Сейчас она называтся улица Кукча.

2 комментария

Не отправляйте один и тот же комментарий более одного раза, даже если вы его не видите на сайте сразу после отправки. Комментарии автоматически (не в ручном режиме!) проверяются на антиспам. Множественные одинаковые комментарии могут быть приняты за спам-атаку, что сильно затрудняет модерацию.

Комментарии, содержащие ссылки и вложения, автоматически помещаются в очередь на модерацию.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Разрешенные HTML-тэги: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

Я, пожалуй, приложу к комменту картинку.