Карбид?! Класс! Страсти по моде, часть 3 История

Татьяна Перцева.

Вместо вступления

Говорила я, что мы с Владимиром Фетисовым настроены на одну волну! Только я очерк закончила, проверять стала правописание, появился очерк Владимира об играх детства. И у меня такой же. Расстроилась я, а потом прочитала его очерк и поняла, что они совершенно разные. Он писал, как бывший мальчишка. Я — как бывшая девчонка. Так что один дополняет другой, мир, дружба, жвачка! Тем более, что в моем очерке жвачка присутствует….

Дааа, в глубине души все мы — дети, и эта, вроде бы, банальность еще раз подтвердилась, когда я стала собирать материал для этого очерка. Никогда еще материал не собирался так быстро и легко. Обычно все выглядит так: я начинаю привязываться к друзьям и знакомым с просьбой вспомнить и написать. Те, кто знает, что я все равно не отвяжусь, сдаются после долгих уговоров, остальные держатся, как стойкие оловянные солдатики, не потому, что такие зловредные, просто писать лень. Тогда я усаживаюсь перед телефоном или скайпом, и прошу подиктовать, записываю своим  «врачебным» почерком. Потом долго пытаюсь разобрать записи. Но только не в этот раз. Люди мгновенно впадали в детство и радовались, как дети, и я радовалась вместе с ними.

Во что мы играли? И чем играли? Об этом уже  писалось, но мне вдруг так ярко вспомнились какие-то детали, очень захотелось поделиться.

Росла я в довольно суровые времена во всех смыслах, и в смысле игрушек тоже. Когда я попыталась расспросить тех, кому во время войны было три-четыре года, ответ был один: не было игрушек. Ну, почти не было. Были тряпичные куклы. У кого-то сохранились игрушки довоенные: кое-какая мебелишка,  тряпочки, даже куклы. Но, в основном, вместо игрушек были ИГРЫ. На улице, конечно. А игрушки появились немного позднее. Даже елки тех времен украшались самоделками. Как ни странно, елочные игрушки были почти у всех. Наверное, их все-таки выпускали, потому что они были даже у нас. Моя семья приехала из Сулюкты, где вряд ли продавались елочные игрушки, да и не до того было во время войны. А я чуть ни каждую игрушку помню, и только вздыхаю, уже теперь не вернуть, а какие игрушки были. Прежде всего — ватные, с блестками. Мальчики и девочки на качелях из стеклянных трубочек, коты в сапогах и танцовщицы, деды Морозы и Снегурочки, по-моему, они делались вручную, потому что уж очень красивыми были. Как дореволюционные. У меня до сих пор хранится только одна игрушка: маленький мишутка в коричневых штанишках, из ваты, обмотанный синелькой. Мама говорила, что его нашли в коробочке с монпасье. Кто его туда положил — остается загадкой. Из покупных игрушек я помню серебристый дирижабль с красными буквами СССР на боку. Люстра: середина — серебряный шарик, остальная конструкция тоже из стеклянных трубочек. И я, и Люда Грин одновременно вспомнили цветы из тонкой  витой    золотистой проволочки, с подложенной в середине слюдой, это было очень красиво. И шары, золотой, серебряный и медный, без всяких узоров, из очень тяжелого толстого стекла. Стеклянные бусы. Очень много картонных покупных игрушек: олени, медведи, лисы…  Остальное мы делали сами. Вырезали и нанизывали на бумагу флажки. У нас была целая гирлянда, склеенная из картона охота: зайцы, белки, лисы и охотники с ружьями. И просто флажки, яркие, цветные, нанизанные на суровую нитку. Позолоченные орехи с воткнутыми в макушку спичками. Гирлянды колечек, склеенные из креповой бумаги. И красная звезда, сделанная сестрой по специальной выкройке. На вершине красовался «шпиль». Хотя на тогдашних картинках наверху всегда прикрепляли звезду, в жизни я так этих звезд и не увидела. Только шпили. Тогда еще было в обычае прикреплять к елкам свечки, хотя это было очень опасно. Вешались мандарины, конфеты и яблоки.
Потом игрушки докупались, но елка моего раннего детства была именно такой. Кстати, и купить ее было нелегко. Я всегда очень волновалась, достанут ли родители елку. Муж рассказывал, что как-то его отец, отчаявшись раздобыть елку, и зная, какие вопли его ждут дома, притащил огромную арчу. Представляю те самые вопли…

Как-то я зашла к соседям. И увидела, что у них вместо елки — сосна, уж не знаю, где они ее раздобыли.

Наконец, елку приносили в дом, и следовала длинная процедура установки на специальной крестовине и привязывания елки к подоконнику и стенам. Как же я любила украшать елку. Самые лучшие минуты за весь год! У меня это настроение предвкушения праздника держалось очень долго, а когда исчезло, я и поняла, что пришла старость… ..

Какими были мои первые «сознательные» игрушки? Тут у нас с Людмилой Грин опять одинаковые воспоминания: самоделки, деревянные досочки, на которых укреплены медведь и мужик с топорами. Дергаешь за выдвижную палочку — опускается топор мужика. За другую — работает медведь. По-моему, эти игрушки не продавались в магазинах, а покупались где-то на улице. Так же, как и ванька-встанька, предтеча нынешней неваляшки. Только неваляшки — довольно большие, а ванька- встанька — сантиметров пятнадцать, деревянная куколка, у меня — солдатик. Да, и еще калейдоскоп — настоящая сказка, чудо, переворачивая который можно было воображать себе чудесные сказки.  Интересно, как самые нехитрые игрушки  имеют свойство пробуждать детские фантазии! Позже появились кубики, деревянные, с наклеенными частями картинок, что-то, вроде современных паззлов. Там тоже собирались целые картинки. Бывали еще кубики с буквами, нужно было складывать слова. М-А-М-А…. А еще мне купили клоуна с желто-красной тележкой, запряженной лошадкой. Игрушка была заводной, если повернуть ключик, тележка катилась, а лошадка перебирала ногами. Из заводных игрушек была еще лягушка, которую, как я поняла, помнят многие. Только у кого-то она была с грушей, а моя — с ключиком. Была еще такая игрушка йо-йо, деревянный расписной  стаканчик на ручке, к нему привязан шарик на веревочке. Нужно подбрасывать шарик и ловить в стаканчик. Многие добивались поразительных результатов!

Появилась у меня и мозаика, и я довольно быстро стала собирать картинки из цветных пуговок со шпенечками. На самом деле, все это очень развивало внимание и терпение!

Как-то мама принесла волчок, выпиленный из чего-то, вроде эбонита. Его нужно было запускать руками. Были волчки и побольше, раскрашенные в яркие цвета, их тоже сначала запускали руками, а потом появились такие, которые можно было как бы «накачивать».   Помню, как я в оцепенении стояла перед балериной, стоящей на круглом возвышении. К ней нужно было подносить кусочек пластмассы, в который был вделан магнитик, и балерина начинала кружиться. Тогда это казалось настоящим волшебством.
Мне было года четыре, когда я увидела, как девочки постарше играют в какую-то загадочную игру. Как эту игру занесло к нам в дом — не представляю. Она была откуда-то из дореволюции, потому что на коробке было выведено красными буквами с твердым знаком: «КРОКЕТЪ»  ( Не путать с крикетом, как выяснилось — совершенно разные вещи, и, как ни странно, крокет одно время даже включался в программу Олимпийских игр.).
В землю втыкались металлические воротца, через которые нужно было деревянными молотками пробивать мяч. Воротца расставлялись в определенном порядке, а правил я так и не знаю, но даже тогда это казалось чем-то очень давним, анахронизмом. В игру меня конечно не брали.

А еще кто-то подарил мне пирамидку. Это такой деревянный стержень на деревянном диске. И такие же цветные диски с дырочкой, разные по диаметру, насаживались на этот стержень. Появились еще разные детские наборы: парикмахерский, докторский, из розовой пластмассы. Но это уже к пятидесятым годам, а в сороковые были пластилин и креповая бумага, такая жатая, разноцветная, из которой меня научили делать искусственные цветы. Лепка, увы, мне так и не далась. Зато я научилась пускать мыльные пузыри. Тогда таких аппаратиков, как сейчас, не было. Но я так живо помню, как болею коклюшем, и поэтому никому не позволено ко мне подходить. Наш балкон был торцевым, и поэтому я становлюсь у перил, взбалтываю мыльную пену, сворачиваю туго-натуго трубочку из бумаги, обрезаю наискосок конец, и пускаю пузыри, которые внизу пытается ловить восхищенная малышня.

Каждый год к нам во двор привозили песок, в котором возилось все детское население. У многих были ведерки, и, конечно, делались куличики. И домики, одна девочка похвасталась, что умеет строить двухэтажные домики, и я только тогда сообразила, что если слепить высокий дом и проделать в нем несколько рядов «окон», здание можно сделать многоэтажным.

 Конечно, грех не упомянуть о шара-бара, приезжавшем на тележке с осликом. За бутылку можно было получить шар воздушной кукурузы, но девочек куда больше влекли дешевые латунные брошечки или китайские шарики: Такие и сейчас можно видеть на картинах старых мастеров в виде воротников знатных персон. Это называется брыжи. Наши шарики делались из цветной папиросной бумаги. К длинной полосе клеились на концах палочки от мороженого и складывалась в шарик или веер. Были еще шарики на резиночках: опилки, обернутые фольгой и скрепленные наклейками с двух сторон. Резинка надевалась на руку, и можно было без конца шлепать по шарику, и он летел вниз, а потом так же круто поднимался вверх. Продавались мельницы, тоже самодельные: на деревянный крестик прикреплялось нечто, вроде пропеллеров, которые вертелись от ветра. Мы носились с ними, радуясь забавным вертушкам.

В раннем детстве у самых больших счастливцев были мишки. Тоже, чаще всего, довоенные.

Позже начались куклы. Так получилось, что куклы в нашем детстве были тряпичными, с целлулоидными головками. Были и пупсы. Пупсы — голые куклы из целлулоида, такой розовой пластмассы, достаточно тонкой, стоило неосторожно ударить пупса, и в нем появлялась вмятина. Из целлулоида делали тогда кинопленку, очень опасное производство, пленка склонна к самовозгоранию.
Так вот, большой пупс был только у Раи Володиной. У всех остальных, и у меня в том числе пупсики были маленькими. Некоторых продавали с ванночкой. Были и целлулоидные маленькие куколки, прообраз нынешней Барби, вот с такими я играла довольно долго. Кукла, привезенная мамой из Москвы в середине пятидесятых, говорящая и с закрывающимися глазами. — «опоздала». Так и сидела в моем уголке, а я наряжала маленькую куколку в тряпочки, которые тогда со свойственной мне азартностью собирала и выменивала повсюду. /помню, как мне попало, когда я выменяла большой клин цветастого штапеля, который, как оказалось, был очень нужен маме для каких-то починочных целей/. Но еще до этого девочка-соседка подарила мне нечто совершенно великолепное — картонную куклу, с набором костюмчиков и платьиц. Вот это был царский подарок! Платьица держались на бумажных полосках, которые нужно было время от времени подклеивать: бумага на сгибах протиралась.
В силу своей обособленности я тогда не знала, что очень многие девочки сами рисовали и вырезали кукол и раскрашивали им платьица. Рая Володина вспоминает, что ее соседка умела очень хорошо рисовать, и какие только костюмы она не придумывала своим куклам! Не только женские, но и мужские. Рае до сих пор так и видятся гусар в красном мундире и красавицы в бальных нарядах, подсмотренных «модельером» в трофейных фильмах…
Да, и мебель! У некоторых счастливиц была кукольная мебель. Кому-то делали отцы, кто-то сохранил с довойны. А моей подруге, Вике Остапчук, жившей на Малясова 24, наш общий друг, Игорь Кельман, подарил на день рождения роскошный зеркальный шифоньер, мечту любой девчонки. Правда, назавтра пожалел и пришел требовать обратно. Что делать, человеку было всего четыре года, мне —  восемь, Вике — девять, вполне объяснимо, вообще-то Игорь очень щедрый и великодушный человек, так что это издержки возраста…..
Она с любовью вспоминает подругу родителей, иногда приносившую ей удивительные игрушки. То ли отец, то ли дед подруги был генерал -губернатором Ташкента, и кое-какие вещи, сохранившиеся с прошлых лет, у них, видимо, имелись. Заодно, Вика рассказала мне поразительную историю, которая, вроде бы не по теме, но прекрасно характеризует человека: как-то родители вместе с этой подругой пошли в кино, на последний сеанс, и родители хотели ее проводить, поскольку она жила за татарским кладбищем, а по ночам в Ташкенте было неспокойно. После похода в кино подруга сняла бриллианты и оставила в доме родителей Вики. Вместе они дошли до угла, и подруга сказала, чтобы они шли обратно: она доберется одна. Сняла платье, перекинула через плечо и пошла в одной комбинации.
По пути ее встречали четыре раза, но видя, что женщина уже раздета, останавливать не стали…. это сейчас если грабят, то берут деньги, мобильники, украшения. А тогда одежда представляла собой определенную ценность, и запоздавших прохожих попросту раздевали. Термин «раздели» был очень даже в ходу в тогдашнем Ташкенте.
Бриллианты мать Вики принесла ей на работу.

Годы были такие, что и дети, и взрослые с  удовольствием играли в настольные игры. Можно было удить рыбок, подцепляя их на крючок. Можно было собирать грибы — грибы были деревянные, а собирали их палочкой с веревочкой и колечком на конце. Подцепить грибок колечком было не так уж легко, но игра несомненно развивала ловкость и координацию движений. Было еще немало познавательных игр, почти во всех, правда, нужно было бросать кубики и передвигать фишки. Лучше всех помнит одну настольную игру Сильвер:
«А настольные игры — каких только у меня не было в свое время! Особенно долго прожила та, что с машинками, которые надо было передвигать в соответствии с правилами дорожного движения, причем перед каждым ходом надо было передвигать внутренний круг и знаки в окошечках менялись — это и сейчас достаточно круто бы выглядело, заодно и правила движения учили…»
Такой у меня точно не было. Было полно других, разумеется.
То время было временем, я бы сказала, коллективизма. Не буду утверждать, что все соседи были, как одна семья. Это неправда. Но и каких-то бурных выяснений отношений не было. Так, кто-то с кем-то поцапается… Но то, что взрослые иногда собирали детей, чтобы повезти их в кино или на озеро, показать во дворе диафильмы или поиграть в настольные игры, — это совершенно точно. Играли в домино, но не как показывают в кинофильмах: мужчины не собирались во дворе, играли, в основном, дети. Я помню, как по двое играли в шашки или «уголки», это когда доску ставят углом, расставляют на ней шашки, и кто первый займет сторону противника, тот и выиграл. Но самыми любимыми вечерами были те, когда соседи, и дети, и взрослые собирались у кого-то, чаще, почему-то у нас, чтобы играть в лото. Игра шла серьезная, на деньги, и никого это не смущало. Ставка — копейка, а так как столько копеек не наберешься, приходилось разменивать и производить сложные расчеты. Бочонки хранились в черном мешочке, раскладывались карты и тут же воцарялась сосредоточенная тишина, прерываемая только деловитым голосом выкликающего.
— Десять! Барабанные палочки…. Дедушка…. Топорики…
Барабанные палочки — это одиннадцать. Топорики — семьдесят семь. А дедушка — девяносто.
И торжествующий крик:
— У меня «квартира»!!!!
И кто-то загребает банк… иногда даже я.
Может, поэтому, наигравшись в детстве, я больше никогда не испытываю игорного азарта….
А когда я уже училась в школе, в классе шестом, упросила-умолила родителей купить мне набор «Юны й химик». И вопреки их опасениям, очень ответственно относилась к опытам, все делала по книге, и была в полном восторге. Химию любила, потому что любила чудеса: из двух или нескольких веществ получается нечто необыкновенное, разве не чудо?

Так о чем я? В те времена каждая уважающая себя девочка имела при себе сумочку и зонтик.  Сумочку мне прислал отец, работавший в то время в Москве. К моему величайшему разочарованию сумочка была не красной, как у всех, а бежевой, цвета какао с молоком. Только сейчас я понимаю, что сумочка была очень красивой, в форме колокольчика, и из натуральной кожи. Нет, нужно было «чтоб как у всех», и я долго рыдала, из-за цвета сумочки, ох, и глупыми мы бываем! Позже, сестра из Москвы привезла мне самую модную, ярко-желтую сумочку. Из клеенки. То-то было радости! А зонтик у меня был самый-самый, не знаю, где уж купила мама, тоже китайский, с бамбуковыми палочками. Только бумажный. Но разрисованный. Такого ни у кого не было. Мне все завидовали!
В комментариях к предыдущей части Алла вспоминает бордовую бархатную сумочку, которую очень любила. А какие сумочки были у вас?

Вот это почти все мои воспоминания… по крайней мере, во всем, что касалось моих игрушек, А У Тани Вавиловой были свои:
« Танюша,, спрашиваешь про игрушки? Первые погремушки — это крышки от металлических чайников и кастрюль. (а вот я про себя этого и не помню. Никаких крышек)….И еще из красной материи мяч, ватой набитый. Папу отправили в Бухару работать. Жили в загородном доме, где раньше обитали жены эмира. Там же и управление было, где папа служил. Какие там игрушки! Да, еще папина мама сшила тряпичную куклу. Я ее помню, она долго сохранялась. Из тряпок, набитая ватой и с вышитыми чертами лица, глаза — бусины. Косы из ниток. Красавица! (Ну, вот, а я, вечно заброшенная никто кукол не шил, бабушек и дедушек уже на свете не было, завидно!) В Ташкенте дед уже постарался и где-то добыл мягкого бумазейного зайца в оранжевых штанах из парашютного шелка и чернокожего фокусника с цветными платками в руках. Дед звал его «Багдадский вор». Фильм тогда такой шел. Из ткани и он был, но фабричный и голова под тканью твердая, так я помню. На голове у него был завязан платок и в шароварах. Ярко одет. Позже были куклы, помнишь, голова из папье-маше, волосы на пробор, косички с бантиками, а туловище из материи. Только кисти рук и стопы ног из папье-маше. Такую Наташей я звала. Но мечтала я о кукле с закрывающимися глазами и целлулоидном пупсе. Папа привез из московской командировки. Купил очень дорого, на руках, на толкучке. Целлулоидную звали Музой, а с закрывающимися глазами — Таней. Любила я себя! Мебель для кукол папа делал мне из фанеры, посуду дарила тетя, а мама кукол обшивала. А еще мамина знакомая подарила старинную куклу с фарфоровым личиком, с закрывающимися глазами и в парике из настоящих волос. Головка и сейчас у меня хранится, а туловище у нее было не родное, но тоже старинное, из папье-маше. Руки и ноги сгибались. т.к. соединялись по частям на резинках. Туловище рассыпалось от старости. Все другие игрушки, которые перечисляют, были у меня уже у большой. Пианино, сервизы, куклы немецкие, мишки, собаки и свинья целлулоидные, мишка плюшевый, фабричная кровать, калейдоскопы, мячики. Но запомнились и были любимы первые. А бабушка Оша, мамина мама, умела из бумаги в одно мгновение вырезать кукол, и я их разрисовывала и ими играла. На Алайском продавали деревянные игрушки самодельные. Всякие коробочки и шкатулки. Дед их разрисовывал и даже на продажу выставлял, когда денег не хватало, как и картины свои. Такие вот игрушки. Да, забыла тетину горжетку из рыжей лисы!»
Насчет горжетки — потрясающая игрушка. Представляете, девочки, настоящая лиса! Что с ней только можно было вытворять! И наряжаться, и играть, как с настоящим зверьком! Тане действительно повезло!
Свои воспоминания и у Арины, в миру Валерии Матвеевой:
«Танечка, ты просила об игрушках. Особо много их не было, но, конечно, в памяти что-то осталось. Самая первая игрушка, которую я помню, — это кукла, сшитая мне бабушкой. Она была сразу сшита в одежде, ничего не снималось, и этим она мне не нравилась. Потом купили настоящую куклу, я назвала её Катя, и жила она со мной очень-очень долго. Со временем у неё провалились глаза, её много раз чинили, но я очень её любила. Шила ей одёжки разные…Купили мне швейную машинку в чемоданчике. У неё всё было настоящее, даже иголка. Она хорошо шила, как бабушкина большая. Деревянная коробочка до сих пор у меня сохранилась, я держу в ней пуговицы. Было много всякой посудки, но однажды мне купили мясорубку!Точно такую же, как у мамы! Восторг помню до сих пор. Уже будучи школьницей,  получила в подарок мебель. Всё всё настоящее, только очень маленькое. Был в наборе даже фикус в горшке. Много было заводных игрушек, и особо много было настольных игр. Я их любила и до сих пор люблю. Да,чуть не забыла: мы рисовали кукол, вырезали их, а потом рисовали к ним наряды! Это что то! Ничто так не развивает детскую фантазию, как игры с бумажными куклами. Моя бабушка коллекционировала фарфоровые детские сервизы. Трогать их, а тем более играть, строжайше запрещалось. Но как только бабушка куда-нибудь уходила, начиналась игра в » гости». Один сервиз жив до сих пор. Находится в Ташкенте у брата. Надо выпросить как то….”
Я бы на месте Леры выпросила. Так люблю посудку, которой у меня в детстве не было. И мебели не было. Тут многие вспоминали железную механическую игрушку — Дюймовочку: бутон кувшинки с такой штукой на которую нужно было нажимать, поршень, что ли? Бутон вертелся, раскрывался, а внутри сидела Дюймовочка. Как я завидовала той игрушке! Так и не купили… собственно, мне в голову не пришло просить, знала, что в доме ни у кого нет времени ходить по игрушечным магазинам. А вот болванчики с качавшимися головами, о которых мне написала Люда Грин, скорее, — безделушки, китайские или японские, для детей не предназначенные. Это просто каким-то детям повезло, отдали играть.
Тема игрушек очень разволновала Зухру Ашрабову. Но у нее с игрушками было явно полегче, если учесть, что между нами лет пятнадцать разницы. Она молодая ишшшо…. И уже жила в эпоху игрушечного изобилия.
«Да, и у меня была Дюймовочка и лягушка с резиновой грушей. А из немецких наборов были, кроме рукоделия, наборы для стирки с крошечными пачечками стирального порошка, с тазиками и масенькими прищепочками (помню, мне его купили на старой ярмарке на Кирова, еще до землетрясения), набор доктора с фонендоскопом, шприцем, шпателями и ванночкой в виде бобового зерна, бутылочкой с сосочкой, набор для девочек с расческами и щеточками, пластмассовыми ножничками, зеркальцем. Юла, мячи, набор с теннисным шариком и конической пластиковой корзинкой со стреляющим язычком на дне, посудка — кастрюльки, сковородка и фарфоровый сервизик с цветочками, заводные игрушки, заводные клюющие курочки и петушки, мозаики, кубики, матрешки, куклы, настольные бумажные игры с фишками…. Так оказывается у меня было полноценное и счастливое детство! Воистину нет пророков….. Спасибо тебе, Таня, просветила! Спасибо моим папе и маме! А бабушка учила шить…Эх, меня бы, теперешнюю, умную, туда бы на 5 минут!»
Вот и я говорю, нас бы всех туда, и не на пять минут. А хотя бы часа на три… И детство по-прежнему не отпускает Зухру:
«Вчера поздно ночью написала про игрушки и опять не смогла спать до утра. Уже рассвело, а я ворочалась и думала про детство. Действительно, перечислив свои игрушки, я осознала, что у меня было все.
Еще туда надо было добавить альбомы с карандашами (я рисовала без конца!), пластилин (лепка тоже котировалась, у меня была большая коробка с бортиками сантиметров 5, в нее я раскладывала слепленные вещи и потихоньку у меня получался дворик с деревьями, животными, цветами и людьми).
А самое удивительный случай с пластилином у меня получился с Юлдуз. Когда мы ей купили первый пластилин, а она была очень маленькая, я ей предложила слепить огурчик и помидорку. Она взяла по маленькому кусочку (размером с горошину) и слепила плоские фигурки — красную пуговку и зеленый овальчик! Детский незрелый мозг сигнализировал на плоский мир вроде рисованного! Я была поражена! Мы ей тут же объяснили смысл лепки — объем, и она тут же все схватила.

А еще у меня был детский утюжок. Стальной или алюминиевый, одним словом, из белого металла, литой. Его-то я и кидала в люстру, чтобы добыть бисер! Вот еще одно свойство детского сознания: Я тот момент помню как сейчас. Эта злополучная люстра висела все  пять лет моей жизни и я не видела в ней никакой ценности, пока соседская девочка не сказала мне, что там бисер! Да и бисер-то я не знала. Она сказала, что там бусинки. И мы по очереди стали кидать в люстру разные вещи (а я утюг), чтобы достать те бусы. И совершенно точно знаю, мне в голову не приходило, что я испорчу вещь, смысл был в бусах, которые я хотела. А когда я не докинула пару раз, то сразу остыла и отвлеклась, потом я рассказала маме, что хочу тот бисер, а когда она сказала, что нельзя, я осознала весь ужас возможных последствий. Наверное это тоже доказательство незрелости детского мозга.
Про куклы я уже писать не стала — это целый мир! А еще были игрушки из поролона. Он только появился и папа привез из Москвы мне русскую красавицу, у которой сарафан был из поролонового раскрашенного кулька с отсеченной вершиной. А еще у меня была газовая плиточка с крутящимися ручками, только она не подходила по размеру к моей посудке. Была алюминиевая кукольная кроватка, к которой бабушка мне сшила постельку (мне было 4-5 лет и я сама еще не шила). А еще была канва для вышивки. Помню галантерейный магазин на Госпитальном базаре, где мне покупали эту канву (мне было уже 7-8 лет). В школе, в 1-4 классе на уроке труда вышивали все: и девочки, и мальчики. Так вот у меня канва, у Лени Хаймовича и у Сережки Парамонова была одинаковая, изображающая клоуна, наверное, Олега Попова. Сережа вышивал лучше меня! А я вышивать, да и вообще, шить, не любила и не люблю до сих пор. И ни одну вышивку не довышила до конца».
Кстати, нужно сказать, что в своей жизни я довышила до конца только одну салфетку с мережкой и ришелье. Остальные образцы с рисунками так и валялись недовышитыми….
В это же время появились даже детские пианино, впрочем, тогда я уже была слишком взрослая, и у меня было пианино настоящее. И швейные машинки, тоже совершенно настоящие, к которым я не проявляла никакого интереса, ввиду полного неумения и нежелания шить. Но какова роскошь! Могли ли мы мечтать о чем-то подобном?!!!
А насчет поролоновых игрушек… в то время  выпускались даже елочные, у меня были цыпленок с поролоновыми крыльями и поролоновый дельфин на прищепках.
«Вот еще игрушку, известную всем, вспомнила. Была такая жестяная расписная коробочка побольше консервной банки, на ее крышке была ручечка, которую надо было крутить и раздавалась незатейливая мелодия. Внутри коробочки были упругие металлические язычки, когда вращающаяся ручка задевала их, издавался звук. Последняя музыкальная шкатулка, которую я видела, была у моих племянников и играла она «калинку-малинку.» Это у Зухры была такая, а я вспомнила, что и у меня тоже. Вертишь ручку, из барабанчика несется мелодия…
Но все это игрушки. А игры? Во что мы играли? Заметьте, и игрушки, и игры чаще всего делились строго на девчоночьи и   мальчишечьи.
Нет, конечно, были общие: куликашки, казаки-разбойники, пятнашки, и все те, что перечисляет Зухра. Но, например, девочки обожали играть в дочки-матери, ходить друг к другу в гости, укладывать спать и кормить кукол, наверное, сейчас это совсем вышло из моды. Очень редко можно было увидеть мальчика, играющего в классики или скакалки, а среди девочек имелись настоящие мастера спорта, господи, что они выделывали! И не только дома. На переменке, стоило прозвенеть звонку. и участники мчались во двор. И начинались бои. Несчастные крутильщики могли крутить до посинения,   иногда очередь их так и не наставала! Я так никогда не умела, у меня скакалка вечно в ногах путалась, а они ныряли «в море» и «под море» и так, и этак…Поразительно.
В классиках главным было подобрать грузик нужного веса. Иногда употребляли гальку, иногда, я сама видела, баночку с кремом для обуви, очень хорошо скользила, и не залетала далеко. Играли в лапту, били ладонью мяч о стену, на имелись свои мастера. Играли в «испорченный телефон». Садились в ряд, первый что-то шептал на ухо второму, второй что-то менял, шептал третьему, и  до последнего в ряду сказанное доходило в совершенно искаженном виде. Играли в «колдуна», — разновидность догонялок. Девочки играли в магазин. Вместо денег — разрисованные бумажки. Как-то приезжий из Москвы мальчик попытался научить нас играть в чижика, но не привилось.
После того, как выбрасывали новогодние елки, мы подбирали одну, украшали, выбирали деда Мороза и Снегурочку и  устраивали во двор импровизированные новогодние представления, пели, плясали, никто нас не заставлял, никто не направлял, просто мы это очень любили. Все делали сами.
И в ножички играли все вместе. И картошку пекли осенью, когда много листьев собирали. Каждый год. И никто нас не останавливал, не говорил, что костры жечь нельзя. Набирали вороха листьев, каждый тащил из дома картошку, и все дружно ее пекли. Прямо на мостовой. Транспорта тогда не было, мостовая была вымощена булыжником, никто нам не мешал. Участвовали дети со всего двора. Мальчиков, правда, было много меньше, чем девочек. И так пахло горящими листьями…  запах дыма для меня так с тех пор и ассоциируется с ташкентской осенью.  Не знаю, во что играли дети соседних дворов, а вот что пишет Зухра:
«Мы с Аллой играли не в «дочки-матери», а в «сестры»!!!! У нас было равноправие ;-)))) Какие только ситуации мы не выдумывали, каждый день был полон приключений двух «сестер» и их детей — наших кукол, а мама Аллы нас называла Белочка и Тамарочка. Были и такие персонажи в нашем детстве.
А на улице мы играли в куликашки, пятнашки, казаки-разбойники, краски (это когда каждый выбирает себе цвет и молчит, а «учитель» продает краски «покупателю», который говорит: я монах в синих штанах, желтой рубашке, зеленой фуражке и т.д….), играли в «амур, ко мне!» это когда «учитель» делал вид, что раздавал камушек, но на деле давал его одному участнику, а когда он кричал «амур, ко мне!». тот должен был выскочить, а другие — удержать его, играли в «гигантские шаги», а у пацанов — войнушки, кони-рыцари и, пардон, «-опа» — игра в мяч с вратарем, а за пропущенный гол он получал удар мячом по пятой точке.»
А вот я вспоминаю дурацкую игру, не помню названия, когда один мальчик становился и почему-то прижимал ладонь к уху, а кто-то должен был его ударить сзади. Мальчик поворачивался, все выставляли большие пальцы, а он должен был угадывать ударившего. Если угадывал — тот становился на его место, если нет, — все начиналось сначала.
Наш дом имел два двора: передний и задний, Задний был ничем не засажен, только по забору высились акации и маклюры. Но валялся всякий хлам, и вот среди этого хлама мы устраивали игры в кладоискательство. И девчонки, и мальчишки. Помню, отец у одного работал в колхозе. Не знаю, с какого перепугу, он привез горсть медных узбекских браслетов с красными и зелеными стекляшками. Мальчишки их прятали, а мы искали… так и не нашли ни одного, как мы тогда переживали!
 Была еще одна игра, которая довольно скоро исчезла. По-моему, она пришла с дореволюции. Называлась она «Вам барыня прислала сто рублей. Что хотите — то купите, «да» и «нет» не говорите, черно-бело не берите. И что-то, вроде считалки: «В нашей маленькой корзинке все товары хороши. Ленты, кружева, ботинки — что угодно для души». На вопросы нельзя было отвечать «Да или нет», нельзя было выбирать черное или белое.
Существовала такая общая игра «Замри-отомри», по слову замри, ты был обязан застыть, на столько времени, сколько  потребуется. Только услышав «отомри» можно было шевелиться.
Была игра в зелень, по первому требованию нужно было показать что-то зеленое.
Еще раз вспомню абрикосовые косточки, которые нужно было тереть на кирпиче, пока не протрешь дырку, и тогда получались весьма сомнительные свистульки.
Куда лучшие продавались на рынке. Глиняные! Шикарные!
«Еще была летняя игра, «в лепешки», что ли назвалась. Это делалось только тогда, когда в арыке текла вода и можно было добыть особую пластичную глину. Из этой глины делалась лепешка размером с детскую ладонь, в серединке пальцем продавливалась дырка, туда надо было обязательно плюнуть и с размаху шлепнуть эту котлету об асфальт ямкой вниз. При удачном выходе на месте ямки получалась взорванная дыра. Вот и вся игра».
Честно говоря, я про такую игру впервые слышу, а вот Таня Вавилова ее помнит: «Правильно, Зухра, была игра в лепешки, вспомнила. Только играла я так где-то в 50-х. В арыке еще искали камушки какие-то особенные, но уже забыла, что они значили. Старшие дети старались у нас отобрать эти редкие камушки или выменять на другие. А из глины вместо пластилина лепили всякие фигурки в детском саду и потом сушили и раскрашивали. Разноцветные стекла собирали, менялись, как кетками. Коптили стекла, чтобы смотреть затмение, причем это было событие, все ждали, пропустить боялись. (ой, мы тоже коптили, причем и дети и взрослые равным образом. И смотрели сквозь них на солнце. Иногда оно совсем почти исчезало!). Очень любили Рамазан, ждали, когда можно петь специальную песню. По русски — славить на колядках. Я ее выучила наизусть и вместе с махаллинскими детьми ходила по дворам довольно далеко, было мне лет 6-7. Родители отпускали, но категорически запрещали брать деньги, только сладости. Собрав дань, мы усаживались под дувалом, прямо на землю, доставали «улов» и честно, по-братски делили между собой. Ели тут же. На свадьбы слетались, как на мед. Зазвучит карнай — из каждого двора ребятня выбегает. Зрелище было фантастическое, особенно, когда во дворе зажигали яркий костер и через него вносили приданое невесты, да и угощение перепадало. Кому разрешали брать деньги, кидались под ноги гостям и подбирали мелочь. Ее во время празднования время от времени кидали гости. Эх, махалля моя снесенная! Сколько необычных впечатлений оставила она у меня. Запах дыма от очагов, теплое парное молоко прямо из-под коровы, золотистый жмых, который мы ели с удовольствием. А стук колотушки сторожа, обходившего в полночь махаллю? Ну, об этом я могу писать бесконечно. Надо остановиться».
По-моему, совершенно зря остановилась, я бы с удовольствием узнала что-нибудь еще! Насколько я поняла, Танина махалля была чем-то, вроде дружной семьи, очень завидно читать.
А еще была игра в камушки, я не слишком ее знала, зато Алла умела в нее играть.
«Камушки подбирались примерно одного размера,их подкидывали и ловили в определенном порядке. Делали кукол-мальчиков и девочек — из ниток разноцветных. Из цветной проволоки, как из целой, так и из снятой с проволоки цветной трубочки, которую вытягивали в нитку, плели кольца и браслеты. Из цветного туалетного мыла вырезали фигурки и носили их на нитке на шее—душистый кулон».
Это уж действительно изыски, хотя камушки собирала и я, такие серые, невзрачные, а стоит их намочить, и они становились необыкновенно красивыми, и еще делали «колыбель для кошки», определенным образом заплетали между пальцев нитки или резинку.

Это мир девчачий, куда мальчишки далеко не всегда допускались. А уж у мальчишек, оказывается такие тайны были! Мы там близко, как говорится, не стояли, Ну, игрушки — игрушками, Улугбек в детстве играл, как все мальчишки — машинки, пистолетики, тоже, в основном, купленные у шара-бара, с пистонами и пробками, страшное было орудие нужно сказать, заводные игрушки, луки и деревянные мечи. Кстати лук сделать была пара пустяков, и я тоже делала: брался прут лучше от живой изгороди, он гибкий, делались зарубки на концах, натягивалась веревочка, прутики потоньше служили стрелами. Да и мечи делали, я больше играла с мальчишками.
Но Улугбек был парнем серьезным, и занятия у него были серьезными.
«Что касается игрушек, то тут Вам я не очень помогу. У меня их в раннем детстве почти не было. Был здоровый плюшевый мишка с одним глазом, доставшийся по наследству от брата. В семь лет мне купили конструктор — архитектурный, собирать разные здания в деревянной коробке. Вот и пожалуй все. А играли мы чем — из веток тала делали шпаги. Из кусков дерева вырезали корабли, благо арыки тогда в Ташкенте функционировали. Где то, лет в 12 насдавал бутылок и купил у шара-бара пистолет, стреляющий пробками. Лет с 14 увлекся радиоделом, тут какие игрушки- паяльник, транзисторы, сопротивления, конденсаторы, провода, инструмент. А в основном, то что мне покупали это книги — в семь лет — великолепный том латышских волшебных сказок, потом узбекские сказки. /кстати, когда я уже была взрослая, в Узбекистане выпустили два толстенных больших тома великолепных узбекских сказок, я потом с трудом доставала сыну/. А потом уже просто серьезные и несерьезные книги в домашней, достаточно большой, и четырех ближайших библиотеках. Вот и все мои детские игрушки. Совсем маленьким, лет в 4-5, помню укладывал два стула на пол вместе — получалась кабина самолета — летал. /Наверное многие в этом возрасте летали вместе с Улугбеком! Мы занавешивали стулья с трех сторон и устраивали домики для кукол.
«Да, я же писал раньше, что у меня были перочинные ножички — подаренные дядей, трофейные, из Германии, потом был немецкий фонарь — трехцветный. Фонарь с такими рычажками — поднимаешь рычажок и излучатель закрывается цветной пленкой. синей, зеленой и красной. Еще была очень любимая игрушка — калейдоскоп, — потрясающая вещь, склеенные треугольником три зеркала и горсть цветной пластмассы, упакованные в круглый бумажный тубус. А какие узоры возникали, просто загляденье. Очень умная игрушка, мне даже хотелось написать о жизни — назвав ее калейдоскоп. Сделаешь в жизни небольшой шаг, и все может в корне изменится — как в калейдоскопе».
Да уж… это и моя любимая игрушка… даже сейчас. Все-таки есть в ней некое волшебство, правда?
Но один мальчишка — мало. Поэтому я пошла на поклон к Энверу, и тот не отказал, за что ему большое спасибо. Вот его письмо, привожу без купюр.
«Игрушки. Как ни странно — помню плохо. Были кубики, юла (и не одна), оловянные солдатики (немецкие, отец с войны привез), эдикова /старший брат/.коллекция монет, мамина коллекция пуговиц, что-то еще… Главное, что запомнилось — мамина хитрость. Исключая нужные в повседневке пуговицы, она поделила мои игрушки примерно пополам, и одну половину прятала примерно на пол-года, потом доставала и прятала вторую. Был великолепный эффект новизны, или «встречи со старым добрым», понимаем, как создается настроение. Мудро, я бы сказал. В более старшем возрасте (но еще дошкольном), из запомнившихся. добавились неисправный пневматический немецкий трофейный пистолет, также трофейный, но исправный (:-)) кортик. /ничего себе игрушечки, удивительно, как это из вас получился приличный человек, дорогой мой Энвер!/ И ряд самоделок: жужжалка — это пуговица, вращающаяся на нитках (средство наших мам для эпиляции, между прочим), бочковый обруч, катаемый специально изогнутой толстой проволокой, Самокаты на подшипниках, ходули (почти цирковые, но не столь высокие), модель парусника, сделанная моим дядей-художником (он бывал в Ташкенте часто, иллюстрировал книги Сергея Бородина, а ранее — книги своего друга Эдуарда Багрицкого, кстати, силуэт всадника на коробке папирос «Казбек» — это его работа), Ну, и… (страшное) — ракеты, сделанные из алюминиевых цилиндров из-под валидола или кубинских сигар, в которые вкручивалась горючая в те времена фотопленка, ну, плюс некоторые инженерные добавки — продув, стабилизатор — летали классно! И совсем страшное — взрывные устройства на основе угольной пыли (печи-голландки, ты помнишь, углем запасались), серы (серная пыль, которой, пардон за тавтологию, опыляли виноградники в борьбе с болезнь винограда — оидиум) и селитры (удобрение).
Ну, не знаю, где поставить временнОй предел игрушкам. И мальчики, и девочки имеют их и играют в них всю жизнь. А ведь еще есть тема — игры! Так, именно в разделе «игрушки» мне очень хочется упомянуть ташкентскую (не знаю, была ли в других местах-странах) игру «в угощение». Дети находили, где устроить обособленное пространство — во дворе под навесом, шалашик (ну, прямая ассоциация — суккот) на улице и приносили туда что-то съестное, что дадут (смогут дать) родители. Стелился дастархан, угощались. Супер игра. Не спортивная, но нужная для чего-то такого…. Не знаю, как сказать. Но предательница-слеза выкатилась…»
 Нужная, наверное, для общности людской… для тепла….
Вот в такую игру мы не играли. Мне кажется, это некий вариант игры «Дочки -матери», интересно. А вот обручи….До революции эта игра называлась «серсо», если верить картинкам, обручи катали по аллеям парков чистенько одетые мальчики и девочки… а для нас и обручи от бочек сходили. И самодельная гнутая проволока. Но катали обручи, в основном, мальчики. И эти самокаты на подшипниках, делали их либо сами мальчишки, либо родители. Две доски, одна параллельно, другая перпендикулярно земле, иногда с некоторым наклоном. На той, что перпендикулярно — выпилены ручки. Самым сложным было достать подшипники, в дело доставания впрягали родителей и знакомых, шум стоял ужасный, когда такая компания проезжала мимо, впечатление складывалось, что это танки идут.
И вообще я не помню, чтобы мальчишка не был вооружен рогаткой, хотя, слава богу, попадали в птиц они крайне редко….зато число отобранных в школе рогаток было, мягко говоря, весьма немаленьким. Просто у некоторых рогатка была солидная, то-есть, с настоящей, хорошей резинкой, такая могла служить вечно, а у большинства — весьма условные я сказала бы, рогатки, чуть ли не с резинкой, вытянутой из трусов…
Ну, про лянгу и ошички — не буду, слишком много написано, на сайте есть статья, посвященная лянге, — академик писал. Не меньше. Я прониклась глубочайшим уважением к автору, поэтому тему не стану развивать.
Но все равно, мальчишеских свидетельств  мне показалось мало, поэтому я вдруг сообразила, что муж-то — мой ровесник! И, следовательно, ту эпоху тоже помнит. Мой Владимир Михайлович, припомнил, как отец в раннем детстве вырезал ему деревянных коньков, с которыми сын и играл. Как откуда-то привез охапку крайне дефицитного камыша на змеи, которые тогда запускал каждый. Папиросная бумага, камышинки, катушка ниток…. в порту Тель-Авива я видела, как дети запускают змеев. Все покупные. Самых причудливых форм и раскрасок. Красиво. Но я по привычке вздохнула о тех, незатейливых прямоугольничках, зачастую никак не хотевших взлетать в небо….
Муж клянется также, что всякую, попадавшую ему в руки машинку, немедленно разбирал и честно пытался собрать, увы, не получалось ни у него, ни у кого из окружающих.
Зато я поняла, что все мальчишки — бандиты и хулиганы. И что у них в голове, ей — богу, опилки. Как у Винни-Пуха! Муж во всех подробностях поведал, как они взрывали карбид. До сих пор я слышала, как подкладывали пробки на трамвайные пути, как карбид сыпали в чернильницы. — это да. Но вот эти изобретатели….
Значится так: в емкость наливают воду, бросают кусочек карбида, накрывают консервной банкой без крышек, а потом палкой с фитилем поджигают карбид. Взрыв! Банке летит на высоту чуть не десятого этажа….мда…
Кроме этого еще взрывали ключики: набивали в дырочку серу от спичек, вставляли гвоздик, привязывали к ключу веревочку и старались гвоздиком ударить в стену, после чего сера взрывалась.
Получив эту информацию, я написала Энверу, и получила вот такой ответ:
«Карбид!!! Как я мог запамятовать! Супер!»
Я ответила «Рыбак — рыбака»….
Ну, да чего ждать от человека, который как-то в комментах на мою статью увлеченно обсуждал способы хищения патоки из цистерн, следующих на фабрику «Уртак»!
Все эти мальчишки одним миром…. правда,
я заметила одну штуку: мой вовсе не сентиментальный муж так растрогался, глаза повлажнели, совсем как у Энвера….
Дай вам бог здоровья и мирной жизни, бандиты и разбойники, настолько не похожие друг на друга в жизни. И такие одинаковые в детстве.
Да, но мне еще подвернулась возможность спросить об играх своего одноклассника Женю Томпакова, и тут у меня полностью открылись глаза на странный и совершенно закрытый от нас мир мальчишек. Женя гордо объявил, что они играли в «стукана», вид орлянки, откровенно азартная игра.  Примерная схема такая: на земле чертится линия, в конце которой рисуется небольшой квадрат. Туда складываются деньги решкой вверх. От линии отступают на определенное количество шагов и чертят еще одну линию. Это граница, за которую заступать нельзя.
Бросают биты, чья ложится ближе к линии ударов того и очередь. Бьющий садится на четвереньки. Бьют в квадрат по очереди, полтинником, нашим или царским — все равно. Задача — перевернуть орлом как можно больше монет, которые победитель забирает себе. Если ни одна монета не перевернулась — очередь уступается. Очевидно, понимая, что взрослые за это по головке не погладят, игроки собиралась в тупичке за домом Саши Морозова.
Этакое своеобразное казино…..
Очень многие мальчишки заводили голубей. Мохночубые, мохнолапые, чубатые, павлиньи….
У меня тоже были голуби. В основном самые простые, только один раз папа принес белоснежную чубатую голубку, но скоро голубей пришлось выпустить, голубку — отдать, не было ни места, ни умения…

Но были не только игроки, но и настоящие технические гении. К ним можно отнести Улугбека и моего мужа, который на всю жизнь сохранил страсть к изготовлению моделей самолетов, и пытался приохотить к этому сына, но безуспешно. А Элвета пишет о настоящих умельцах:
«В 1952-53 были свои изыски. Во дворе, напротив ОДО, жил кто-то из театральных художников ( Пыжов?). У сына-пионера был детский телефон, который он собрал вместе с соседским мальчиком. Нечто из разряда «Юный техник». Детали были смонтированы на подставках. Во что-то говорили, а что-то подносили к уху. Мальчишки переговаривались».
Можно добавить только, что потом продавались игрушечные телефоны видом, как настоящие, на два абонента. Два аппарата, один из которых устанавливался в той квартире, что поближе. И тоже можно было переговариваться, такой телефон мы купили сыну.
Пожалуй, можно было бы и закончить экскурс в наше детство, но есть еще одна немаловажная деталь в нашей тогдашней жизни. Привычку жевать никто не отменял, но если сейчас все дети клянчат у родителей жвачку, в те времена, когда об «орбитах» и «диролах» даже не слыхивали, мы, как козы / не путать с козлами/, жевали все, хоть мало-мальски съедобное, и имеющее какой-то вкус. Таня Вавилова считает, что это сдуру. Я же не согласна и уверена, что все дети любят что-то грызть или жевать. Чупа-чупсов тогда, слава  те господи, не было, следовательно, и детского диабета было куда меньше. Причем, все знали, что можно, и что нельзя жевать. Алла, наевшаяся бобов касторки, не в счет. Всякое бывало, и я ей очень сочувствую. Касторки во дворах было немерено, признаюсь, я и сама пробовала, но мне показалось, что они невкусные. Кроме того, касторки я боялась, как все дети, так что если и понадкусывала, то без последствий. И дурман белый я нюхала, запах очень неприятный, зато цветы красивые.
Дискуссия началась со жмыха. Таня Вавилова писала, что они грызли жмых, привозимый  корове, и выяснилось, что Зухра вообще про жмых не слыхала. Я слыхала, вернее читала в книгах про гражданскую войну, сама не пробовала. Жмых, иначе говоря, макуха,  — отходы маслодавильного производства. Говорят, самый вкусный — подсолнечный. Но есть льняной, конопляный, и, видимо, хлопковый, он-то и доставался корове. Говорят, жмых очень вреден для зубов. А, может, и врут…  В гражданскую он продавался на рынках наравне с хлебом, только был  дешевле и, следовательно, имел большой спрос. Ну, про яблоки и урюк даже не говорю. Сейчас страшно вспомнить, сколько зелени мы поедали! Но здорово же было! Яблоки мы ели с солью, и даже сейчас у меня сохранилась привычка есть сладкие яблоки с солью и черным хлебом. Попробуйте, вкусно!
Правда, как-то меня подвела уверенность в том, что все зеленое — кисло. Это я зеленый помидор слопала. Угораздило же! Гадость порядочная! Но больше я зеленых помидоров не ела. И зеленых вишен — тоже. Зато все мы дружно жевали цветы белой акации, они были сладковатыми. И ничего! Люда Грин уверяет, что они ели даже стручки белой акации, а вот этого я не помню. Зато все дружно высасывали стручки гледичии — она тоже похожа на акацию, но с шипами, и стручки — «сабли», большие, внутри сладкие. Кто-то предположил, что это, возможно, было рожковое дерево. Но мы же не в Средиземноморье жили! Люда Грин увидела рожковое дерево только в Израиле. Его стручки совершенно не похожи на «сабли» гледичии, и сушеные рожки в дореволюционной России действительно продавались, как лакомство…
Не ели, а именно жевали мы вишневую смолу, которая часто натекала из пораненной коры или дупел на дереве, прозрачная такая, не скажу, чтобы очень вкусная. Глотать боялись, говорили «все внутри может склеиться». Правдивость этого утверждения проверить не могу. Жевали и битум. Вот он жевался классно! Настоящая «чуингам»! Я потом спрашивал у мальчишек — жевали все. А поймали только меня. Поймал отец, и долго объяснял, какой вред может быть от битума. Напугал сильно, с тех пор я битум не жевала. Но мы жевали еще и серу, загадочное вещество, которое иногда продавалось на базаре. А у меня была знакомая девочка-узбечка, дом их был на углу Малясова-Ширшова, так у нее эта сера водилась всегда. Такие светло -серые небольшие квадратики, прищелкивавшие на зубах. Вот это было вкусно… или так казалось…
А как мы обдирали виноградные лозы и жевали усики?!!!! Ой… здорово было…Я и жимолость пробовала, сладко. Но говорили, можно отравиться.
А как мы обдирали и без того ободранный  «стригалями» тутовник, ели белые незрелые ягоды… а как однажды на маевке по случаю Дня печати мне показали дикий лук, такой высокий стебель с фиолетовыми густыми шапками, ну я и….ничего, выжила.
Элвета тоже считает, что мы ели все это потому, что сладкого было мало, я бы сказала «лакомств». В нашем детстве — подушечки да монпасье. Конфеты — уже роскошь. Иногда конфеты привозили из Москвы. До сих пор помню набор — овальную красную коробку с золотым оленем на крышке. Люда Грин вспоминает совсем уж чудеса. Я точно такого не пробовала и даже не вспомню, что видела:
«А мы ещё ели какие-то черные метелочки. Не знаю, как называется эта трава, у неё сначала вырастают фиолетовые цветочки, а потом из них получаются метелочки, покрытые черной пыльцой, сладковатого вкуса. Пачкались они здорово — и губы и язык были черными. /Алла называет это растение «чаем», но, конечно, настоящего названия мы не знаем/. — А возле дома, — продолжает Люда, — у нас росли кустики с офигенными бело-розовыми цветами. Дети называли эти кусты арбузиками (по виду плодов) и говорили, что цветы нельзя нюхать — ослепнешь. Только недавно я узнала, что это растение называется каперсы, — всем известная приправа.»
Вот эти метелочки — загадка. А каперсы мы нюхали, и ничуть не слепли. Еще мы ели такие бараночки-семена, похожие на семена мальвы. Я-то думала, что это березка-вьюнок, а Акулина объяснила, что это просвирник, и поэтому мы не отравились, а если бы вьюнок — точно отравились бы.
Зато Люда утверждает, что если выдрать цветок вьюнка из чашечки, на дне остается капелька сладкого нектара, которым уж точно не отравишься. Она же вспоминает то, о чем я совершенно забыла:
« А помните, были такие колоски, что-то зерновое, с остьями, торчащими во все стороны? Если потянуть за колосок, вместе с ним выдиралась изнутри стебля такая нежная тоненькая палочка, к которой он был прикреплен, тоже сладкая и вкусная. Я даже сейчас иногда грызу такие палочки.
Теперь я тоже стала выдирать стебельки из безымянных колосков, что-то типа овсюга, что ли, вспоминаю детство…
Люда еще говорит, что цветы герани кисленькие, этого я подтвердить не могу, а вот Алла ела комнатные цветочки, называя их капусткой, а по-моему, это «ванька мокрый». Подтверждаю, я тоже ела. Заячья капустка совсем другая, мне ее здесь показали. Тоже кислая, я пробовала…хоть давно уже вышла из детского возраста, но видать, с возрастом это не проходит. Ну, и хоть к жевалкам это не относится, Люда вспоминает, как делала лодочки из листьев осоки, и погремушки — из пастушьей сумки. Растение такое, с треугольничками-семенами.
Погремушки делала и я, поэтому сразу узнала растение, белые цветочки- кисточки…

Мы, природа, тепло, жаркое солнце, и снова природа, венки из одуванчиков и кашки, «арбузики» — каперсы, урюк и вишня прямо на улице, странные желтенькие цветочки с полыми стебельками по берегам арыков, сладкий запах, доносящийся от фабрики «Уртак», работницы, сующие нам карамельки, и снова природа, цветущие деревья в каждом дворе, красные цветы «ночной красавицы» и звезды душистого табака, только что политый вечерний двор и теплые комочки пыли…. и мы шлепаем босиком по земле, вороха осенних листьев и дымок, дымок… оскомина на зубах от зеленых яблок, грозы, и ломающиеся тополя, и грязные капли, стекающие с облитых дождем деревьев, и огромные градины, раскатывающиеся по земле, и песочные домики….. правда ведь, все это было и еще не ушло из памяти?