Ташкент. Окончание История Ташкентцы

Пишет Русина Бокова.
Воспоминания мамы, Русиновой Галины. Начало здесь.

Фотография мамы. Под новый год в Вене.

Постепенно родители начали поправляться и мне уже стало легче с работой, то есть я могла уже вновь трудиться в полную силу.
Чтобы поднять на ноги родителей я стала красть продукты на работе. Украду кусок замороженного мяса, спрячу его под спецовку на грудь и так иду, дрожа от холода и страха, что какой-нибудь постовой по дороге обыщет меня. Отсыплю грамм 20 сахарина и через знакомую, которая продавала этот сахарин тоже тайно, получу деньги. Куплю на них фрукты и заставляю родителей съесть принесённое, объясняя при этом, что меня угостили и я тоже ела.

Мне дома верили, так как у меня в тот период было много знакомых – известных в стране людей.
Дело в том, что в Ташкент эвакуировали многие учреждения, целые предприятия из европейской части страны. Ежедневно прибывали всё новые и новые люди: писатели, артисты, музыканты, инженеры и проч.. Москву, несмотря на всевозможные ограждения, тоже бомбили, сбрасывали с самолётов зажигательные снаряды.
Долгое время мои будущие друзья дежурили по ночам на крышах домов чтобы тушить» зажигалки “. Но потом пошла эвакуация из Москвы в Среднюю Азию, в основном в Ташкент.
В Ташкенте их размещали, уплотняя квартиры до предела. Более того. Артисты и прочие творческие лица, стремились давать концерты на пищевых предприятиях и вот
Хладокомбинат был излюбленным местом для их творческих вечеров. А многие совсем далёкие от искусства, но известные в стране люди сами искали знакомства с сотрудниками пищевых предприятий.
Уже в этот период на хладокомбинате побывали такие известные люди, как например Анна Ахматова, Борис Лавренёв, Иосиф Уткин и прочие лица. Шли они сначала к директору, а потом в лабораторию ко мне. Завязывалась дружба.
Я предлагала устроить в клубе чтение их произведений, небольшие концерты, рассказы о перенесённых трудностях и так далее. После работы все рабочие заполняли огромный клуб и были благодарны за доставленное удовольствие.
И вот однажды. Взглянув в окно из лаборатории, я увидела женщину и почему то сказала сотруднице, что у нас перебывали все, кроме сына лейтенанта Шмидта. И эта шутка оказалась почти былью. Вдруг открывается дверь и главный инженер заходит с той женщиной и. знакомя её со мной, говорит, что это дочь Отто Шмидта.
Для анализов я выписывала со склада чистый спирт. Мою заявку обычно визировал главный инженер комбината- молодой и весьма общительный человек. Поэтому и нередко забегал ко мне в лабораторию и обязательно приводил с собой какого-нибудь гостя.
В основном это были писатели, журналисты и др., также эвакуированные из Москвы. Народ был весёлый и интересный и любящий лакнуть спиртного. В благодарность за угощение почти все оставляли для меня экспромты, а то и просто оды!
Так, один из старейших сотрудников журнала “ Крокодил”, написав мне очередную оду, закончил её словами “ Глаза Галины кротки, мужчин пьянят без водки”!
Спирт уничтожался на глазах! И я придумала впредь на сосуде со спиртом делать наклейки: череп с костями чёрного цвета. Конечно, это отпугивало жаждущих полакомится. Тогда и стихи не получались. Но нередко появлялись и непьющие литераторы. Постоянными гостями были Борис Лавренёв, Иосиф Уткин и др..
Однажды Уткин — очень модный поэт, забежал ко мне попрощаться, ибо ехал на фронт. На память оставил при мне написанную оду. Время стёрло в памяти . однако, что то запомнилось:” Подари мне на прощание пару милых пустяков: нежный взгляд, дорожный чайник, томик ласковых стихов…»
Расстались мы весело, пожелав друг другу самое дорогое- жить! Но, спустя несколько месяцев он вернулся с фронта и пришёл ко мне без правой руки.
“Крокодилисты» Долин и Пустынин предложили мне издавать ежемесячно журнал “ Крокодил на холодильнике”. Это по существу был не журнал, а огромное полотно типа настенного плаката. Решили сделать меня» главным редактором”, роль которого заключалась в подборе материала, а они уже обрабатывали полученную тему в хлёстких стихах с карикатурами.
Я частенько забегала в какой-нибудь из отделов, где работали в основном интеллигентные или важные персоны. И, как нарочно нарывалась или на нелицеприятные сцены, ссоры из-за пустяков или на кокетливых дам, гордящихся успехами у мужчин и прочие сцены, вроде бы ничего не значащие. Но я всё тайно брала на заметку и, пересказав о том или ином происшествии своим друзьям-крокодилистам, знакомила их с будущими « героями” журнала. А бедные “ герои”ничего не подозревая, с радостью во взоре благодарили меня за столь интересное знакомство Но! Представить невозможно, каков эффект был потом, когда журнал-плакат, сияя яркими карикатурами и острыми стихами, вывешивался на самом людном месте и когда сотрудники комбината бежали к этому свежевывешенному номеру со страхом и любопытством: ”Не я ли герой?”.
Но вскоре я решила прекратить выпускать этот журнал после довольно неприятного случая. Дело в том, что в одном из отделов работала бухгалтером весьма надменная особа высокого ранга, до войны она являлась классной пианисткой, чем постоянно гордилась. Звали её Надежда. Эта Надежда завела роман со своим начальником, который для удобства их взаимоотношений перевёл мужа её в Андижан. Пользуясь покровительством начальника, эта дама вела себя грубо с сослуживцами. И вот я, заглянув в их отдел, была потрясена скандалом, который Надежда устроила одному солидному сотруднику, и, придя в раж, бросила в него счёты. Этот эпизод я поведала крокодилисту, который поместил в нашем журнале язвительный фельетон в стихах, заканчивающихся строкой :” Как эта высокая пианистка могла упасть так низко!” А карикатурист постарался изобразить эту безобразную сцену. Особо выделив её высокий бюст.
Этот номер был выпущен к праздничному вечеру. Народу собралось, как всегда, много. Начальник нежно подвёл под руку Надежду ознакомится с очередным юмористическим праздничным журналом. И, о ужас, она, узнав себя, упала в обморок! Далее она уже не могла работать в этом коллективе и уехала к мужу в Андижан.
Родители мои поправились достаточно, чтобы чем либо заниматься. Отец устроился на работу обычным бухгалтером в одной из профсоюзных организаций. Мама тоже смогла кое что делать по дому. И вот я решила сделать маме праздник! Достала билеты на концерт Ленинградской консерватории, где впервые в тот вечер исполнялась шестая симфония Шостаковича. Дирижировал оркестром сам маэстро. Это было непередаваемое чудо.
Зал, затаив дыхание слушал симфонию, в которой узнавалась вся жизнь страны, все невзгоды и трудности народа и под конец зазвучали фанфары, символизируя приближающуюся победу Зал зачарованно молчал, поглощённый прекрасным произведением. И вдруг маленький мальчик подкрался к впереди нас сидящему мужчине и с силой шлёпнул его ладонью по блестевшей от освещённости зала лысине. Мужчина от испуга вскочил и разразился бранью. Мальчик быстро исчез, но с ним исчезло и глубокое очарование музыки. Концерт закончился, и мы со смешанным чувством отправились домой. В душе ещё звучала музыка, но шалость ребёнка вернула действительность.
В Ташкент часто приезжали на гастроли высокого класса пианисты, такие как Флиер, Гинзбург Оборин и др.. И я с мамой всегда посещала эти чудные концерты. Но в театры мама уже не ходила, ей было трудно долго находиться в напряжении. А я пересмотрела все спектакли Украинского драматического театра. Пьесы шли на украинском языке, и я быстро освоила этот язык. Навсегда осталась в памяти прекрасная актриса Ужвий.
Да разве теперь, спустя почти 60 лет, вспомнишь о том с чем и кем ты встречалась! Помню главное- Ташкент, гостеприимно встретил всех эвакуированных из России, Украины и других мест.
Но не только люди искусства, а целые коллективы рабочих и служащих вместе с заводами и фабриками были перевезены в Ташкент по указанию Сталина. А когда закончилась война, Сталин оставил в Узбекистане большинство важнейших заводов.
Таким образом Узбекистан стал производить не только хлопок, но и самолёты и прочую индустриальную продукцию. Были оставлены фабрики и заводы, хорошие специалисты обучили тружеников Узбекистана. В общем республика обогатилась весьма.
В России вновь строились промышленные предприятия, вновь вкладывались колоссальные ресурсы, вновь , в поте лица, не считаясь со временем, всё создавали русские люди.
Вот почему нашему, уже вымирающему поколению, которым за 80 лет, обидно и горько, что Россия, как добрая мать, спасла и обогатила республики СССР, а они теперь разбежались, годясь самостоятельностью.
А молодое поколение в бывших республиках, а ныне государствах, даже понятия не имеет, кто и когда вывел эти « государства” на дорогу самостоятельной жизни. Теперь эти государства больше тянутся к капиталистическим странам, особенно к Америке и Англии, конечно, они богаты во всех отношениях, ибо они не теряли ничего, когда наша страна лоб в лоб воевала с Германией, их войска вступили лишь тогда, когда Советский Союз вошёл в Европу.
Да! Трудности, пережитые нашими людьми, едва ли могли подобное испытать жители благополучных стран. Видимо у нашего народа из рода в род передавалось умение  переносить все невзгоды и тяжести. Вся история свидетельствует о том, что Российское государство изпокон веков должно было отстаивать свою независимость, а, следовательно, вести войны, переносить все тяжести дабы остаться свободными. Наша страна северная, а люди Севера умеют бороться с трудностями Веками вырабатывалось умение выживать в любых условиях, а, следовательно побеждать.
Не залезая вглубь веков, о чём написано немало о мужественном народе, я хочу привести пример, как выжившие люди после тяжелейшей блокады Ленинграда и прибывшие в Ташкент, включились в работу на производствах.
Один мой знакомый ленинградец, сразу же приступил к налаживанию вывезенного оборудования и через полгода его производство уже заработало в полную мощь. И он мне поведал об одном случае, когда в период блокады он шёл по улице Ленинграда и кто то слегка его ударил в спину чем то скользнувшим вниз. Оказывается голодный и бессильный человек, увидев крупную фигуру впереди идущего, решил зарезать его и потом человечьим мясом накормить семью, умирающую от голода. Но зарезать не смог, не хватило сил. Несчастный разрыдался от неудачного покушения, а мой знакомый привёл его к себе и отдал все имеющиеся продукты в рюкзаке.
На хладокомбинат в Ташкент прибыла семья из Ленинграда. Одна из членов семьи ранее работала в Ленинградском хладокомбинате инженером. Так вот, у неё и её сестры были вздувшиеся животы и отёчные лица. А их маленькая дочка, увидев в поезде при подъезде к Ташкенту очистки от дыни, попросила бабушку сварить из дынных корок суп.
Однажды, купаясь на озере, я познакомилась с молодым мужчиной, и он поведал мне о всех трудностях, но главная трудность переносить голод. “ Вторично я бы не смог голодать”- сказал он.
Много ленинградцев умерло в блокаду, но выжившие и затем эвакуированные, быстро восстановив силы, приступали к самой трудной работе. “Всё для фронта, всё для победы!”. Это не лозунг, это было действие советского народа. Люди трудились дружно, без обид или каких либо трений.
Но мне пришлось столкнуться с совершенной иной картиной жизни эвакуированных несчастных людей, которых направляли в отдалённые глубинки Узбекистана. По направлению Центрального комитета партии Узбекистана, с целью выяснения как проходит уборка хлопчатника в разных колхозах в Ферганской долине, я вначале прибыла в Коканд, где и определились колхозы, которые я должна была посетить. Погода, как и всегда в этот период года, была нежаркой, приятной. На мне было красивое платье, да и сама была ещё молодая. Продуктов со мной не было, а я захотела есть. Зашла в единственный приличный ресторан, заказала обед. Мне быстро подали полный комплект обеда, что я и съела с удовольствием. Подозвав официантку, я решила быстренько рассчитаться и уезжать в районный центр к секретарю партийной организации района. Но оказалось , что за обед я должна предъявить не деньги, а прикрепительный талон. Которого, естественно, у меня не было.
Официантка пришла в замешательство, сказав, что она приняла меня за артистку какого то выездного театра, который по распоряжению руководителя, заранее перечислил в ресторан деньги на определённое количество лиц. Обе мы были в смущении, не зная, что делать. Я съела чужой обед и кто то останется голодный.
Это была первая неудача, дальше было хуже. Прибыв к секретарю райкома кокандского района и предъявив своё командировочное удостоверение на обследование колхозов данного района, была им устроена на период выполнения предписанного задания проживать в одном из кабинетов райкома, ибо ряд колхозов он хотел посетить вместе со мной.
Он был армянин, но прекрасно владел узбекским языком. После обеда, во время которого его русская супруга недоброжелательно смотрела на меня, я вышла к базарчику купить свежий инжир. Старик узбек стал выкладывать в сумку наиболее плохие плоды , и, когда я попросила его заменить хоть часть на хорошие, с силой ударил меня по лицу, назвав «жидовской мордой».
Закрывши на замок свою дверь, я наплакалась вдоволь, умылась и уж, приведя себя в порядок, впустила в комнату секретаря райкома. Ему уже доложила русская сотрудница о случившимся. Как рассказала своему начальнику эта женщина, на базаре дежурил милиционер-узбек. Он быстро удалил хулигана, чтобы тот не пострадал за русскую. Но спустя месяц я узнала от секретаря райкома, что он посадил под арест самого милиционера.
Посетив три колхоза, где всё было хорошо поставлено, хлопок собирался тогда ещё вручную, но уже было собрано более половины урожая. Узнав от меня, что я хорошо умею ездить верхом на лошади (с детства ездила, когда в Акмолинске у нас была своя лошадь), секретарь дал указание председателю колхоза, чтобы меня снабжали лошадьми следующие по цепочке председатели колхозов.
Таким образом я проехала многие колхозы, некоторых из них оставалась ночевать, везде относились ко мне с уважением, вкусно кормили и удивлялись, что я отказываюсь от спиртного, а, следовательно, и хозяева не должны были пить.
Наконец, я таким образом обследовала хозяйства, а под конец отправилась в самый отдалённый колхоз, который меня заранее просили не посещать, ибо это далеко от центра района. Там не так благополучно и я поехала именно туда.
Моё подозрение подтвердилось сразу же по приезде в этот колхоз – на полях работали только европейцы и ни одного колхозника. А эти европейцы были беженцами из Одессы, которая была ещё оккупирована немцами.
Прежде всего я заинтересовалась в каких условиях живут эти несчастные люди. Это были евреи, ни одного русского. Их кнутом сгоняли на поле, но собирать хлопок не давали возможности, забивали камнями. Бесчинствовали в общем, издевались как могли.
Люди со страха быть избитыми, бежали в свои жалкие убежища, а за то, что они не собрали заданного количества урожая, не давали пищи. Когда я посетила их жилища, то один старик- еврей плача рассказал, что только ему колхоз даёт одну лепёшку ( так выпекается хлеб в Узбекистане) в день за старость, а дочери не даёт. Так отец кормит этой лепёшкой свою дочь, которая мучается на полях, а сам уже опух от голода и не может передвигаться, ноги отёкшие, как брёвна.
Я пробыла там два дня. За это время над ними не издевались, ибо кем-то из соседних колхозов поступило предупреждение о цели моего ревизионного визита.
Возвратясь в районный центр, я с глубоким возмущением рассказала секретарю райкома и твёрдо пообещала изложить всё в своём заключительном рапорте в ЦК Узбекистана. Он умолял меня не делать этого, но я была непреклонна.
На следующий год ЦК вновь вызвал меня для вручения повторной командировки, но я категорически отказалась. На этом эпопея командировок прекратилась, чему я была рада.
Не все эвакуированные во время войны жили в Узбекистане хорошо. В этом я убедилась на практике.
Я вновь приступила к прежней работе на хладокомбинате. Дни шли за днями, повторяя пройденное.
И вот, спустя полгода, а может немного больше, появляется мой муж: форма военная, но с погон сняты все знаки отличия. Над ним должен состояться суд в том трибунале, где он работал.
Как оказалось, находясь за рубежом, т.есть в Иране, он вёл довольно весёлую жизнь, часто посещал рестораны, кутил вместе с американскими и английскими военными и однажды между ним и новыми друзьями – иностранцами завязался скандал. Поводом послужили грубые, критические высказывания англичан в адрес Сталина. Мой муж вспылил, резко поднялся и ударил в грудь англичанина так, что тот пролетел через стол. Поднялась стрельба, были разбиты зеркала и окна. Американец сумел выхватить пистолет из рук мужа и сдал оружие в Советский трибунал. В результате муж был арестован и отправлен в Ташкент, где его Ташкентский трибунал осудил, сняв с него все выслуженные знаки, т. есть разжаловали полностью и отправил в Андижан, где он пробыл 10 месяцев, работая по линии трибунала.
За это время он вновь получил какие то знаки отличия на погонах, а затем его из Андижана отправили на фронт рядовым офицером.
С ташкентского вокзала он позвонил домой, но разговаривал только с моей мамой, так как я в эти, уже вечерние часы училась в Университете полит. просвещения. Таким образом, наше свидание не состоялось и лишь из письма его узнала, что он прибывает где то в России, где формируется часть для отправки на фронт.
Воевал он храбро, получил награды- орден Красной Звезды и ещё ( уже не помню) какой то орден, а медалей было 5, звание капитана.
С фронта он писал письма, но шли они долго — война! С Центральной группой войск он дошёл до Вены. Когда война закончилась, военных начали демобилизовывать и при рассмотрении их личных дел, оставляли продолжать военную службу только по специальности. Так при рассмотрении его документальных данных он, как бывший военный юрист, был оставлен в Центральной группе войск. Его определили в трибунал тех частей армии, которые были дислоцированы в Санкт-Пельтене, при этом дали краткосрочный отпуск для поездки в Ташкент за женой.
В первых числах мая 1946 года он появился дома. Мама позвонила мне на работу, сообщив о его приезде. Я мигом помчалась домой и мы встретились на полпути.
Он сильный, здоровый, схватил меня на руки и так нёс до дома. Радость встречи затмила все былые огорчения. Мне показалось, что жизнь его хорошо воспитала и он будет ценить то, что мог лишиться, ибо, как он убедился сам, поклонников у меня было много.
Кстати, весть о его прибытии быстро распространилась и уже к вечеру все мои друзья собрались у нас познакомиться с прибывшим мужем. Как то позже он признался, что такой “ ансамбль” мужчин разного возраста и скопление у ворот различных экипажей — от машин до верховых лошадей — смутил его, но быстро, по мужски сообразил, что эти люди-верные друзья, приехавшие порадоваться за уважаемую приятельницу. “ Значит она была верна мне” – так расценил мой супруг и он не ошибся.
Быстро пролетел 10-дневный отпуск, и мы покинули Ташкент. У меня было двойное чувство – радость увидеть свет, радость иметь свою семью и горе расставания с родителями, особенно с мамой, которую я безумно любила.