Старые фотографии: Ташкентский снег Старые фото Ташкентцы

Из журнала  cicerone2007

Вспоминая детство, я чаще всего вспоминаю зиму. Не виноград, персики, жару, мороженое, а вечер после снегопада, белый накат на дороге за калиткой, санки и запах от бабушкиных, свежеиспеченных булочек с орехами. Наверное, потому что жара и виноград – это ташкентские будни, а снег и булочки – это праздник.
Бабушка Устинья Ивановна была, по моим детским представлениям, главным человеком в доме. Поэтому, когда родители меня наказывали, ставили в угол и ждали от меня извинений, я поджидала, когда в комнату войдет бабушка.
– Смотри, – говорила я ей со слезами, показывая свой кулачок, – у меня вот тако-о-о-е маленькое сердечко. И оно может разорваться, потому что твой сын поставил меня в угол!
Этот снимок сделан пятьдесят лет назад. Снег лег на ветки вишен. Мы с бабушкой стоим на дорожке, которая ведет от калитки к дому:

Бабушка оказалась в Средней Азии в середине 1920-х годов. Родилась она в деревне под Сызранью, рано потеряла родителей, подростком была отдана «в люди», в город. Потом прислуживала состоятельной семье в Бухаре, где и встретила красавца-шофера Никиту, вместе с которым поколесила по азиатским дорогам. Мой отец родился в Ургенче. В конце 1930-х дед Никита Филиппович оказался в лагере на Колыме, а бабушка, с двумя детьми на руках, в Ташкенте. Устинья Ивановна была неграмотна, работала санитаркой, разнорабочей. Естественно, в годы войны семье осужденного было вдвойне тяжело. Но она выдержала – дождалась деда, дала образование детям. Главной ее чертой было чувство собственного достоинства. «Никогда ничего не просить» – ее жизненное кредо я усвоила ребенком. Настолько хорошо, что, говорят, действительно никогда не просила ни игрушек, ни сладостей. Впрочем, я сейчас ловлю себя на мысли, что мои воспоминания о детстве – это большей частью рассказы бабушки мне обо мне. Я была первой из внуков и на внимание взрослых пожаловаться не могла.

Вот фотография, сделанная через год, где я с дедом:

Никита Филиппович вернулся с Колымы в конце 1940-х годов. Лет через десять ему вырезали одно легкое. Он работал механиком в гараже. Я помню дедушку и бабушку пенсионерами, когда самое тяжелое в их жизни было уже позади. У детей были семьи, пошли внуки. Старики совершили путешествие по Волге, навестили родственников в Москве, Ярославле, Саратове. По воскресеньям дед варил плов или бабушка пекла беляши для всего семейства. А в будни, когда бабушка пряла или вязала, дед вслух читал ей русскую классику. Было очень забавно, когда он у Толстого или Тургенева доходил до реплик на французском языке. Заглянуть в примечания он не догадывался, а начинал смело импровизировать:
– Тут он ей и говорит…

А это – январь 1954 года. Мои родители только что сходили в загс. Тетя Галя, младшая сестра папы, потешается над братом, которого теперь кто-то называет мужем:

А вот и мама рядом с тетей Галей на фоне заснеженного сада. На ней мой любимый дедовский тулупчик:

Как же замечательно было прижаться к дедушке или бабушке на диване, накрыться тулупчиком и вместе смотреть телевизор! Дом-то обогревался печкой. Телевизор появился, когда мне было лет шесть. Для неграмотной бабушки он стал окном в мир. Ее любимым фильмом была советская сказка «Светлый путь» с Любовью Орловой, а любимым артистом – Михаил Яншин.
В девять часов меня отправляли спать в соседнюю комнату, а на экране начиналось самое интересное. И тут я сделала открытие: если дверь чуть-чуть открыта, то экран телевизора отражается в зеркале перед моей кроватью! Главное было оставить приоткрытой дверь. Делалось это так. Меня отправляли спать. Я немного канючила и шла к своей кроватке. Надевала ночную рубашку и возвращалась в комнату к взрослым, чтобы пожелать им спокойной ночи, поцеловать в щечку и … оставить дверь приоткрытой. Ангельскому поведению родители умилялись около месяца, пока не застукали меня за просмотром фильма про любовь.
Ташкентская зима длилась недолго. После снегопада чаще всего выглядывало солнце, а небо становилось ярко-голубым. Слепить снеговика удавалось далеко не каждый год:

P.S. Бабушка умерла в новогоднюю ночь. На том самом диванчике перед телевизором, где шел «Голубой огонек».