День геолога Разное

Автор: Сергей Восковский

Первое воскресенье апреля, это, если кто не знает – День геолога. В нынешнем году он пришелся на четвертое число. День геолога – советский праздник, но мы его отмечаем до сих пор. Мы – группа, как говорится, товарищей. В эту группу входят те, кто заканчивал геологоразведочный факультет ташкентского политеха в 1972 году, а также их коллеги по «Узбекгеофизике».

Нас достаточно много, и, когда приходит время поздравлять друг друга с профессиональным праздником, наши почтовые ящики переполняются сообщениями, полученными по электронной почте. Их, сообщений, намного больше, чем на Новый год или любой другой праздник. Потому что нас всех так разбросало по миру, что во многих странах, где живут наши, главные праздники просто не совпадают.
Увы, кого-то сразили болезни, кто-то уже ушел от нас, но мы, оставшиеся, по-прежнему поддерживаем связь. Как радистка Кэт, до последнего мгновения.

Представьте себе, вы уезжаете из Узбекистана, уезжаете кто куда – в Россию, в Америку, в Израиль, в Финляндию, даже во Вьетнам, а потом вы все как-то находите друг друга. В интернете. Это – удивительно. В Израиле я нашел не только однокурсников и коллег, но и своего преподавателя. Но бывает, что, найдя в сети бывшего сослуживца, вы обнаруживаете, что он живет в десяти минутах пешего хода от вас. Так случилось со мной – оказалось, что мы уже в течение двух лет жили, можно сказать, через дорогу, и не встретились ни разу. Ну, конечно же, мы после этого постарались восполнить допущенный пробел, однако сам факт подобного устройства нашей постгеофизической жизни не мог не удивить нас.

Третьего апреля я получил от этого коллеги поздравление. К тексту письма был прикреплен звуковой файл. Я запустил его. Это была песня Юрия Кукина. Песня «про геологов».
Ах, сколько таких песен мы слышали. Сколько пели сами. Но голос Кукина вернул меня в то время, когда один из моих старших товарищей предложил мне послушать Кукина в «приватной атмосфере».
Я без всяких колебаний согласился. Я слышал до этого, что мой старший товарищ является одним из основателей ташкентского «Клуба собирателей песен», сокращенно – КСП, и что именно благодаря такому своему статусу он пригласил Юрия Кукина к себе домой «на манты».

Здесь следует сообщить нынешнему читателю, возможно, совершенно далекому от советских, а уж тем более, от узбекистанских реалий того времени, что манты… О, манты… Тот не ведал наслажденья, как пелось в пионерской песне, кто, нет, не картошки, а мантов, или как будет правильно сказать, не едал. Некоторые утверждают, что манты, равно как и лагман, являются блюдами уйгурской кухни. У этих названий, мол, один корень – «ман», что, вроде бы означает «мясо». Не знаю, так ли это, но лично я считаю и манты, и лагман, и много еще что, еденное во время жизни в Узбекистане, пусть и не узбекскими блюдами, но блюдами узбекистанскими, коими мы все, жившие там, не только наслаждались сами, но и щедро делились с нашими гостями.

Итак, мой старший товарищ сообщил мне по секрету, что Кукин обожает не только манты, но и узбекистанский портвейн, который предпочитает смешивать со знаменитым не менее, чем «Рижский черный бальзам», бальзамом «Абу-симбел», который производился именно в Узбекистане. Добавлю здесь, что в те достославные времена узбекский портвейн был отнюдь не плодово-ягодной «бормотухой», а вполне приличным виноградным вином, несшим на этикетках не только отличие в идее различных номеров, но и многочисленные медали. Я сам, во время командировки в Тюмень задолго до горбачевской антиалкогольной компании, был свидетелем того, как местные жители толпились перед гастрономом, сообщая любопытствующим, что вот-вот «выбросят узбекское». Столь высок был авторитет нашего узбекистанского портвейна.

В общем, товарищ взял на себя манты, а мы, приглашенные – все остальное. И в назначенный час, несколько робея от предстоящей встречи с автором известных нам с первого курса песен, позвонили в дверь квартиры нашего товарища.

Наше волнение оказалось беспочвенным. Кукин, приятный собеседник, хороший собутыльник (в лучшем, почти кавказском смысле этого слова), нисколько нас не подавлял. Он был не один, вместе с ним пришел Сергей Арно, впоследствии весьма известный человек, которого Кукин представил как артиста ансамбля, с которым он приехал в Ташкент.

Было хорошо, вкусно, весело. Кукин взял гитару нашего товарища. Он много пел в тот вечер. Песни, пусть и знакомые, исполнявшиеся автором, да к тому же еще и сидевшим за другим концом стола, производили волшебное впечатление. Мы уже были где-то далеко и от этого стола, и от Ташкента, а, может быть, и от Земли, когда вдруг из соседней комнаты раздался голос «нашего дорогого Леонида Ильича Брежнева». Да выключите же телевизор, закричали мы, но телевизор стоял в той комнате, где мы сидели, и его экран был темен. Из дверей вышел Арно, и, продолжая говорить голосом нашего бессмертного генсека, поставил на стол еще одну бутылку.

Если не ошибаюсь, это был год где-то 1982, до гласности и перестройки, а тем более до пародирования с эстрадных подмостков первых лиц государства было еще далековато, и, честно скажу, кроме восхищения талантом пародиста, нас охватило легкое (ну, может, и не очень легкое) чувство тревоги – как бы чего не вышло. Да, милостивые государи, увы, именно так.

Под утро, когда манты были съедены, песни спеты и выслушаны, когда окна начали светлеть, когда нашим утомленным восторгами душам уже не мог помочь никакой бальзам, даже и «Абу-симбел», кто-то предложил: а давайте послушаем, как мы все это записали. Давайте! Перемотали пленку, включили воспроизведение, но – увы. Как оказалось, уровень записи, если кто-то еще помнит терминологию, связанную с сохранением звука на магнитофонах тех времен, был установлен так, что ничего на пленке услышать было нельзя.

Кукин и Арно уехали на вызванном нашим товарищем такси. Как это ни странно теперь звучит, такая услуга тогда уже была доступна, при наличии, правда, в квартире телефона. Он в наличии был. Мы еще немного посидели. С нами посидела и девушка, которую мы не знали. Наш товарищ сказал, что она из КСП. Потом и она ушла. Ну, и мы за ней.

Через несколько дней мне кто-то рассказал об этих посиделках, причем, не зная, что я в них участвовал. И знаете, чем кончился этот рассказ? Все напились и заснули, а Кукин один сидел до утра, сказали мне. Я не стал возражать. Вполне возможно, что это выдумала девушка, которую мы не отправили домой на такси. Мы на нее не обиделись. В таком виде рассказ стал даже интереснее, он приобрел некую драматургическую завершенность. Вот и вся история о том, как мы слушали Юрия Кукина. Она вспомнилась мне, когда мой коллега прислал по электронной почте его песню, поздравив меня таким образом с Днем геолога.