Легенды, имена, фамилии, явки…-5. Финал?… История Старые фото

Пишет Олег Николаевич.
Начало темы: Части 1, 2, 3, 4, 5. Глава 1, 5. Глава 2.

Глава третья.
Святой Лука, архиепископ Симферопольский и Крымский, а в Миру Валентин Феликсович Войно — Ясенецкий является примером действительно бескорыстного служения своему призванию и редчайшим случаем преодоления всех нечеловеческих мучений, выпавших ему на его жизненном пути. «… Я всю жизнь был русским», — пишет Святой Лука в протоколе допроса в тюрьме в 1937 году, когда из него лейтенант ОГПУ Лацис методом физического воздействия вышибал показания о том, что он — шпион Ватикана…».

Владимир Александрович Лисичкин родился в Ташкенте в 1941 г. После школы поступил в Одесский политехнический институт, а затем в Киевский Государственный Университет (закончил их одновременно). В 1967 г. защитил кандидатскую диссертацию, в 1974 г. — докторскую по экономическим наукам, в 1980 г. получил звание профессора.
В.А. Лисичкин — действительный член трех российских и двух международных академий (Российской академии естественных наук, Российской инженерной академии, Международной академии информатизации, Американской Академии наук (Сан-Франциско), Болгарской академии наук).
Как депутат Государственной Думы В.А. Лисичкин известен в Краснодарском крае. Он разработал 17 законов, защищающих интересы Кубани. Владимир Александрович — генерал-лейтенант казачьих войск.
Будучи депутатом, В.А. Лисичкин внес в Государственную Думу более 150 законопроектов по важнейшим социально-экономическим проблемам. В настоящее время он — председатель Комитета Думы по труду и социальной политике. Комитет решает задачи социального обеспечения, труда и занятости. В.А. Лисичкин как председатель Комитета ведет настойчивую работу по защите интересов простых людей…
Как депутат Государственной Думы Лисичкин сумел получить доступ к документам, хранящимся в архивах НКВД и связанным с делами его деда — В. Ф. Войно — Ясенецкого…

«В.А. Лисичкин
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ВАЛЕНТИНА ФЕЛИКСОВИЧА ВОЙНО — ЯСЕНЕЦКОГО
Академик Владимир Александрович Лисичкин — родной внук В.Ф. Войно-Ясенецкого — родился в 1941 г. в Ташкенте. В.А. Лисичкин — кандидат философских наук, доктор экономических наук, действительный член четырех российских и пяти между народных академий наук. Владимир Александрович — основоположник новой научной дисциплины — прогностики, автор более 300 научных работ по управлению народным хозяйством, прогнозированию и экологии, в том числе 36 книг, многие из которых переведены в США, Японии, Англии,  Франции, Италии и др. странах.

От редакции
ХРОНОЛОГИЯ ЖИЗНИ СВЯТОГО ЛУКИ

Сам текст книги я опускаю, при желании Вы можете найти её в сети… реквизитов для поиска достаточно…
В Послесловии обращаю внимание на то, как сложно шел процесс воскресения памяти о Святом Луке.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Будучи в числе немногих представителей третьего колена архиепископа Луки, я испытывал неодолимую внутреннюю потребность и долг выразить свои чувства об ушедшем в 1961 году великом проповеднике.
Мои попытки достучаться до власть предержащих с мольбой и предложением опубликовать воспоминания родственников о великом соотечественнике (а я уже договорился с представителями второго колена — сыновьями архиепископа Луки Михаилом, Валентином и Алексеем о создании такого труда) оказались гласом вопиющего в пустыне. С конца 60-х до конца 70-х годов я пять раз обращался к секретарям ЦК КПСС, издательствам «Мысль», АПН, Прогресс. Партийные бонзы казенно отвечали, что тема не актуальна. А издатели упомянутых издательств цинично ссылались на дефицит бумаги и перегруженный редакционный портфель. Сейчас я понимаю наивность моих попыток достучаться христианской мольбой до атеистических сердец партийной номенклатуры.
Правда, единожды власти вспомнили о моих предложениях. Это случилось сразу же после выхода в западном издательстве «Имка-Пресс» книги Марка Поповского «Жизнь и Житие В. Ф. Войно — Ясенецкого» и чтения глав из этой книги радиостанциями «Свобода» и «Немецкая волна». Всех родственников поочередно вызывали в Московское, Одесское и Ленинградское УКГБ. Со мной, как москвичом, беседовал полковник Б. Ноткин из центрального аппарата КГБ. Он интересовался, как семейный архив, включая письма арх. Луки к детям и родственникам, попал к М. Поповскому. Надо сказать, что М. Поповский фактически нагло украл уникальные письменные памятники и фотографии, отражающие различные периоды жизни Святого Луки. Я не знаю, по какому праву бывший личный секретарь архиепископа Луки Е. Лейкфельд отдала М. Поповскому часть личного архива В. Ф. Войно — Ясенецкого. Но когда, бряцая регалиями члена Союза Писателей СССР, Поповский явился к моим одесским и ленинградским родственникам с просьбой ознакомить с личным архивом, то первая реакция была отказать. М. Поповский слезно просил хотя бы на неделю дать ему возможность ознакомиться с письмами архиепископа Луки, его рисунками, заметками, картинами, библиотекой. И сердце родственников дрогнуло.
Однако одна неделя превратилась в годы, а уникальные свидетельства о жизни Святого уплыли вместе с Марком Поповским за границу. Об этом эпизоде неприятно писать, но читатель должен знать истинное лицо так называемого писателя, а в действительности мошенника и вора М. Поповского. Несмотря на перенесенные от советской власти нечеловеческие страдания, архиепископ Лука никогда не был антисоветчиком. Как истинный христианин, он считал, что советская власть послана Богом русскому народу в качестве наказания за отступления от Божественных заповедей и народ должен пройти эти испытания и вернуться к Истинной Вере Православной.
Это и многое другое я изложил сначала устно, а потом в письменном виде полковнику Б. Ноткину. После доклада руководству КГБ о беседах со мной полковник посоветовал мне обратиться с предложением опубликовать воспоминания о Святом Луке в Издательский отдел Московской Патриархии, который в то время возглавлял архиепископ Питирим. При этом было заявлено, что КГБ не будет возражать и сообщит об этом архиепископу Питириму. Беседы эти, естественно, не доставляли мне особого удовольствия, тем более, что я сам находился «под колпаком» КГБ, но последний разговор меня, откровенно говоря, окрылил. Я в точности исполнил рекомендацию и письменно обратился с предложением в Издательский отдел Московской Патриархии. Двухмесячное ожидание ответа закончилось ударом для меня: «Издательский отдел не имеет возможности принять мое предложение». Мой дядя Валентин Валентинович Войно — Ясенецкий успокаивал меня: «Не переживай, Володя, при жизни владыку не очень жаловала Московская Патриархия за прямой и суровый характер. А после смерти — тем более». Но я был уверен, что Бог не оставит в тени истории память своего выдающегося пастыря. Так оно и случилось.
Правда, когда появилась возможность уже в послеперестроечные годы опубликовать воспоминания родственников о Святом Луке, дети — второе колено — уже ушли из жизни. Правда, и при их жизни на мой вопрос — почему Вы не пишете воспоминаний об отце — ни Михаил, ни Алексей, ни Валентин не смогли дать вразумительный ответ. Все трое были докторами наук и профессорами, прекрасно владеющими и научным анализом, и пером. Дочь не достигла таких научных высот, поэтому с нее и спроса нет.
Я чувствовал, что своими прямыми вопросами задел весьма болезненную для сыновей тему. И в беседах постоянно ощущал какой-то психологический барьер, закрытость душ собеседников, хотя встречали они по — родственному тепло и радушно. В то время мне не совсем удобно было объяснить им мои мотивы взять на себя такой ответственный труд, т. к. призыв взяться за воспоминания родственников о Святом Луке я получил еще в 60-е годы во время одного из вещих снов, которые волею Божию были мне посланы. И такое объяснение могло вызвать только улыбку у скорее материалистически настроенных сыновей. Сама идея написания воспоминаний воспринималась ими с воодушевлением, а когда речь заходила об их авторстве или соавторстве, возникали предложения дождаться реакции и разрешения официальных властей. Обсуждая со своей двоюродной сестрой Ольгой Войно — Ясенецкой причины такой реакции второго колена, мы пришли к выводу, что это — неизбывное и ничем не исправимое чувство вины перед отцом за то, что их заставляли отречься от отца под угрозой исключения из медицинского института. И это чувство, видимо, становилось своего рода табу на возможную мотивацию написания личных воспоминаний сыновей. Тем более, что двое из них — Михаил и Валентин — посвятили себя медицине, а Алексей — биологии, и им проще было бы, чем любому другому родственнику, освещать профессиональную деятельность хирурга, доктора медицинских наук, профессора В. Ф. Войно — Ясенецкого.
Факт остается фактом — дети архиепископа Луки унесли с собой к Господу Богу детали и нюансы их личного восприятия всех событий из жизни отца, восприятия своих отношений с отцом, оценку окружающими людьми всех неординарных поступков и решений Святителя. И сейчас они в ответе перед Богом. Каков этот ответ, нам знать не дано…»
Здесь я хочу показать Вам мою реконструкцию фотографии Валентина Феликсовича в начальный период пребывания в Ташкенте до событий 1917 года…
Фото получилось после совмещения небольшой серенькой фотографии с паспарту одного из ташкентских фотографов. После тонирования фото заиграло и настолько выглядит естественно, что прошу простить мне эту небольшую мистификацию – очень уж явно виден и характер и благородство В.Ф…

Далее обратимся еще к одному исследованию истории жизни В.Ф. – оно опирается на документы обнародованные Лисичкиным:
У каждого — своя Голгофа: очерк о трех ссылках
«Крестный путь» хирурга-профессора В.Ф. Войно-Ясенецкого — Архиепископа Луки — среди властей, «органов», раскольников и… «коллег-иуд»
…Биографы подсчитали, что его арестовывали 390 раз, а в заключении он провел, в общей сложности одиннадцать лет…
… Впервые с силой доносов профессор столкнулся, когда работал в Ново-Городской больнице в Ташкенте. Принципиальный главврач быстро нажил себе врага – некого, работавшего в морге, «товарища Андрея», лентяя, погрязшего в пьянстве и воровстве, но «пролетарски сознательного». Он то и «просигнализировал» органам, что – «…профессор оказывал предпочтение «белым», а «красных» не лечил, и, вообще — воспротивился размещению «красного» отряда на территории больницы». Бред, какой-то! Но суть пасквиля, полностью соответствовала текущему этапу «классовой борьбы», да и момент был выбран крайне удачно. Донос был передан в «органы» в период «чистки противников коммунистического режима» после «Осиповского мятежа» 1919 года.
Так что бумажки, состряпанной «товарищем Андреем», оказалось достаточной, чтобы Валентин Феликсович с помощником, доктором Р.А. Ротенбергом, были арестованы и отконвоированы в железнодорожные мастерские, в которых и вершили «скорый ревсуд». На разбор каждого «дела» и вынесение приговора, а он был всегда один – «расстрелять!», — палачи тратили буквально по нескольку минут. Приговоры приводили в исполнение немедленно, здесь же, под мостом. Но судьба, на этот раз, была благосклонной к врачам. Вмешательство «высокопоставленного партийца», лично знавшего Войно-Ясенецкого, спасло им жизнь…
… Событие, случившееся в Ташкенте в 1921 году, было сродни разорвавшейся бомбе. Еще бы – в то время как вся страна, смертельно инфицированная «воинствующим атеизмом» вела непримиримую войну с религией, известный и заслуженный человек, главврач ташкентской больницы, блестящий хирург, доктор медицины, автор ряда монографий, наконец, преподаватель медицинского факультета Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий принимает… священнический сан. Что это? Зачем это?! Непонятно… Ведь он не какой-то «полуграмотный мужик одурманенный попами», а профессор!
Действительно – Зачем?! Начало 20-х годов было для Русской Православной Церкви трагическим. По стране катилась мощная волна антирелигиозной пропаганды. Не проходило дня, чтобы в газетах не появлялось объявлений об аресте священников и епископов. Тюрьмы были переполнены священниками, отвергнувшими обновленчество и сохранившими верность Патриарху Тихону. Открытые судебные процессы, на которых их обвиняли во всех смертных грехах, шли повсюду. И… расстрелы, расстрелы…
Принятие священства в двадцатые годы требовало от человека немалого мужества.
Надеть рясу в то время, когда люди боялись упоминать в анкете дедушку-священника, когда на стенах домов висели плакаты — «Поп, помещик и белый генерал — злейшие враги Советской власти», — вспоминала медсестра М.Г. Канцепольская, — «…мог либо безумец, либо человек безгранично смелый. Безумным Войно-Ясенецкий не был…».
Он верил в справедливость. Он протестовал своим поступком. Поэтому он и не побоялся открыто вступиться за Православную веру, которую власти стремились вытеснить из сердец и памяти людей. Вот его собственные слова, объясняющие, почему он это сделал — «При виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом нашим Иисусом Христом, мое сердце громко кричало — «не могу молчать!» И я чувствовал, что мой долг — проповедью защищать оскорбляемого Спасителя нашего и восхвалять Его безмерное милосердие к роду человеческому».
Реакция сотрудников больницы на священство Войно была отрицательной. Только некоторые – затаились, ожидая реакции властей, а большинство – сразу же заняли «классово-враждебную», и даже, агрессивную позицию. «В первый же день, когда Войно-Ясенецкий явился в больницу в духовном облачении, ему пришлось выслушать резкое замечание своей всегда послушной и добросовестной ученицы Анны Ильиничны Беньяминович — «Я неверующая, и, что бы вы там ни выдумывали, я буду называть вас только по имени-отчеству. Никакого отца Валентина для меня не существует»…
…Да что уж говорить о врачах! Врачи всегда отличались покорностью властям. Прикажут свыше – и осудят, пригрозят увольнением – и подпишут любой донос. Лишь бы быть угодным начальству. Лишь бы самого не трогали. Врачи… Даже известная всем своим легкомыслием студентка-медичка Капа Дренова, а по совместительству «штатная подруга бессонных ночей» всех охочих до женских прелестей, не упускала возможности поносить профессора — «Вы только кокетничаете своей рясой. Поклонение верующих ласкает ваше честолюбие». Вот так, только из за нападок на священника и сохранила история имена этих «политически зрелых» атеистов. А ведь и остальные, в окружении Войно-Ясенецкого были такими же?!..
 
… В 37-м году святителю исполнилось 60 лет, а в стране наступила очередная волна массовых репрессий – «ежовщина». В ночь, с 23 на 24 июля, В.Ф. Войно-Ясенецкого арестовали, хотя ордер на его арест и обыск оперуполномоченный УГД НКВД УзССР Кириллов подписал еще 20 июля. Обвинение – в основном стандартное для той поры – «участие в контрреволюционной церковно-монашеской организации, ставящей своей целью активную борьбу с советской властью, убийство Сталина, свержение существующего строя и возврат к капитализму». Понятно, что не обошлось и без «шпионажа в пользу иностранной разведки». Для начала был указан Ватикан. Но было и новое. Профессору добавили обвинение во «вредительстве». Учитывая его профессию, вредил он изощренно — «…убийствами больных на операционном столе». Даже обнаруженные во время обыска в доме Валентина Феликсовича 6 ампул морфия были приобщены к «делу», как орудие диверсанта. Ими, он — «…собирался убивать политических деятелей и военачальников?!».
Основной упор следствие, все-таки, делало на «поповский заговор». С начала 1937 года четвертым отделом УГБ НКВД – так, к тому времени стало называться ОГПУ — была проведена тщательная разработка всех священослужителей для раскрытия – «… разветвленной шпионско-диверсионной организации, свившей гнездо под сенью Русской Православной Церкви».
Одновременно с Лукой были арестованы «подельники» — архиепископ Ташкентский и Среднеазиатский Борис (Шипулин), архимандрит Валентин (Ляхоцкий), несколько священников кладбищенской церкви Ташкента, в том числе — протоиерей Михаил Андреев и протодиакон Иван Середа. Такой состав арестованных был, достаточно неуклюжей попыткой «органов» маскировки своих «сексотов» (секретных сотрудников – осведомителей). Насколько их связи с органами оставались «секретными» для окружающих говорит то, что еще с 1936 года, в кругах священников, всем было известно, что архиепископ Борис (Шипулин) являлся штатным провокатором, а стаж сотрудничества с НКВД «сексота» — протодиакона Середы, имевшего кличку «аблезлая крыса», и вовсе превышал десятилетие. Воистину — «Господь знает все дела людей и начинания их, и помышления их и сердца их». (3 Езд. 16:55)
Сначала, арестованного В.Ф. Войно-Ясенецкого поместили во внутреннюю тюрьму НКВД, а потом перевели в центральную — областную, в седьмую камеру второго корпуса. В эту камеру, с цементным полом, размерами всего шесть на шесть метров, «ежовские» палачи ухитрялись «утрамбовывать» на трехъярусных нарах и на полу до 300 «преступников»!
Печален тот факт, что «коллеги-тюремные врачи» не «обратили внимания» на целый букет тяжелых хронических заболеваний заключенного и выдали справку о возможности содержания Валентина Феликсовича в таких невыносимых условиях. Может быть надеялись, что он умрет до суда?
«Ежовский режим» был поистине страшен. «Когда к власти приходят сукины дети, собачья жизнь начинается у всех». Истязания, применявшиеся в застенках НКВД, были способны сломить практически любого. В своих «Мемуарах», архиепископ Лука вспоминал пережитое – «…голодовки, побои и, главное,— конвейер. Этот страшный конвейер продолжался непрерывно день и ночь. Допрашивавшие чекисты сменяли друг друга, а допрашиваемому не давали спать ни днем, ни ночью». И далее – «Я опять начал голодовку протеста и голодал много дней. Несмотря на это меня заставляли стоять в углу, но я скоро падал от истощения. У меня начались ярко выраженные зрительные и тактильные галлюцинации. То мне казалось, что по комнате бегают желтые цыплята, и я ловил их. То я видел себя стоящим на краю огромной впадины, в которой был расположен целый город, ярко освещенный электрическими фонарями. Я ясно чувствовал, что под рубахой на моей спине шевелится змей. От меня неуклонно требовали признания в шпионаже, но в ответ я только просил указать, в пользу какого государства я шпионил. На это ответить они, конечно, не могли. Допрос конвейером продолжался тринадцать суток, и не раз меня водили под водопроводный кран, из-под которого обливали мне голову холодной водой».
В начале декабря 1937 года измученного епископа все же заставили подписать протокол допроса. Он написал так — «Признать себя контрреволюционером я могу лишь в той мере, в какой это вытекает из факта проповеди Евангелия…».
Современник, уже привыкший к свободе слова, к проявлениям, хотя и эрзац- , но все же демократии, черпающий сведения о том периоде истории только из прессы, преимущественно «глянцево-желтой», с удивлением может спросить – «А как же «общественное мнение»? Как отнеслись к аресту знаменитого профессора его вчерашние пациенты, из которых многие занимали очень весомые посты? Власти города и республики? Чиновники минздрава и руководство медицинского института? Да в конце-концов коллеги по работе в больнице и соратники в служении Богу? Неужели никто даже не попытался подать свой голос в его защиту?».
К сожалению, за Войно тогда никто не заступился. Имя репрессированного профессора с момента ареста поспешно вычеркнули из официальной медицины. «Очерки гнойной хирургии» были изъяты из библиотек. В юбилейном сборнике — «XX лет Ташкентского медицинского института», изданном в 1939 году, имя Войно-Ясенецкого ни разу не упоминается, нет его фамилии и в перечне работ, опубликованных врачами Ташкента за те годы. Насаждалось забвение.
В период хрущовской оттепели, а потом во времена «разгула перестройки» увидели свет несколько публикаций, где сразу же появились «друзья и соратники» трагических лет жизни Валентина Феликсовича. А как же иначе – власти то уже позволили! Упоминаться рядом с именем Владыки стало престижным. Круг таких «друзей» непрерывно расширялся. Его сразу все полюбили, и – начались спекуляции на причастности к трагическим страницам биографии великого мученика Луки. Некоторые даже успели сделать себе неплохой пиар – обрели ареол «борцов с тоталитарным Сталинско-Ежовским прошлым». Но… никто из них не ожидал, что в 90-е годы ХХ века внук профессора-святителя — академик В.А. Лисичкин получит доступ к подлинным документам следствия. И, как всегда, правым оказался Екклезиаст – «Любое дело, что свершилось тут. Постыдным оно было или славным, Бог неизбежно призовет на Суд, все тайное на свете станет явным!»
В.А. Лисичкин повествованием в своей книге «Крестный путь святителя Луки», основываясь на протоколах допросов и доносах «сексотов» разрушил многие «легенды» вокруг имени Валентина Феликсовича, созданные, по его мнению, М. Поповским и поддержанных и другими авторами. Как оказалось, немало из тех, кого считали друзьями Святителя Луки, а именно – М. Слоним, Р. Барская, Г. Ротенберг, Р. Федермессер, на самом деле, на допросах в НКВД лжесвидетельствовали против В.Ф. Войно-Ясенецкого.
Впрочем, даже М. Поповский, считавший М.И. Слонима другом Войно-Ясенецкого, приводил в своей книге красноречивый факт. Уходя на этап, Войно обратился к сидевшим с ним ташкентским врачам и ученым и попросил – «… кому Бог пошлет выйти на волю, пусть похлопочут вместе с другими профессорами о смягчении его участи…. Ведь я ничего дурного не сделал. Может быть, власти прислушаются к вашим просьбам…».
Полгода спустя, летом 1940-го, эту просьбу А.А. Аковбян передал просьбу профессору М.И. Слониму. Но старый «друг», теперь уже орденоносец, депутат, заслуженный врач, замахал испуганно руками — «Что вы, что вы, нет, нет…».
А вот и выписки из протоколов допросов «свидетелей» из уголовного дела №4335 (1937 г.), изученного В.А. Лисичкиным.
НКВД СССР
Народный комиссариат внутренних дел УзССР
Управление Государственной безопасности
Протокол допроса
11 сентября 1937 г., Я, оперуполномоченный 4-го отдела ГБ НКВД Уз, Кириллов допросил в качестве свидетеля Трофимовскую Марию Дмитртиевну…
Род занятий сестра-хозяйка в поликлинике №1 Красного полумесяца.
Вопрос: Как Войно-Ясенецкий относился к больным?
Ответ: Относился он к больным грубо и невнимательно и больных в большинстве своем не удовлетворял и никаких объяснений не давал о болезни и лечении. Были частые случаи, когда больные приходили к нему с рецептами и говорили, что этого лекарства, выписанного им, в аптеках нет, и просили его заменить другим лекарством. Войно-Ясенецкий в этих случаях грубо отвечал больным – «В аптеках теперь чего можно купить? – осталась только вода и земля». На вопрос больных, нельзя ли заменить лекарство другим лекарством, Войно-Ясенецкий отвечал – «Хлеб водой не заменишь».
И еще…
Выписка из протокола допроса Шипулина Бориса Павловича 28.Х.37 г.
1874 г.р., архиепископ среднеазиатской епархии.
…из известных мне фактов контрреволюционной подрывной работы мы сумели охватить часть медицинских учреждений и часть товарно-снабженческих организаций: по медицинским учреждениям основную роль играл Войно-Ясенецкий.
По месту своей работы в институте неотложной медицинской помощи Войно-Ясенецкий окружил себя антисоветскими элементом, при прямом содействии которого удавалось вредить делу оказания медпомощи трудящимся.
В начале 1937 года в Институт неотложной помощи был доставлен на излечение один из передовых мастеров хлопководства, орденоносец… Лечение этого орденоносца было организовано вредительски, в результате чего последовала смерть. О его смерти ни родные, ни организации, пославшие его на излечение, уведомлены не были, а труп был зарыт вместе со случайными телами, умершими в институте. Этот открытый враждебный акт против советской власти вызвал резкое недовольство трудящихся, которые требовали сурового наказания виновников, однако, благодаря круговой поруке, Войно-Ясенецкий, который был основным виновником этого вредительского акта, остался неразоблаченным.
В этом же 1937 году в институте на излечении находился 8-летний мальчик. Во время операции этот мальчик был отравлен хлороформом…
Допросил: Нач. отд. 4-го отдела УГБ НКВД Уз
Ст. лейтенант госбезопасности Лацис
А вот и выписки из протоколов допросов коллег профессора:
Протокол допроса подследственного Слоним Михаила Ильича от 2.VI.38 г.
Вопрос: Что вам известно о контрреволюционной деятельности Войно-Ясенецкого?
Ответ: О контрреволюционной деятельности Войно-Ясенецкого я только могу сказать следующее, что Войно-Ясенецкий, являясь идейным и непримиримым врагом советской власти, в 1921 году принял сан священника и позже принял сан епископа, встал на путь активной борьбы с советской властью, за укрепление Церкви, разрушаемой советской властью и большевиками, используя для этого свой большой авторитет профессора-хирурга среди верующих.
Будучи епископом Войно-Ясенецкий проводил контрреволюционную деятельность, направленную против советской власти. Группировал вокруг себя весь контрреволюционный элемент для активной борьбы с советской властью за укрепление Церкви…
Протокол с моих слов записан верно, мне прочитан, в чем расписуюсь.
Михаил Слоним
Допросил пом. опер. упол.
4-го отдела УГБ НКВД Уз
Сержант госбезопасности Воргин
Дали обвинительные показания на Валентина Феликсовича, достаточные для «расстрельной статьи», и другие «коллеги-хирурги», из его ближайшего окружения — Р.К.Федермессер и, спасенный им когда-то от расстрела во время «Осиповского мятежа» в 1919 году в Ташкенте, тогда — молодой врач, а в 37-м уже – профессор — Г.А. Ротенберг.
Истина проста, как мир – «своя рубашка ближе к телу». Пусть даже ценой жизни коллеги, друга, Учителя.
А разве сейчас, что-то изменилось? Разве сейчас врачи не топят по воле самовлюбленного начальника опального коллегу? Не дают «нужные» показания, не подписывают коллективные обличительные доносы? Может быть права была публицист С.Ю. Гукова, определившая, в чем слабость врачебного сообщества — «Одна из причин происходящего — разобщённость коллег. Врачи чем-то похожи на евреев в гетто — может удасться заплатить надсмотрщику, так останусь жив». Надолго ли?
После более чем двух лет тюремных истязаний – конвееров, побоев, карцеров, голодовок – в феврале 1940 года, последовало решение Особого совещания при НКВД СССР, которое Лука так и не признал. Это спасло ему жизнь. Из 16 проходивших по этому делу архиереев – 15 подписали приговор и были расстреляны. В живых остался только один он, хотя наказание, по каждой из четырех инкриминируемых ему статей, было только одно – смерть. Вместо расстрела Войно-Ясенецкий получил 5 лет ссылки в Красноярский край. Ну что ж, все тогда могло закончиться много печальнее… «Христа осудили и казнили, не имея против него ни одного реального обвинения, и поэтому ему не было что предъявить»…

…В 1961 году он отслужил последнюю свою Литургию на Рождество. Последнюю проповедь сказал в Прощеное воскресенье. Преставился святитель Лука 11 июня 1961 года. В этот день Церковь праздновала память всех Cвятых, в земле Российской просиявших.
Его секретарь написала о последних днях святителя – «Не роптал, не жаловался. Распоряжений не давал. Ушел от нас утром, без четверти семь. Подышал немного напряженно, потом вздохнул два раза и еще едва заметно — и все».

* * *
А на его надгробии высечено:
Архиепископ Лука Войно-Ясенецкий
18 (27). IV.77 – 19 (11).VI.61
Доктор медицины, профессор хирургии, лауреат.

Я обещал не давать оценок написанному…читайте и делайте выводы сами.
Конец.